Джильберт встал и ушел в библиотеку: может, хоть там усталый человек найдет немного покоя? А тетя Ма-Рия, которая не испытывала симпатий к миссис Корнелии, тоже встала и ушла к себе в комнату. Так что миссис Эллиотт нашла Энн в гостиной одну. Против своего обыкновения, достойная матрона не принялась сразу же выкладывать последние сплетни. Вместо этого, раздевшись, она села рядом с поникшей подругой и взяла ее за руку.
- Энн, дорогая, в чем дело? Я же вижу, что-то не так. Неужели вас так замучила эта старая зануда Мария?
Энн попыталась улыбнуться.
- О, миссис Корнелия… я понимаю, что глупо так расстраиваться из-за всяких пустяков… но сегодня у меня просто иссякло терпение. Она… она отравляет нам жизнь…
- Но почему вы не скажете ей, чтобы она убиралась восвояси?
- Не можем, миссис Корнелия. Во всяком случае, я не могу, а Джильберт не хочет. Он говорит, что если выгонит из дома родственницу, ему будет стыдно перед самим собой.
- Чушь собачья! - воскликнула миссис Корнелия. - У нее полно денег и прекрасный дом. Разве это значит выгнать - сказать, чтобы она ехала к себе домой?
- Нет, конечно… но Джильберт… по-моему, он не понимает, как мы все от нее страдаем. Он так редко бывает дома… и на самом-то деле все это такие мелочи… мне даже стыдно…
- Знаю, милочка, знаю я, как такие мелочи могут отравить жизнь. Но мужчине этого не понять. У меня есть знакомая в Шарлоттауне, и она говорит, что у Марии Блайт в жизни не было ни одной подруги. Она на всех наводит тоску. Вам нужно набраться мужества, милая, и сказать мужу, что больше вы ее терпеть не намерены.
- У меня такое ощущение, как бывает во сне - словно я хочу от кого-то убежать, но у меня вязнут ноги, - пожаловалась Энн. - Если бы это случалось изредка… но это повторяется изо дня в день. Хоть за стол не садись. Джильберт говорит, что разучился резать ростбиф.
- Вот это-то он заметил, - ядовито вставила миссис Корнелия.
- За столом совсем нельзя разговаривать, потому что, кто бы что ни сказал, тетя Мария обязательно его оборвет. Она без конца придирается к детям - дескать, не так держат вилку или ложку - и особенно любит делать это при гостях. Раньше у нас всегда было так весело за столом… а теперь… Она терпеть не может, когда люди смеются, а вы ведь знаете, как мы любим шутить и смеяться… точнее, любили. Она следит за каждым нашим словом или выражением лица. Сегодня, например, спросила: "Чего это ты куксишься, Джильберт? Вы что, поссорились с Анни?" И это просто потому, что мы молчали за столом. Муж всегда расстраивается, когда у него умирает пациент, которого, как он считает, можно было вылечить. И затем она прочитала нам целую лекцию о том, как глупо ссориться, и напомнила, что сказал апостол Павел: "Солнце да не зайдет во гневе вашем". После-то мы над этим посмеялись… но в тот момент… Со Сьюзен они не в ладах. А как мы запретим Сью бурчать себе под нос в ответ на выпады тети Марии? А когда та сказала, что Уолтер страшный лгунишка - потому что она подслушала, как он рассказывал Ди длинную историю о человеке, который живет на луне и которого он якобы встретил в окрестностях, Сьюзен сказала ей, чтобы она прополоскала рот мыльной водой. Они тогда со Сью схватились не на жизнь, а на смерть. И какие жуткие вещи тетя Мария говорит детям! Нэнни она заявила, что один непослушный ребенок умер во сне, и девочка теперь боится засыпать. А Ди она сказала, что если та будет хорошо себя вести, ее родители будут любить ее так же, как любят Нэнни, хотя у нее и рыжие волосы. В тот раз Джильберт страшно рассердился и весьма резко с ней поговорил. Я надеялась, что, может, она обидится и уедет… хотя мне было бы неприятно, если бы она уехала от нас оскорбленной. Но тетя Мария просто пустила слезу и сказала, что не подразумевала ничего плохого. Ей говорили, что одного из близнецов всегда любят больше, и ей казалось, что мы больше любим Нэнни и что Ди это понимает. Тетя Мария проплакала всю ночь, и бедный Джильберт почувствовал себя извергом, так что еще и извинился перед ней!
- Одно слово - мужчина, - прокомментировала миссис Корнелия.
- Ох, не надо было мне вам жаловаться, миссис Корнелия. Когда я вспоминаю, сколько у меня в жизни хорошего, мне становится стыдно, что я обращаю внимание на такие пустяки, хотя они не делают жизнь счастливее. И потом… она не всегда такая уж противная… иногда бывает даже ничего…
- Так я и поверила, - саркастически заметила миссис Эллиотт.
- Да-да. Она даже старается быть доброй. Я как-то сказала, что мне хочется купить новый чайный сервиз, и она послала заказ в Торонто и подарила мне сервиз. Только, миссис Корнелия, он такой безобразный!
Энн засмеялась, но ее смех перешел во всхлипывания.
- Знаете, хватит о ней говорить. Мне уже легче, после того как я все вам вывалила. Посмотрите на малышку, миссис Корнелия. Правда, у нее замечательные ресницы? Их особенно хорошо видно, когда Рилла спит. Расскажите мне лучше последние новости.
