Белобрысый, откровенно ухмыляясь, разглядывал мои полосатые трусы. Я ведь шел открывать Генриху, а тот неоднократно лицезрел меня в нижнем белье. Для этих двоих все было в новинку.
— Капитан Панченко, — наконец представился полный, и я облегченно вздохнул, потому что число звездочек на его погонах все время менялось (так казалось мне).
— Ну и? — Я все еще переживал, что за дверью оказался не Генрих, и испытывал легкое разочарование. И не торопился приглашать непрошеных гостей в квартиру.
— Двенадцатое отделение, — продолжил Панченко и показал удостоверение.
— Мы можем войти?
— Ко мне?
— К вам, — едва ли не просящим тоном сказал Панченко, — Если, конечно, вы Шумов Константин Сергеевич.
Я слегка пораскинул мозгами и пришел к выводу, что гостей стоит впустить.
Во-первых, моя фамилия действительно Шумов. А во-вторых, отправлять милиционеров к чертовой матери — занятие поразительно неблагодарное!
Они, как правило, потом возвращаются, причем в гораздо большем составе, увешанные бронежилетами, автоматами и переговорными устройствами. Самолюбию может быть и лестно, что власть решается беседовать с вами в количестве не меньше десятка вооруженных до зубов мужиков. Однако при таком повороте событий обычно страдают двери, которые эти мужики походя высаживают. И не утруждают себя восстановлением порушенной мебели.
Так что моя любезность носила сугубо прагматический характер.
— Ну заходите, раз пришли, — вяло пробормотал Я. — Вытирайте ноги.
— Непременно, — самым серьезным тоном отозвался капитан Панченко, а белобрысый снова заухмылялся. Правда, ноги он вытер. Я специально проследил за этим.
За властью нужен глаз да глаз. Итого два глаза. Чуть припухшие, но они у меня были.
Они вошли в квартиру, и я неопределенно махнул рукой в сторону одежной вешалки — Мой намек был понят.
Пока милиционеры пристраивали свои плащи, я быстро натянул спортивные штаны, чтобы не давать белобрысому дальнейших поводов скалить зубы.
Еще я успел пригладить волосы. Все за тем же — чтобы выглядеть поприличнее. Потом я сел в кресло и стал ждать, когда эти двое пройдут из прихожей в комнату. И в те несколько секунд, что у меня оставались перед их появлением, в моем мозгу впервые зашевелился вполне резонный вопрос.
Я подумал: «Какого черта им от меня надо?» После этого вопроса в голове у меня стало пусто, как в эпицентре ядерного взрыва. Белое пустое безмолвие.
Ни единого намека на ответ. Дальше — тишина, как выражался герой одного старого английского триллера.
То есть вообще-то не было ничего из ряда вон выходящего в том, что мое скромное жилище посетили с дружественным (надеюсь) визитом два милиционера — Такое уже случалось. И будет случаться впредь. Когда ваша профессия — частный сыск, вам волей-неволей приходится устанавливать отношения с людьми в погонах. Не скажу — хорошие отношения. Скажу — нормальные.
Иногда мы помогаем друг другу — Иногда нет. Иногда устраиваем друг другу мелкие пакости. Приходится. Иногда они подозревают меня в незаконных делах. А я так не подозреваю. Я просто знаю — кто, когда, где и за сколько.
Это знание плачевно сказалось на моем характере — я им не доверяю. Ну, честно говоря, не только им. Я вообще не доверяю людям. Так уж случилось, и это не моя вина.
Я хотел бы всем верить и всех любить, но… Я не могу. Вероятно, какой-то предохранительный клапан существует у меня внутри, и он дозирует предельно допустимые порции доверия и любви. Ради моего же блага. Почему-то эти порции неприлично малы…
Ну вот, так мы и сосуществуем. Не испытывая друг к другу теплых чувств, но и не пытаясь причинить друг другу лишние неприятности. Мы не видим другого выхода из той ситуации, в которой оказались: и я, и они живем в одно и то же время, в одном и том же Городе.