Дмитрий Андреевич Орехов возвращался домой после работы. Дорога занимала всего двадцать минут энергичной ходьбы, и он старался не пользоваться транспортом - когда еще выкроишь время на прогулки или спорт, лучше уж каждый день проходить пешочком сорок минут. Правда, утром он преодолевал этот путь бодро и весело, а вот обратно - с усталостью и напряжением. Порой, после трудного дня, хотелось скинуть халат, сесть в кабинете в кресло, закрыть глаза и, как по мановению волшебной палочки, очутиться дома. Можно, конечно, проехать пять остановок троллейбусом, но вечная толчея, ожидание на остановке напрочь отбивали охоту пользоваться городским транспортом, уж лучше рассчитывать на собственные ноги. Самое трудное - это первые пять минут: выйти из здания больницы и начать движение к дому. Потом наступало облегчение, усталость постепенно улетучивалась, ритм ходьбы слегка завораживал и отвлекал от мыслей о тяжести рабочего дня. Потом приходили в голову стихи, а знал их Митя великое множество, запоминал буквально с первого прочтения и уже никогда не забывал. Так и шагал, проборматывая про себя невесть как и почему вспомнившиеся именно сейчас строфы.
Сегодня он вспомнил Пастернака:
Стоит октябрь, зима при дверях,
Тоскует лета эпилог,
А море знай хлобыщет в берег.
Прибоя порванный белок.
Почему эти стихи? Возможно, потому, что стояла осень, правда, не октябрь, а уже ноябрь, а может, оттого, что давно мечталось о море, таком доступном в студенческие годы, а теперь, увы, ставшем всего лишь мечтой…
Дмитрий подошел к дому. У подъезда стояла Татоша с каким-то парнем. Кажется, это и есть тот самый Буратино, подумал Дмитрий: длинный нос, покрасневший от осенней зябкости, а волосы колечками. Вот же молодец дочурка, острый глаз, так точно, образно и лапидарно охарактеризовала своего однокурсника. Он подошел к парочке, сдерживая готовый вырваться смешок, спросил:
- Чего стоим, молодежь? Шли бы в дом, там тепло и, надеюсь, сытно.
- Познакомься, папа, это Леха, - представила Таня.
- Спасибо. Мне уже надо идти… мне тут по пути… - одновременно с Таней произнес Леха, протягивая Дмитрию руку.
- Что ж, - с улыбкой сказал Дмитрий, - в следующий раз будете проходить мимо - обязательно загляните к нам.
Леха ушел, а Таня набросилась на отца:
- Ну зачем ты так, папик!
- А что я такого сказал? Пригласил его заходить в гости. Проявил гостеприимство. Разве это наказуемо? Я вот когда за мамой твоей ухаживал, так мне на юго-запад было по пути через Арбат. К счастью, это длилось совсем недолго, всего пару месяцев - она вышла за меня замуж из сострадания, и я перестал таскаться на Арбат, ну а потом их дом и вовсе снесли.
- Ой, слышала бы тебя мама, - засмеялась Таня. - А как тебе Леха?
- Что - влюбилась?
- Да нет, совсем нет! Он хороший парень и очень толковый, в физике сечет, мне часто помогает. В него почему-то все девчонки повально влюблены. А какое впечатление у тебя? Мне просто интересно.
- Ну я же не девчонка, мне трудно судить, но если подумать, я бы сказал так:
Эффект!
В эффекте дефект.
Какой? - вопрос.
Нос!
Танька рассмеялась:
- Это чье?
- Что? - удивился Дмитрий.
- Стихотворение.
- Это мое, просто эпиграмма, придумалась "экс темпоре", что значит - прямо сейчас, немедленно, или просто экспромт для ублажения родной дочери.
- Ну какая мне от этого благость? Я просто спросила.
- А я просто ответил. Слушай, Татош, а чего мы здесь стоим на холоде? Я сегодня смертельно устал - две тяжеленные операции и битва с главным врачом.
- Ой, папик, прости, сама не знаю… затрепались и стоим. Пошли скорей. - И она открыла парадную дверь.
В лифте отец спросил:
- А как фамилия твоего Буратино?
- Борисов.
- Послушай! - воскликнул Митя. - Срочно выходи за него замуж! У тебя будет роскошная фамилия: Орехова-Борисова!
Отец и дочь так развеселились, что ожидавшая лифта пожилая женщина на их этаже шарахнулась от неожиданности.
- Представляешь, - сквозь смех сказал Дмитрий, - если завтра вдруг, не дай Бог, эта старушка окажется у меня на операционном столе, она мне ни в жисть не дастся, такому легкомысленному хохотуну.
Сашенька встретила их готовым ужином. Внимательно поглядев на мужа, спросила:
- Что - тяжелый день? - Ее не обманула веселая физиономия Дмитрия: темные круги под глазами говорили куда красноречивее.
- Да уж… - вздохнул он и пошел мыть руки.
Сашенька заглянула в ванную комнату.
- Митя, у тебя неприятности, - не то спросила, не то констатировала она.
- Я пойду спать… Поговорим завтра, хорошо? Извини…
Она не настаивала.
