Мы занимаемся примерно одним и тем же. Что бы они ни твердили о своем долге и что бы я ни бубнил о единственно возможном способе зарабатывать на жизнь, но суть одна: в наше время и в нашем Городе по одним и тем же улицам ходят слабые и сильные, бедные и богатые, жертвы и преступники. И отношения этих людей иногда переплетаются в такой змеиный клубок, что они бегут за помощью. Большинство в милицию.
Некоторые ко мне. А дальше… Дальше бывает по-разному.
И вот эти двое сидели напротив меня. И на коленях капитана Панченко лежала коричневая папка, а это значит, что они зашли ко мне не просто так, не на огонек. Зашли по делу. Что ж, я не в лучшей форме, но в состоянии поддержать разговор. К тому же аспирин, похоже, начал действовать, и в голове у меня прояснилось. Правда, лучше мне от этого прояснения не стало: по-прежнему внутри моего черепа бескрайняя пустыня вместо мыслительной деятельности. И посредине пустыни стоит здоровенный монумент с надписью: «Я понятия не имею, зачем эти двое ко мне притащились!!!».
Это действительно так. Я никого не ждал из их конторы к себе в гости.
Мне нечего с ними обсуждать. Уже три недели я был вне всяких дел. Сначала я просто отдыхал (с полного одобрения Генриха), а потом случилась одна вещь…
Но это слишком личное. Об этом позже.
За все время я палец о палец не ударил. Я не брался ни за одно дело.
Тем более в последние энное количество дней.
Так какого же черта они пожаловали? Я так разволновался, что едва не произнес свой вопрос вслух. Но вовремя сдержался. Пусть сами скажут.
И они не подкачали. Они сказали. И когда они сказали, я был удивлен.
Неприятно.
3
— Извините за поздний визит, — деликатно начал Панченко.
— Но лучше поздно вечером, чем рано утром, — впервые раскрыл рот его спутник. И широко улыбнулся. Я понимающе кивнул. Иногда человеку так хочется сострить, что стоит посмеяться над его первой шуткой, дабы предотвратить все последующие.
— Константин Сергеевич, — Панченко снова взял разговор в свои руки, никак не отреагировав на замечание белобрысого — Вы сотрудник частного детективного агентства?
— Угу.
Панченко что-то пометил в своих бумагах, должно быть, написал:
"Подозреваемый сказал «угу».
— Это вы по работе? — капитан вопросительно посмотрел на меня.
— Что? — не понял я.
— Я имею в виду ваше лицо. Производственная травма?
Далось им всем мое лицо! У некоторых с самого рождения физиономии похуже.
— Я в отпуске, — мрачно ответил ^. — Это бытовая травма.
— А-а-а, — протянул Панченко. — Ясно. Ну вы впредь поосторожней в быту, ладно?
— Угу, — сказал я и прикинулся, что совсем не заметил ехидную усмешку белобрысого: от уха до уха. И как таких клоунов берут в правоохранительные органы?! Тогда я решил взять инициативу на себя. Я же, в конце концов, хозяин, а они гости. Причем гости без ордера. Это я сразу понял. На это у меня чутье. Будь у них ордер, стали бы они вытирать ноги!
— Так вы насчет моего лица? — осведомился я. — Оно не представляет общественной опасности, не переживайте.
Конечно, беременные женщины и лица с болезнями сердца могут испугаться, но я обещаю, что не появлюсь на улице в светлое время суток, пока мои травмы не будут залечены. Честное слово. Могу дать подписку.
— До подписки мы еще дойдем, — пообещал Панченко, и мне стало как-то неуютно — Хотя я был хозяином, а они — гостями — И я уже не был уверен насчет ордера.
— В светлое время вы, значит, не выходите на улицу? — неожиданно жестко спросил белобрысый. — Только ночью, да? И куда вы ходите ночью, что возвращаетесь с такой рожей?
— Заявляю протест против употребления слова «рожа» в свой адрес, — сухо произнес я. — Еще один выпад, и я вызову своего юриста. Будем разговаривать вчетвером.