- Теперь ты живешь одна, - сделал вывод Алеша.
- Мы остались большими друзьями. Я многим обязана Павлу. Можно сказать, всем.
- Значит, мне придется просить у доброго папочки твоей руки. Он пьет французский коньяк?
Муся взъерошила Алешины волосы и спросила, глядя ему прямо в глаза:
- Ну что ты так привязался ко мне? Или всего лишь ломаешь комедию?
Он резко встал, пригладил волосы, сел на свою полку и сказал, отчетливо чеканя каждое слово:
- Не уйду. Все равно никуда не уйду. Если хочешь, можешь вызвать милицию.
- Нет, я хочу шампанского, - сказала Муся. - Все-таки сегодня Новый год.
Он с готовностью разлил по бокалам остатки вина.
- Мы перешли на "ты" без брудершафта. Это вопиющее бескультурье.
Муся улыбнулась и показала ему язык. Он мгновенно очутился рядом, облил шампанским верх ее пижамы.
- Ну вот, теперь так или иначе ее придется снять. - Он быстро расстегнул пуговицы и упал лицом ей на грудь. - От тебя пахнет счастьем, - прошептал он.
Алеша поставил на платформу ее чемодан и сумку.
- Тебя встречают. - Он кивнул в сторону спешащих ей навстречу женщины и мужчины. - Мне пора.
Она видела, как Алеша одним прыжком очутился в тамбуре. Потом его силуэт промелькнул в коридоре. "Только не стой у окна, - мысленно попросила Муся. - Это… невыносимо".
- Надень немедленно шапку, - велела подоспевшая Анна Герасимовна. - У нас такой лютый мороз. - С Новым годом, родная.
- С Новым годом. - Муся машинально вдохнула знакомый запах - от Анны Герасимовны до сих пор пахло детской, хотя Ванька уже вырос.
- Иван здоров. Я не стала его будить - вчера у нас были Волоколамовы-старшие с внучкой, и он угомонился во втором часу. По-моему, парнишка влюбился в маленькую Настену.
Муся осторожно скосила глаза вправо и встретилась с Алешиным взглядом. Она не видела его самого - его словно и не было там, в коридоре вагона. Зато был его удручающе тоскливый взгляд.
- Паша просил позвонить, как только приедем, - тараторила Анна Герасимовна. - Он сказал, ты была одна в купе. Не страшно было?
- Нет. - Она вздрогнула и обернулась назад. Успела увидеть, как Алеша присел, спрятавшись за широкую спину проводницы. Поезд громыхнул железными соединениями и медленно поплыл вдоль платформы.
- Страшно. Очень страшно. Но я вовсю старалась не подавать вида.
- Ты у нас умница.
Она увидела его в последний раз. Вернее, не его самого, а руку, в которой он держал гвоздики. Они кивали ей пушистыми головками.
"Я тебя люблю, но я не имею права, понимаешь? - послала она мысленный сигнал. - Ты должен это понять".
Гвоздики описали плавный круг и упали к ногам Муси. Их было шесть. Седьмая, догадалась она, осталась у него.
- Чудак какой-то, - комментировала Анна Герасимовна. - Знакомый?
- Выпили шампанского, поговорили… Он совсем ребенок.
- Оно и видно. - Анна Герасимовна испытующе посмотрела на Мусю. - Похорошела до неприличия. Наверное, все мужики перед тобой на цыпочках бегают.
- Ну, не все, конечно. - Муся вспомнила потные похотливые физиономии посетителей ночного клуба, в котором она работала, и поморщилась от отвращения. - На работе меня в основном окружают женщины и дети.
- Не могли позавчера тебя отпустить. Бедняжка! Новый год в поезде встречала. Ну ничего, сегодня придут обе Настены, и мы закатим праздничный обед. Мать уже испекла кулебяку с грибами и расстегаи с визигой.
Поезд мигнул напоследок красными фонариками тормозных огней и скрылся в морозной дымке. Муся сгорбилась, надела поглубже меховой капор. Впервые за последние одиннадцать лет она не испытывала радости, ступив на Ванькину территорию, как она называла мысленно N. Наоборот, ее сердце было полно печали.
- Я вижу, ты очень устала. Ну да, знаю я эти детские утренники - сплошной галдеж и бестолковщина. После них нужно целый месяц в себя приходить.
- Да нет, я уже в порядке. - Она села на переднее сиденье старенького "жигуленка" Волоколамовых, только сейчас разглядев, как постарел и весь словно обветшал Петр Данилович. - Вера Афанасьевна не болеет?
- Ни в коем случае. В наше время это очень разорительное удовольствие. Так что держимся, слава Богу, оба.
"Я не выдержу здесь и недели, - думала Муся, глядя на укутанные снегом, словно спящие дома справа. - И что же мне делать? Ну почему я не разрешила ему выйти в N?.."
- Ты извини меня, Манечка, но я пригласила на обед Костю Казенина. Он мне телефон оборвал - когда приедешь и так далее. По-моему, вы с ним в прошлом году славно проводили время.
"Какая я была идиотка в прошлом году, - подумала Муся. - Ну да, и неделю назад тоже. Еще вчера я была пустоголовой кретинкой. Зато было так легко жить. А теперь…"
- Он не женился? - вслух спросила она.
