Раньше, когда Наталья увлеченно рассказывала о тех проблемах, над которыми размышляла в своей будущей диссертации, то начинала ощущать себя актрисой на сцене, которая полностью входит в роль и забывает собственное "я". Ее речь тогда лилась быстро и звонко, она розовела, хорошела (как уверяли студенты) и совершенно забывала о времени, прерываясь только со звонком. Но теперь, к концу семестра, когда приходилось говорить об одном и том же много раз подряд, играть одну и ту же роль перед разными аудиториями, она начинала все больше охладевать к этому "театру". Нет, Наталья продолжала вести себя точно так же, и студенты слушали ее столь же увлеченно, но внутренне она оставалась холодной, не слишком радовалась вопросам, а звонку уже не удавалось застать ее врасплох, поскольку она украдкой то и дело посматривала на часы. Может, это называлось профессионализмом, а может, нечто подобное испытывает посредственный актер, который всякий раз, изображая на сцене бурное объяснение в любви, думает при этом о скором конце спектакля и предстоящем скандале с тещей. И этот скандал волнует его гораздо сильнее всех сценических коллизий.
Возможно, Наталья просто не родилась преподавателем, да и актрисой тоже.
- …Могу вам сказать больше. Это чувство счастья, которое я имела в виду, является наиболее точным индикатором того, насколько близки мы к цели своей жизни, насколько довольны тем, что нам удалось и удается сделать, воплотив замыслы и реализовав желания. И потому жизнь не может быть счастливой, но бессмысленной - во всяком случае, для здоровых людей.
Все слушали, затаив дыхание, и наступил тот самый момент, который, как уверяют в своих интервью актеры, является высшей целью мастерства, когда зритель полностью в их власти и готов внимать и сочувствовать всему, что слышит со сцены. Но Наталью это уже не вдохновляло - что ей восторги этих восемнадцатилетних, что ей их юношеские порывы, то искренние, то циничные, когда у нее такие проблемы с деньгами!
Наталья встряхнула запястьем - еще пятнадцать минут надо о чем-то говорить, но, видит Бог, как же ей все это надоело!
- И в заключение выслушайте еще одну мысль, которую мы, может быть, обсудим в следующий раз. Конечно, сейчас мы живем в трудные времена, и нам кажется, что именно они-то и являются главным препятствием для счастья. Но задумайтесь над тем, что, кроме временных общественных трудностей, существуют и вечные, непреходящие, от которых не избавиться никакими реформами, - и вот они-то гораздо страшнее. Время и смерть! - у нее даже голос осекся. - Вот, что у самых благополучных людей способно вызвать тоску и уныние. Главное препятствие для счастья - знать, что оно неизбежно кончится! Для вас, - тут она, усмехнувшись, поправилась, - для нас, поскольку я ненамного старше, это пока еще вещи абстрактные, но вовсе не значит, что о них следует забывать. Смерть гораздо страшнее, чем отсутствие красивой любовницы или японского автомобиля, а счастье возможно лишь тогда, когда мы забываем о смерти…
В этот момент дверь в аудиторию приоткрылась и показалась голова Надежды, которая сделала ей знак. Наталья извинилась перед студентами и вышла в коридор.
- Ну, ты чего?
- Тебе звонит какой-то солидный мужик.
- Это ты по голосу определила? - усмехнулась Наталья.
- Нет, просто у него есть секретарша. Именно она сначала все выяснила, а потом передала ему трубку. - Надежда хитро прищурилась. - Кого это ты увлекла, красавица?
- Понятия не имею. У меня еще занятие.
- Да брось ты, пять минут до звонка. Отпусти их и все.
До звонка оставалось не пять минут, а десять, но Наталья уже и сама заинтересовалась, тем более что ее рабочий телефон знали только родственники. Она простилась со студентами и вслед за Надеждой направилась на кафедру. Единственное предположение, которое у нее было, когда она брала трубку, - что это очевидная ошибка, которая тут же выяснится.
- Алло.
- Добрый день. Это говорит Афанасьев Дмитрий Анатольевич. Я надеюсь, вы меня еще помните?
- Да, конечно. - Она сразу все сообразила. Зная институт и кафедру, определить телефон не составило труда.
- У вас все в порядке?
- Да, в порядке.
- Я бы хотел поздравить вас с наступающим Новым годом и пожелать успехов в научном творчестве. Мне кажется, это главное, что вам нужно, поскольку все остальное вы можете иметь в тот момент, когда пожелаете… - Голос был спокойный, уверенный, доброжелательный.
Наталья не знала, что отвечать, а потому молчала.
- Новый год, вероятно, встречаете с мужем?
- Да, конечно.
- А что вы скажете о встрече старого Нового года?
- Ничего не скажу, кроме того, что его придется встретить.
Он рассмеялся.
