Мелоди отправлялась в деловую поездку с неприятным мужчиной среднего возраста, а сейчас перед ней стоял славный малый тридцати с небольшим лет, непринужденный в общении и способный к искренним, добрым движениям души. Мелоди попыталась мысленно вернуть первоначальное впечатление вздорного и невоспитанного заказчика - но это ей, увы, уже не удавалось.
- Ох, кажется, я заболтался? - спохватился Уэйнрайт, заметив странное отсутствующее выражение у нее на лице.
- Нет, что вы! Просто я пыталась припомнить все, что читала об этой церкви. По-моему, это последний шедевр Циммермана?
- Да, именно так. И автор так полюбил свое творение, что остался доживать остаток своих дней в небольшом домике неподалеку.
В эту минуту они как раз проезжали мимо подходящего места для стоянки. Уэйнрайт резко свернул в сторону, обернулся к спутнице и спросил:
- Прежде чем слоняться без толку по рынку, давайте лучше сразу заранее решим, что бы вы предпочли на обед?
- Бутерброды с сыром. Кажется, за всю свою жизнь я не пробовала столько замечательных сортов сыра, сколько за свое недолгое пребывание в Европе.
- Что ж, тогда посмотрим, чем вас сумеет удивить этот городишко.
На рынке они бродили от прилавка к прилавку, и в итоге их выбор пал на огромные булки с маком, набор остро пахнущих сыров и разнообразные фрукты, уложенные в пирамиды, являвшие собой такие образцы геометрического совершенства, что у Мелоди просто сердце сжималось, когда при очередной покупке это совершенство вдруг нарушалось.
Часом позже они с Уэйнрайтом уже расположились на берегу Странбергер-Зее - мирного озера, окутанного легкой дымкой, на водной глади которого там и сям пестрели разноцветные лодки. Целая процессия важных уток вперевалку подковыляла к ним в надежде полакомиться крошками от их обеда.
Мелоди со смехом отломила кусочек булки с маком и бросила уткам. У нее кружилась голова от переполнявшего ее состояния какого-то необъяснимого счастья.
- Послушайте, Мелоди, - произнес Брэдли Уэйнрайт, неожиданно нарушив эту идиллию, - зачем вы это делаете?
- Что?!
- Изо всех сил стараетесь сделать карьеру фотографа. Не лучше ли было вернуться домой, выйти замуж, нарожать детей, ходить на вечеринки к соседям… в общем, вести нормальную человеческую жизнь, вместо того чтобы мотаться чуть ли не по всему свету в полном одиночестве?
- Ну, не бестактно ли задавать подобные вопросы?
- Не может быть, чтобы вы верили во всю эту феминистскую чепуху вроде эмансипации, уравнения в правах и так далее! Нет, не, похоже. И вопросы мои вовсе не бестактные. А вы, кстати, вовсе не похожи на такую феминистку. Скорее - на милую юную особу, которая занимается фотографией ради забавы, чтобы как-то скоротать время до тех пор, пока не встретится подходящий парень. А уж тогда вы забросите все ваши объективы и с радостью променяете их на мужа и уютный домик в придачу - все, как и полагается. Я прав?
- А вы оказывается, еще глупее, чем я думала! - сердито отрезала Мелоди. - Моя фотография не менее важна для меня, чем для вас - ваша писанина! Разумеется, я могу в один прекрасный день выйти замуж, но это отнюдь не означает, что я засуну фотоаппарат в шкаф и буду доставать его лишь для того, чтобы щелкать детей на днях рождения! Женщина вполне может совмещать и семью, и карьеру - разве не так? Вот, например, эта ваша знакомая корреспондентка, Лесли Макдональд… Как насчет нее? - осведомилась Мелоди, не замечая страдальческой гримасы, которая на мгновение исказила лицо ее собеседника. - Ведь она сделала блестящую карьеру, не так ли? Только людям, которые действительно полностью отдаются работе, и удается получить солидный контракт. Неужели вы думаете, что она пренебрегла бы им ради замужества?
- Вы сами толком не знаете, о чем болтаете, - процедил сквозь зубы Уэйнрайт. - Лесли Макдональд здесь абсолютно ни при чем. Кроме того, я абсолютно не намерен говорить о ней с вами ни сейчас, ни вообще когда-либо впредь, ясно? Пора, пошли отсюда!
Резким движением он сгреб остатки обеда в пакет и сунул его в ближайший мусорный бак, причем у Мелоди создалось впечатление, что Уэйнрайт с гораздо большим удовольствием засунул бы этот пакет ей в глотку…
Уязвленная и огорченная такой внезапной вспышкой гнева, Мелоди с опаской устроилась на сиденье автомобиля как можно дальше от своего свирепого спутника.
- Послушайте! - заявил он неожиданно. - Прошу прощения за свою несдержанность. Когда вы узнаете меня поближе, то усвоите, что Лесли - это одна из моих запретных тем. Для всех! А теперь забудем об этом.
