Робин приказала себе не обращать внимания на его слова, прекрасно понимая, что Люк по своему обыкновению дразнит ее. Она решила сделать вид, будто его вообще не существует, и, закрыв глаза, отдалась упоению танца.
Теренс никогда не танцевал. Его большое тело было слишком неповоротливым в противовес ловким, уверенным рукам художника. Придя с Робин на вечеринку, он устраивался где–нибудь у стены с бокалом коктейля и лишь изредка переходил с места на место, чтобы не терять из виду кружащуюся в танце жену. Робин очень гордилась тем, что муж никогда не ревновал ее, и ей ни разу не пришло в голову затеять даже самый невинный флирт, просто чтобы подразнить его.
Но равнодушно танцевать с Люком, как она танцевала с множеством случайных кавалеров, было невозможно. Вольно или невольно она ощущала жар его дыхания, слышала стук сердца, повиновалась каждому движению ведущей ее в танце руки, и все это рождало в ее душе массу смутных образов и неосознанных желаний…
Этот человек слишком интригует меня, решила Робин. Но вряд ли разумно так много думать о нем…
Принять такое решение оказалось легче, чем осуществить его, особенно когда тем же вечером Люк предложил ей посмотреть телевизор в гостиной.
Робин сразу не понравилась теплая, почти интимная атмосфера гостиной, с ее уютным полумраком и мягкой мебелью белого, бежевого и шоколадного оттенков. В другое время эта комната произвела бы на нее самое приятное впечатление. Но сейчас, когда предстояло делить ее с Люком, Робин чувствовала, что нервничает даже больше, чем вчера, когда впервые оказалась в этом доме.
Что с ней происходит?
Она любила Теренса, любила его с самой первой минуты, как они познакомились. И эта любовь со временем становилась только сильнее, особенно когда стало понятно, что и он ее любит.
Но теперь…
Она солгала, солгала даже себе самой, когда назвала себя ненаблюдательной. Точнее, это было правдой в отношении всех людей, кроме Люка. О нем она знала все, словно они были знакомы уже тысячу лет. Знала столько, сколько не знала ни об одном другом мужчине.
Даже о Теренсе.
Робин знала каждую черточку его лица, каждую морщинку на лбу. Знала аромат его золотистых волос, гладкость чисто выбритой кожи на его щеках, гибкость сильного тела и глубину темных, почти черных глаз. Могла предугадать каждое его движение. Как сейчас, когда он устроился на широком подлокотнике ее кресла, хотя рядом стояло еще одно кресло и диван.
Гарм свернулся клубком в углу, уткнув нос в лапы, и прикрыл глаза, собираясь спать.
Люк наклонился и заглянул Робин в лицо.
- Что–то не так? - спросил он.
Робин молчала, неуверенная в том, что с ней происходит, но уверенная, что ей это не нравится.
- Не знаю, о чем вы говорите, - ответила она.
- Вы выглядите расстроенной. Я чем–то обидел вас? Потому что, если так…
- Все в порядке, - поспешила заверить его Робин. Он ни в чем не виноват, и менее всего в том, что она никак не может разобраться в своих чувствах. - Я просто сегодня немного устала. Наверное, будет лучше, если я…
- Еще рано идти спать. - Люк снова опередил ее, догадавшись, что она собирается сказать. Весь его вид говорил, что возражений он не потерпит. - Особенно одной, - добавил он, понизив голос.
Это было уже чересчур! Робин почувствовала, что ее лицо заливает краска.
- Тем более, - продолжил Люк, - что прошлой ночью вы, по вашим уверениям, прекрасно спали. Кстати, сегодня я заберу Гарма на ночь в свою спальню. На случай, если вы захотите выйти.
Робин не знала, где находится спальня Люка. И не хотела знать. Ее это ни в малейшей степени не интересовало.
Да что же с ней происходит? За свои двадцать пять лет Робин встречалась со многими мужчинами, хотя по–настоящему близка была только с Теренсом. И ни один мужчина не действовал на нее так, как Люк Харрингтон.
- Какого цвета ваши волосы? - неожиданно спросил он.
Его рука скользнула по спине Робин, пальцы зарылись в ее волосы, лаская их. Она чувствовала их теплое прикосновение каждой клеточкой кожи, и по ее спине пробегала дрожь.
- Черные? - полувопросительно произнесла Робин, стараясь не замечать откровенной чувственности его движений.
Люк улыбнулся, приподнимая на ладони густую массу вьющихся прядей.
- Я бы описал этот цвет, как цвет черной вишни. У ваших волос необычный красноватый отлив.
Он наклонился так близко к ней, что она чувствовала тепло его дыхания и легкий запах одеколона, которым Люк пользовался после бритья. Стиснув зубы и закрыв глаза, Робин молила только об одном: чтобы он оставил ее волосы в покое.
- Вам неприятно, когда я так прикасаюсь к вам? - негромко спросил он.
Неприятно? Это было совсем не то слово. Все тело Робин горело как в лихорадке, дыхание прерывалось, но нет, это было не неприятно.