- Браво, вы все такая же остроумная. А то я, слушая только ваши "да", начал беспокоиться: с вами ли говорю? Мне бы хотелось узнать, не могли бы мы встретить его вместе?
- Нет, вряд ли, боюсь, не получится. - Необходимо было резко встряхнуться от этого обволакивающего и гипнотизирующего голоса.
- Но почему? - Мужчина, кажется, искренне огорчился, потому что торопливо продолжил разговор.
Однако Наталья уже не воспринимала его слова, так как ее внимание в этот момент отвлекло неожиданное явление. В дверь кафедры постучали, затем она приоткрылась, и на пороге появился один из ее недавних спасателей, тот самый, что "вырубил" Зефира. В руках у него был огромный букет темно-красных роз, завернутых в блестящий золотистый целлофан. Этот букет казался просто чудом среди дешевой канцелярской мебели, во всяком случае, они с Надеждой слегка оторопели. Увидев, что Наталья разговаривает по телефону, телохранитель Афанасьева кивнул ей с улыбкой, положил букет на свободный стол, знаком показал - "это вам", и исчез.
- Спасибо за цветы, я их только что получила, - прервала она Афанасьева на полуслове. - Вы что, решили изображать из себя доброго волшебника? - Видимо, в ее голосе послышались нотки злости, потому что он сразу сменил тон.
- Нет, Наталья, просто вы мне очень нравитесь, и я был бы откровенно счастлив встретиться с вами вновь. Я не назойлив и не станут вам досаждать, но, прошу вас, не отказывайтесь.
Она почувствовала, что одержала победу, и теперь испытывала по этому поводу какое-то успокаивающее удовлетворение. Ну что ж, к побежденным следует проявлять снисходительность.
- Хорошо, позвоните мне после Нового года еще раз.
- Ну, с наступающим! - первым изрек я, поднимая свой стакан.
- Будем здоровы! - отозвался Валера (мой бывший однокурсник, а ныне один из арендаторов булочной, находившейся на Ленинском проспекте), стряхивая крошки хлеба со своего объемистого живота, который в сочетании с черной бородой делал его похожим на классического булочника из старинных немецких сказок.
Выпивка происходила в разгар рабочего дня в подсобном помещении этой самой булочной, куда я заглянул, чтобы "проведать старого приятеля".
Мы выпили, закусили свежей колбаской и закурили. Пока Валера вновь наполнял стаканы, я взял в руки газету "Все для вас".
- Обрати внимание на брачные объявления. Никто не ищет счастья! Всем женщинам требуются обеспеченные мужчины, которым они гарантируют нежность и страстность, а всем мужчинам требуется красота и секс, причем совершенно бесплатно.
- А чего бы ты хотел? - усмехнулся Валера. - Чтобы так и писали - хочу быть счастливым или счастливой?
- Да, это, пожалуй, было бы глупо… Счастье - это такая трудноуловимая штука, что его нельзя ни планировать, ни загадывать, ни даже искать. Оно появляется спонтанно - или не появляется вовсе. Кстати, по поводу этих самых знакомств по объявлению. Однажды я попытался позвонить одной такой даме, и она согласилась со мной встретиться.
- Ну и как?
- Честно сказать, внешне она мне совершенно не понравилась, хотя мы довольно мило побеседовали. Она мне даже рассказала о своих предыдущих встречах по тому же самому объявлению.
- И что же она рассказала?
- О, ты знаешь, она казалась дамой неглупой, поэтому ухитрилась составить весьма занятную классификацию своих собеседников. Первыми в этой классификации шли агрессивные хамы. Этим обладателям самых неприятных голосов ничего не стоило, даже не поздоровавшись, заявить примерно следующее: "Ну что, мать, ты готова? Я беру пузырь и выезжаю, а ты пока порежь закуску и разбери нам постель".
- А как она реагировала на такие заявления? - поинтересовался Валера.
- Сначала цепенела от ужаса, бросала трубку и несколько часов подряд не подходила к телефону. Потом изобрела другую тактику и стала самым холодным тоном объяснять "товарищу", что ему следует поискать где-нибудь в другом месте. Вскоре, однако, неугомонные хамы довели ее до того, что она начала материться не хуже кладовщицы. Самое интересное, что, услышав "родную речь", хамы моментально добрели, а некоторые даже перезванивали, чтобы извиниться и "поговорить по душам".
Второй тип по вежливости обращений мало чем уступал первому. Она называла его "кавказцы". Эти дети гор порой принимали ее за диспетчера службы "досуга" и радостно кричали своими гортанными голосами: "Скажи, мамаша, сколько стоит дэвочка?" Ну, от них она быстро нашла противоядие - купила номер "Московского комсомольца" и стала говорить следующее: "Вы знаете, телефон нашей фирмы поменялся, поэтому перезвоните по следующему номеру…" - и давала телефон первой попавшейся фирмы досуга.
- Неплохо!