И хотя его не слишком-то любезное извинение несколько снизило возникшую напряженность, следующие сорок километров они проехали в гробовом молчании. И только после поворота на узкую проселочную дорогу, ведущую к Вайсу, Уэйнрайт опять заговорил:
- Сегодня мы задержимся здесь ненадолго. Просто хочу, чтобы вы взглянули на местность, а потом мы еще сюда приедем. Сам я тут уже провел довольно много времени, так что успел собрать всю нужную мне информацию. Вам же предоставляется полная свобода - побродите, присмотритесь и выберите, что фотографировать.
Мелоди кивнула, а Уэйнрайт свернул на просторную пыльную площадку рядом с дорогой. Если судить по стоявшим там автомобилям, то место это служило чем-то вроде автостоянки, однако никого из служащих поблизости не было. Озадаченная, она спросила:
- Как, мы уже приехали?
- Да. Дальше придется немножко прогуляться пешком. Фотоаппарат с собой брать будете?
- А как же? Освещение еще отличное, так что, может быть, прямо сейчас и начну снимать.
Когда они одолели подъем дороги в компании с группой туристов, по говору - канадцев, Мелоди застыла как вкопанная, и глаза ее округлились от восторга.
- Красотища! - выдохнула она.
- Я же говорил, - кивнул Уэйнрайт, довольный произведенным впечатлением.
Перед ними расстилался обширный луг, сплошь усеянный розовыми, желтыми и малиновыми цветами, а посередине его возвышалась необыкновенной красоты церковь. Вдали, на горизонте, Альпы возносили к ярко-синим небесам свои заснеженные вершины.
Едва ступив под своды церкви, Мелоди чуть не задохнулась от восторга и удивления. Ее глазам предстал миниатюрный, идеально спланированный образец архитектуры рококо: настенные фрески в нежных пастельных тонах и везде, повсюду - прихотливая узорчатая позолота. И хотя Мелоди как фотограф-профессионал всегда отдавала предпочтение ясным и чистым линиям, этот уникальный образец сложнейшей игры форм и цвета произвел на нее совершенно неизгладимое впечатление.
Брэдли Уэйнрайт инстинктивно почувствовал потребность Мелоди переварить все увиденное и перевести его на язык фотографии, так, чтобы снимки вызвали у читателей журнала такую же бурю восторга, как и у их автора, и предпочел удалиться, оставив девушку один на один с храмом.
Мелоди бродила вдоль стен, начисто позабыв о вездесущих туристах, присматривая себе сюжеты для будущих снимков и выбирая точки с самым удачным освещением. Ей хотелось, чтобы свет на фотографиях струился как бы прямо с небес, а для этого нужно естественное освещение, поскольку искусственная подсветка лишила бы изображение легкости и воздушности.
Когда час спустя Мелоди вышла, наконец, на церковную паперть, она сразу же разглядела фигуру своего спутника, бредущего через луг: руки ею были плотно засунуты в карманы твидового пиджака, плечи слегка сгорблены. Уэйнрайт заметил ее и подал знак, подзывая к себе.
Все время, пока Мелоди осторожно шла к нему по некошеному лугу, она ощущала на себе пристальный взгляд Уэйнрайта. Подойдя к нему вплотную, она, наконец, подняла глаза и в упор встретилась с его взглядом - в нем читалось откровенное желание, которое заставило Мелоди затрепетать.
И, словно внезапно почувствовав ее смущение, он притянул девушку к себе за плечи и сжал в объятиях. Она чувствовала, что не может не покориться ласковым, но настойчивым движениям его ладоней, гладивших ее плечи и спину. И когда Мелоди слегка запрокинула голову и выжидающе взглянула Уэйнрайту прямо в глаза, губы ее, помимо воли, нежно и призывно приоткрылись, готовясь ответить на поцелуй, который - она была уверена - неизбежно последует сейчас… Но Брэдли Уэйнрайт лишь отрицательно покачал головой. Вместо ожидаемого поцелуя он легкими, едва заметными касаниями пальцев прошелся по губам девушки - играя, маня и дразня, а лотом вдруг сжал ее щеки в ладонях и притянул к своей груди.
Буря эмоций обрушилась на Мелоди. Ноги ее подкосились, но тем не менее она испытывала странную уверенность, что, пока этот загадочный мужчина держит ее в своих объятиях, все будет хорошо. Никогда в жизни Мелоди так полно не ощущала, что находится под чьей-то надежной защитой и окружена вниманием и заботой, - а ведь этот человек едва знаком ей!
В итоге, так и не проронив ни слова, они разомкнули объятия и, взявшись за руки, направились к машине. Уже почти на подходе к автостоянке дорогу им перегородила повозка, запряженная лошадьми и вся увитая цветами: в повозке восседали юные жених и невеста в немецких народных костюмах. Ситуация была слишком фантастична, чтобы казаться реальностью.
До самого Этеля Мелоди хранила молчание, боясь неосторожным словом разрушить очарование момента. По дороге она пыталась проанализировать столь внезапно вспыхнувшие в ней чувства, в то же время страшилась слишком углубляться в них и тем самым давать им волю. Ах, все было так хрупко, неопределенно!..
Вот, наконец, гостиница, уютно разместившаяся в старинном здании под черепичной крышей, и лошади, пасущиеся неподалеку. Мелоди осталась дожидаться в машине, а Брэд - да-да, теперь она уже имеет право его так называть! - отправился зарезервировать номера. Вскоре он возвратился.