Расхожее утверждение, что человеческая жизнь напоминает зебру - черные и белые полосы чередуются с завидным постоянством, - Дмитрий вспомнил глубокой ночью. Он проснулся от настойчивых звонков, не сразу сообразил, что происходит: звонили в дверь и одновременно надрывался телефон.
Сашенька вскочила первая и побежала к телефону. "Сова"-то "сова", - подумал Митя, - а какое чувство опасности?! Так бывает только у женщин. Вот дурень, - ругнул он себя, - о чем я думаю?" Подошел к двери:
- Кто там? Что случилось?
Это была соседка снизу, Галя, женщина сорока девяти лет, небезуспешно боровшаяся с возрастом, конечно, если не считать рук - кожа на кистях просто вопила о предательской строчке в анкете: число, месяц и год рождения. Женщина без определенных занятий, из хорошей старинной семьи, великолепно владеющая английским и французским языками, но навсегда отравленная ядом писательства, сознанием собственной исключительности и превосходства уже по факту своего происхождения, широкой образованности и склонности к какому-никакому творчеству и оттого не сумевшая найти среди толпы поклонников ровню, как она жаловалась порой Сашеньке. Отношения у них были теплые, дружеские и доверительные. Пока были силы "держать лицо и форму", по ее собственному выражению, всегда находился какой-нибудь мужчина, солидный, достаточно обеспеченный, чтобы не думать о хлебе насущном. Кроме того, ей удавалось порой тиснуть в толстый журнал парочку своих стихотворений или переводов чужих стихов. Но в промежутках между поклонниками и собственным грошовым заработком она впадала в депрессию, и никакие уговоры Сашеньки попробовать себя в качестве частного репетитора иностранных языков или воспитателя детей в богатой семье не имели успеха. Дмитрий считал, что все усилия что-либо изменить - бесполезны, так как у Гали прочно выработалась психология содержанки.
Годы уходили, и надеяться на лучшее не приходилось - вон сколько вокруг красивых, модных, аппетитных девиц. Кому нужна стареющая аристократка, если время унесет безвозвратно ее красоту и шарм…
Однажды, в состоянии такой депрессии, она написала стихи, где сквозь нарочитую ироничность проглядывало отчаяние, и показала их Сашеньке:
Я, друг, старею каждый час.
И жизнь уходит тихой сапой.
Испортив профиль мне и фас
В конце большого гандикапа…
Последние примерно полгода у нее появился мужчина, судя по внешности - Саша порой встречала его в лифте - одного с Галей возраста, очень на первый взгляд респектабельный, интересный, вежливый, даже обходительный, с красивой проседью в волосах и всегда элегантно одетый. Галя расцвела, преобразилась - глаза засверкали, на ней появились обновки, при встрече с Сашей или Дмитрием она лучезарно улыбалась, но заходить к ним перестала. Ну и слава Богу, думали Ореховы, наконец ей, видимо, повезло, появился порядочный, надежный мужик…
Митя открыл дверь.
Галя стояла несчастная, нечесаная, но в ярком халатике.
"Что-то случилось", - екнуло у Дмитрия сердце.
- Вы нас заливаете, - выпалила она. - Вода обвалом течет, от вас… в ванной!
Дмитрий мгновенно все понял. Он повернулся, крикнул на ходу соседке: "За мной!" - и побежал по коридору в ванную комнату. Рывком открыл дверь, включил свет - кошмар!
Весь пол, покрытый стандартной советской метлахской плиткой - такие желтые квадратики вперемежку с красными, - был на два пальца под водой. А она, слава Богу, не хлестала, а текла из-под выступа, обложенного, как и стены, голубой плиткой. В этом выступе пряталась главная труба стока. Сантехники называют ее "лежак" - наверное, в отличие от вертикальной трубы, именуемой "стояк".
- Вот видите, - упавшим голосом сказала соседка. - И прямо к нам… просто дождем льет…
- А что у вас тут происходит? - раздался заспанный голос Таньки, и она заглянула в ванную через Галино плечо.
- Ой, тетя Галя! И это все на вас?
- Пока еще не все! - рявкнул на дочь Дмитрий. - Бери совок, ведро, начинай действовать, я сейчас перекрою вентиль!
- Может, я с тряпкой помогу? - робко предложила Галя.
- Лучше идите к себе и собирайте воду там, как бы дальше вниз не потекло к Юриным.
Галя охнула и убежала. Стукнула входная дверь.
Дмитрий и Таня сосредоточенно работали, не обмениваясь, против обыкновения, язвительными репликами.
В двери ванной комнаты возникла Сашенька. Дмитрию хватило одного взгляда на нее, чтобы понять - что-то не так.
- Кто звонил? Что там еще произошло?
- Ничего нового, все то же, - растерянно произнесла Сашенька.
- А тогда почему такое лицо и голос с дрожементом? - спросил Дмитрий, выжимая насухо тряпку.
- Этот звонил, от Галки.
- Кто - этот?
- Ну, который не бой и не френд. - И, поглядев на дочь - можно ли? - уточнила: - Приходящий муж.
- И что? Много там натекло?