- Упаси Боже, Манечка. Он тут играл нам фортепьянный цикл, который посвятил тебе. Очень талантливый молодой человек, поверь мне.
- Ну и что? - вырвалось у Муси.
Анна Герасимовна глянула на нее недоуменно.
- Талант в наше трагическое время большая редкость. Костю звали делать рекламные ролики на телевидении, но он наотрез отказался. А ведь там шальные деньги. И правильно сделал, что отказался. Ну да я считаю, талант в любом случае пробьет себе дорогу.
Муся поймала себя на том, что ее слегка раздражает наивная старомодная логика Анны Герасимовны. А ведь совсем недавно она ею почти восхищалась. Что же произошло за это время?..
"Ничего особенного, - сказала она себе. - Через три минуты я увижу Ваньку…"
- Отца забрали в госпиталь. Врачи подозревают… самое страшное. Я даже боюсь выговорить это слово вслух. Ты так осунулся, Алеша. В чем дело?
Он швырнул ушанку под вешалку, стащил пальто и по привычке отдал его матери.
- Пойду спать. Устал как зверь.
- Может, сперва перекусишь? Я приготовила салат, запекла свиную ножку. Мальчик мой, я так по тебе соскучилась.
- Я тоже, мама. - Он наклонился, поцеловал Ирину Николаевну в щеку, потом в другую. - Я передохну часика два, а потом мы с тобой поболтаем. Идет?
- Я хочу проведать отца.
- Передай ему от меня привет. Скажи, я тоже как-нибудь выберусь. Может, даже сегодня.
- Это было бы чудесно. - Она жалко улыбнулась. - Выпей хотя бы морковного сока. Пожалуйста.
- Уговорила. - Алеша проглотил залпом стакан, который дала ему мать, и не почувствовал вкуса. - Напоминает мочу бешеной верблюдицы. Именно то, что мне сейчас нужно. - Он по привычке подмигнул ей. - Чао, мамма миа. Гутен найт.
Он разделся догола и залез с головой под одеяло. Скоро к запаху чистого постельного белья примешался другой - нежный, но очень сильный и стойкий. Это был аромат тела Марыняши, смешанный с запахом ее духов. Алеша вбирал его в себя жадно, торопливо, ненасытно. Когда он понял, что этот запах исходит от его тела, он стал целовать свои руки, плечи, колени. Она прикасалась к ним своей нежной кожей, гладила ладонями его грудь, целовала ее… Он знал, что это смешно и по-детски глупо, и тем не менее решил, что не будет какое-то время купаться. Пока не выдохнется этот удивительный аромат.
Потом он заснул и, как ему показалось, сразу проснулся. Это было обманчивое ощущение. На улице уже стемнело. Он встал и распахнул настежь окно. Оно выходило на север. Оттуда дул ветер, швыряя в него колючие мелкие снежинки. Он наслаждался их прикосновением - город N был в той стороне, откуда они прилетели. Возможно, там шел сейчас точно такой снег…
- Не спишь? - Ирина Николаевна бесшумно открыла дверь и вошла в комнату. - Смотри, простудишься. - Она подошла к сыну, обхватила его за пояс, прижалась к его сильному гибкому телу. Он отстранился от нее почти грубо, а ведь раньше так любил эти чистые материнские ласки.
- В чем дело, Алеша?
- От тебя как-то странно пахнет.
- Плохо?
- Я не знаю.
- Я только что приняла душ. Извини.
- Все в порядке, мама. Ты была у отца?
- Да. - Она опустилась на стул, спрятала лицо в ладонях и всхлипнула. - У него что-то творится с психикой. Он не подпускает к себе врачей, не хочет, чтобы брали анализы.
- Я поговорю с ним, мама.
- Мальчик мой… - Ирина Николаевна протянула к сыну обе руки, но он не ответил на ее призыв, как это случалось тысячу раз раньше. - Он… Ты должен его простить. Жизнь очень непростая штука.
- Я давно простил его. Ты же знаешь.
- Врачи уверены, что он долго не протянет, - сказала Ирина Николаевна каким-то чужим спокойным голосом. - Тогда я останусь совсем одна.
- Я с тобой, - сказал он не совсем уверенно и тут же добавил: - Я тебя не брошу, мама.
- Спасибо, мой мальчик. Знаешь, я не собиралась тебе говорить, но ты у меня уже совсем большой, правда?
- Говори все как есть, мама.
- Психиатр, который наблюдает твоего отца, утверждает, что с ним это случилось еще до Афгана.
- Что, мама?
- Закрой окно, прошу тебя. Хочешь, я встану на колени?
- Не надо. - Он прикрыл раму, взял с кресла приготовленный матерью чистый махровый халат, не спеша в него завернулся. - Что случилось с отцом до Афгана?
- Он потерял интерес к жизни. Я замечала это, но надеялась, что все образуется. Отец относился ко мне ровно и заботливо, но это все шло от разума, а не от сердца. Я пыталась об этом не думать. Я почти уверена, твой отец кого-то всерьез полюбил.
- Глупости. Он не способен на настоящее чувство.