К тому времени, когда миссис Эллиотт ушла, Энн совсем стряхнула с себя меланхолию. Но все-таки она долго задумчиво сидела перед камином. Она ведь не все рассказала миссис Корнелии. А Джильберту ничего из этого вообще не следует рассказывать. А все же сколько мелких неприятностей приносит ей тетя Мария!
"До того мелких, что на них вроде и жаловаться неловко, - думала Энн. - Но ведь такие пустяки и проедают дыры в жизни, как моль, и безнадежно ее портят…"
Энн вспоминала, как ведет себя тетя Мария при гостях - словно хозяйка в доме не Энн, а она. А иной раз сама приглашает гостей, ни слова не сказав Энн. "Можно подумать, что это вовсе не мой дом". Как тетя Мария переставила мебель, когда Энн не было дома: "Надеюсь, ты не возражаешь, Анни? Мне кажется, что стол должен стоять здесь, а не в библиотеке". Как тетя Мария во все сует нос… задает вопросы на интимные темы… всегда входит к ней в комнату без стука… всегда ей мерещится, что пахнет дымом… вечно намекает, что Энн слишком фамильярно болтает с Сьюзен… непрерывно придирается к детям… так трудно убедить их не огрызаться - да и не всегда получается…
Как-то раз Джефри четко выговорил: "пвотивная ставуха". Джильберт хотел его отшлепать, но Сьюзен не дала.
"Она нас совсем запугала, - думала Энн. - Только и думаем: а что скажет тетя Мария? Мы готовы на любые уступки, лишь бы она не принялась опять лить слезы. Нет, дальше так жить нельзя!"
И тут Энн вспомнила слова миссис Корнелии о том, что у Марии Блайт никогда не было подруг. Как это ужасно! Энн, у которой была так много друзей, вдруг пожалела женщину, у которой нет ни одной подруги, которую не ждет ничего, кроме одинокой старости, к которой никто не обратится в поисках утешения, тепла и любви. Нет, решила она, надо набраться терпения. Все эти раздражающие вещи - на поверхности. Не могут они отравить глубинный источник жизни и любви.
- Что-то я слишком уж стала себя жалеть, - сказала Энн, вынимая из кроватки Риллу и с восторгом прижимаясь лицом к ее шелковистой щечке. - Пожалела и хватит. Стыдно так распускаться!
Глава тринадцатая
- Почему-то у нас больше не бывает настоящей зимы, правда, мама? - мрачно заметил Уолтер.
Действительно, снег, выпавший в ноябре, давно растаял, и весь декабрь окрестности Глен Сент-Мэри лежали темные и унылые, а рядом плескалось серое море с пятнами холодной белой пены. Солнце показывалось очень редко. Напрасно дети молили Бога, чтобы Он ниспослал на Рождество снегопад. Однако приготовления к Рождеству шли в Инглсайде полным ходом, и в последнюю перед Рождеством неделю дом был полон секретов, перешептываний и вкусных запахов. И вот наступил канун Рождества. Все было готово к празднику. В углу гостиной стояла елка, которую Джим и Уолтер притащили из Лощины, на дверях и окнах висели зеленые гирлянды с красными бантами. Лестничные перила украсили ветками ползучей ели, а в кладовке Сьюзен негде было повернуться от заранее заготовленных яств. И вдруг во второй половине дня, когда все уже смирились с перспективой грязно-зеленого Рождества, за окном начали падать большие хлопья снега.
- Снег! Снег! Снег! - закричал Джим. - У нас таки будет белое Рождество, мама!
Дети легли спать счастливыми. Как приятно свернуться клубочком под теплым одеялом и слушать, как за окном подвывает вьюга. Энн и Сьюзен принялись украшать елку. "Резвятся, как маленькие дети", - презрительно думала про них тетя Мария. Она возражала против свечей на елках ("Что, если от них загорится дом?") и против цветных шариков ("Что, если до них доберутся дети?"). Но на нее никто не обращал внимания. Энн и Сьюзен уже поняли, что жизнь может быть прекрасна, только если полностью игнорировать тетю Марию.
- Все! - воскликнула Энн, укрепив на макушке маленькой гордой елочки серебряную звезду. - Какая же она красивая, правда, Сью? Как приятно раз в году, на Рождество, ничуть этого не стыдясь, вернуться в детство! Я так рада, что выпал снег… только жаль, если метель не окончится к утру.
- Нет уж, завтра метель не кончится, - уверенно заявила тетя Мария. - Я это чувствую по своей больной спине.
Энн прошла в прихожую, приоткрыла дверь и выглянула наружу. Метель разгулялась вовсю. Окна залепило снегом, сосна превратилась в огромного снеговика.
- Да, - грустно признала Энн, - вряд ли погода улучшится.
- Ну, пока что погодой заведует Господь Бог, а не мисс Мария Блайт, - сказала стоявшая у нее за спиной Сьюзен.
- Хоть бы сегодня Джильберта не вызвали ночью к больному, - вздохнула Энн, отходя от двери. Мисс Бейкер бросила прощальный взгляд в снежную мглу и пригрозила кому-то за окном:
- И не вздумай мне сегодня рожать!
Слова эти предназначались миссис Друк, которая ждала четвертого ребенка.