- Не устраиваясь на другую работу? - удивился Джек. Среднему художнику обычно едва хватает на еду. Когда наступит время оплачивать счета, Рэйчел придется туго - разве что она гораздо лучше среднего.
Она скрестила руки на груди и тихо, с печалью в голосе произнесла:
- Не знаю. Этот бизнес с куплей-продажей фирм все еще продолжается. Моя мама сейчас возглавляет одну из таких фирм. Родители в бешенстве от того, чем я здесь занимаюсь. Они хотят, чтобы я вернулась в город и носила платья от лучших дизайнеров, сумочки ручной работы и импортные туфли. - Она коротко вздохнула. - У тебя есть братья или сестры?
- Пять братьев и сестра, - с некоторым удивлением ответил он. Джек редко говорил о своей семье - его об этом, как правило, не спрашивали.
А вот Рэйчел не только спросила - ее замечательные глаза вспыхнули, когда ока услышала его ответ.
- Шестеро? Как здорово! А вот у меня нет никого.
- Потому ты и считаешь, что это здорово. За десять лет нас родилось семеро - детей, которые жили вместе с родителями в доме, где было всего три спальни. Мне еще везло - летом я спал на веранде.
- А чем сейчас занимаются остальные? Разъехались по стране? Или кто-то все же остался?
- Все остались дома. Я единственный, кто уехал.
- Правда? - Глаза Рэйчел расширились. - Но как же это произошло? И почему ты уехал?
- Получил стипендию. Потом учеба-работа. И отчаяние. Мне пришлось уехать - я не могу ужиться со своими.
- Но почему? - спросила она таким невинным тоном, что Джек не смог ей не ответить.
- Они злые. Всегда всех критикуют, чтобы скрыть собственные недостатки, хотя единственное, чего им в действительности недостает, - это честолюбие. Мой отец мог бы добиться всего, чего захотел, - он толковый парень, - но нет, сидит себе на фабрике по переработке картофеля и не вылезает оттуда. Мои братья будут такими же, как он, - другая работа, но тот же нерастраченный потенциал. Я пошел учиться в колледж, потому что то, чем они занимаются, кажется мне мелким. Они мне этого никогда не простят.
- Мне так жаль!
Джек улыбнулся:
- Ты не виновата.
- Тогда, выходит, ты не часто бываешь дома?
- Не часто. А ты? Ездишь в Нью-Йорк?
Рэйчел наморщила нос:
- Я не люблю больших городов. Когда я там, приходится делать вещи, которые я ненавижу.
- У тебя там есть подруги?
- Не много. Я никогда не любила толпу. А как ты? У тебя есть сосед по комнате?
- Нет, и никогда не будет, по крайней мере того же пола - мне это слишком надоело дома. Что тебе больше всего нравится в Тусоне?
- Пустыня. А тебе?
- Санта-Каталинас.
Ее глаза - скорее золотистые, чем карие, - снова вспыхнули.
- Ты любишь ходить в походы?
Он кивнул.
- Я тоже. Но как ты находишь на это время? Ты изучаешь полный курс? Сколько часов в неделю ты тратишь на Обермейера?
Джек ответил на ее вопросы и задал свои. Когда она не задумываясь ответила, он спросил снова, она, в свою очередь, тоже. Казалось, ей было действительно интересно знать, где он был, что делал, что любит и что нет. Они проговорили без умолку до тех пор, пока одежда Рэйчел не была выстирана, высушена и аккуратно сложена. Когда они покинули прачечную-автомат, Джек знал о Рэйчел втрое больше, чем о Селесте.
Восприняв это как некий знак свыше, он на следующий день порвал с Селестой, позвонил Рэйчел и пригласил ее на пиццу. Они продолжили разговор с того самого места, на котором остановились в прачечной.
Джек был очарован. Раньше он никогда не вел подобных разговоров, ни с кем не делился своими мыслями, предпочитая держать их при себе, но с Рэйчел он чувствовал себя… спокойно. Умная и мягкая, такая же одинокая, как и он, она тоже стеснялась раскрывать душу перед фактически незнакомым человеком, но они инстинктивно доверяли друг другу.
Они стали неразлучны - вместе ели, вместе сидели на занятиях, вместе рисовали. Они ходили в кино, гуляли на природе. Перед занятиями они обнимались на своих любимых скамейках, но прошла целая неделя, прежде чем они стали окончательно близки.
Теоретически неделя - это вовсе не срок. На практике же, учитывая, что их так тянуло друг к другу, а на дворе стоял век свободной любви, это была целая вечность. А их, несомненно, тянуло друг к другу. Джека мгновенно возбуждали тонкие пальцы художницы и ее красивые руки, он не мог отвести взгляда от ее бедер. Груди под блузкой были маленькими, но очень красивыми - по крайней мере такими он себе их представлял. То, что он не знал этого наверняка, только разжигало любопытство Джека.