- Нет, конечно, - выдавила она. - Я хочу сказать, я не привыкла, чтобы ко мне так прикасались, но это не значит…
- Вам неприятно, - заключил Люк, заглядывая ей в глаза.
Он отнял руку от ее волос и резко поднялся.
- Мы, кажется, собирались смотреть телевизор, - робко напомнила Робин, желая положить конец возникшему напряжению.
- Собирались, - кивнул Люк, задумчиво рассматривая ее. - Скажите, Робин, почему вы так нервничаете?
Потому, что она не могла справиться с чувствами, которые Люк пробуждал в ней. Она, вышедшая замуж по любви и считавшая себя зрелой двадцатипятилетней женщиной!
Может, это воздух Франции так подействовал на нее? Недаром французов считают самой любвеобильной нацией в мире, ведь они дышат им с рождения!
- Несмотря на неудачное начало нашего знакомства, сегодня мы с вами провели отличный день, - мягко сказал он.
- Да, сегодня было хорошо, - ответила Робин. - По крайней мере, мне, - поспешила она добавить, считая себя не вправе говорить за Люка. - Просто…
Что - просто? - спросила она себя. Просто я не в силах смотреть на Люка всего лишь как на брата Дотти? Просто я никогда до сих пор еще не встречала такого мужчину? И просто не хотела бы встретить другого?
Она чувствовала, что такие мысли выглядят предательством по отношению к Теренсу, предательством по отношению к их любви, к их недолгому браку. Как могла она так сильно желать незнакомого - ведь она действительно почти не знала Люка - мужчину после тех счастливых месяцев, которые провела с Теренсом!
- Робин…
Люк одним движением оказался рядом с ней. Он опустился на одно колено возле ее кресла и заглянул ей в глаза.
Она словно обратилась в ледяную статую. Не в силах шевельнуться, Робин зачарованно смотрела, как лицо Люка приближается к ее лицу.
- Не думаю, что это хорошая идея, Робин… - хрипло произнес он, наклоняясь все ниже.
Его руки жестко легли ей на плечи, и он притянул к себе ставшее вдруг податливым тело. Медленно, словно боясь упустить хоть каплю сладкого нектара, он коснулся ее губ своими. Робин чуть слышно застонала, отвечая на поцелуй. Прикрыв глаза и опустив руки, она была словно мягкий воск в его объятиях, и таяла, таяла…
- Ты прекрасна, - прошептал Люк, на мгновение отрываясь от нее, чтобы тут же с новой страстью приникнуть к ее губам.
Она действительно чувствовала себя самой прекрасной, самой желанной и лишь теперь по–настоящему живой. И вдруг осознала, что так оно и есть. Все ее чувства умерли со смертью Теренса, умерли для того, чтобы сейчас возродиться с новой силой.
- Робин, - негромко позвал Люк.
Она открыла глаза и встретила его взгляд, счастливый и немного удивленный, словно он тоже почувствовал возрождающуюся в ней жизнь и спрашивал себя, неужели он мог быть причиной этого чуда.
- Не надо, не говори ничего, - прошептала она, прижимаясь к его груди.
- Тогда скажи мне, чего ты хочешь. - В его голосе звучала бесконечная нежность.
- Люк, я…
- Эй, есть тут кто живой?!
Гарм вскочил и бешено залаял. Но его тонкий длинный хвост метался из стороны в сторону, показывая, что пес узнал этот звонкий голос и очень рад ему.
Робин застыла словно изваяние. Затем, очнувшись, вскочила с кресла и метнулась в сторону от Люка, который в тот же момент тоже оказался на ногах. Застигнутые врасплох, они боялись смотреть друг на друга и на дверь, из–за которой доносился приближающийся стук каблучков. Еще мгновение, и…
- Сюрприз!
Дверь распахнулась так резко, что ударилась о стену. Дотти, запыхавшаяся и улыбающаяся, стояла в проеме, приветственно раскинув руки.
- Мне удалось вырваться на целых восемь часов раньше! - радостно сообщила она. - Я только что с самолета.
Она швырнула в кресло перчатки и шарф и, бросившись к Робин, заключила ее в объятия.
- Я нарочно не стала звонить вам, - продолжала трещать она. - Хотела вас удивить!
Через плечо Дотти Робин обменялась с Люком коротким взглядом. Каких–нибудь полминуты - и удивляться пришлось бы Дотти. Очень–очень сильно удивляться.
7
К большому облегчению Робин, Дотти не заметила ее замешательства. Она с такой же бурной радостью бросилась приветствовать брата, что дало Робин время прийти в себя, хотя это было и непросто.
Еще бы! Ведь она уже готова была сказать Люку, что хочет заняться с ним любовью. И если бы не внезапное появление Дотти, так бы и произошло.
Как она могла? Люк же ясно дал понять, что не собирается впускать в свою жизнь никого, кроме членов своей семьи. Он мог поцеловать ее однажды, мог говорить ей нежные слова, но разве это могло что–то изменить?
О чем она только думала? Да ни о чем. Просто отдалась во власть захлестнувших ее чувств - в этом–то вся и беда.