Влекло ли ее к нему? Ну, когда он был рядом, у нее сразу напрягались соски. Когда они шли на концерт, Рэйчел все время слегка наклонялась в его сторону, а когда он шептал что-то ей на ухо, ее дыхание прерывалось. И все такое прочее, не говоря уж о глазах, в которых в такие моменты начинал пылать огонь. Да, она его хотела. Джек мог бы взять ее уже через два дня после встречи в прачечной.
Но он этого не сделал, потому что испугался. До этого у него никогда не было подобных отношений с женщиной - не в физическом смысле, а в эмоциональном, когда сердца распахиваются навстречу друг другу. Рэйчел он мог без опаски сказать о том, что думает и чувствует. Не зная, как на это может повлиять секс, Джек не приглашал ее к себе и не приходил к ней на квартиру, он даже старался ее не целовать.
Эта неделя показалась ему целой вечностью. Когда Рэйчел пригласила его на ужин, он уже не мог ждать - и она, очевидно, тоже. Джек едва успел войти, как они стали целоваться. Все больше распаляясь, они двигались вдоль стены и в конце концов упали на кровать. Одежда полетела во все стороны, и Джек оказался на седьмом небе - о таком всепоглощающем слиянии Джек мечтал всю жизнь.
Когда это кончилось, Рэйчел села на кровать с карандашом и бумагой и стала его рисовать. Этот рисунок сказал ему все. Своими руками и своим сердцем она изобразила его совсем другим - таким прекрасным, каким он никогда не был. Она стала его ангелом, и он по уши в нее влюбился.
Глава 2
Комната ожидания хирургического отделения находилась на втором этаже, в конце длиннющего коридора. Опустившись в кресло, Джек сложил руки на груди и стал неотрывно смотреть на дверь. Он очень устал, и только страх заставлял его держать глаза открытыми.
Прошло не менее пяти минут, прежде чем он осознал, что находится здесь не один. С соседней кушетки за ним внимательно наблюдала какая-то женщина. Она смотрела настороженно, но, когда Джек взглянул на нее, не отвела взгляда.
- Это вы Кэтрин? - наконец спросил он, и женщина криво улыбнулась.
- А почему вы удивились?
Надо было ответить более дипломатично, но он слишком устал и слишком перенервничал.
- Потому что у вас нет ничего общего с моей женой, - пристально глядя на нее, ответил Джек. В Рэйчел все было естественно - волосы, лицо, ногти, а вот у этой женщины все, напротив, было ненатуральным - от темных ресниц и накрашенных ногтей до волос, переливающихся различными оттенками и уложенных в пышные пряди.
- Бывшей женой, - поправила Кэтрин, - а внешность бывает обманчивой. Значит, вы Джек?
Он едва успел кивнуть, когда дверь открылась и на пороге появился врач. Мятый халат, короткие каштановые, с густой проседью, волосы всклокочены.
Вскочив на ноги, Джек подбежал к доктору прежде, чем дверь успела захлопнуться.
- Я - Джек Макгилл, - сказал он, протягивая руку. - Как она?
Врач пожал протянутую руку.
- Стив Бауэр. Она в послеоперационной палате. Операция прошла хорошо. Жизненные показания в норме, она дышит самостоятельно. Но пока что не пришла в сознание.
- Кома, - сказал Джек. Это слово преследовало его от самого Сан-Франциско. Джеку очень хотелось бы, чтобы доктор его опроверг.
К его ужасу, Стив Бауэр кивнул.
- Она не реагирует на внешние раздражители - свет, боль, шум. - Он провел рукой по левой щеке - от виска к подбородку: - Вот здесь у нее сильный ушиб. Большая гематома. То, что она не реагирует, заставляет предположить, что там есть и внутреннее кровоизлияние. Мы отслеживаем внутричерепное давление: небольшое повышение можно устранить медикаментозно. Пока нет оснований полагать, что нужно его снижать путем хирургического вмешательства.
Джек провел руками по волосам. Голова гудела. Он попытался устранить этот шум, откашлявшись.
- Значит, кома. Насколько это плохо?
- Ну, я бы предпочел, чтобы она была в сознании.
Джек имел в виду не это.
- Она умрет?
- Надеюсь, что нет.
- И как мы можем это предотвратить?
- Мы не можем. Она может. Когда ткани повреждены, они опухают. Чем больше они опухают, тем больше требуется кислорода для лечения. К сожалению, мозг отличается от других органов, поскольку находится внутри черепа. Когда ткани мозга опухают, череп не дает им увеличиться в объеме, так что давление растет. Это вызывает замедление тока крови, а так как кровь переносит кислород, то мозг получает меньше кислорода. Меньше кислорода - меньше скорость заживления. Ее тело само определяет этот темп.
Джек все понял. Но он хотел знать больше.
- А каков наихудший сценарий?
- Давление возрастает настолько, что совершенно перекрывает ток крови, а следовательно, и поступление кислорода в мозг, и тогда пациент умирает. Вот почему мы отслеживаем состояние вашей жены. Если мы увидим, что давление начинает расти, то постараемся его снизить.
- И какие здесь временные рамки?