Парафразируя шоковую формулу Достоевского: если бы мне математически доказали, что истина вне Христа, я предпочел бы остаться с Христом, нежели с истиной, можно сказать: если бы мне математически доказали, что антропософия вне "Философии свободы", я предпочел бы остаться при "Философии свободы", нежели с антропософией. Формула безусловно абсурдная, но в самой абсурдности своей эвристически неоценимая. Ибо что есть антропософия, как не тотальная мобилизация познания, имманентного данному отрезку исторического развития и соответствующего Духу Времени! Надо понять: есть оккультное "что" и есть оккультное "как", соединяемые в оккультном "кто". "Что" оккультизма, безотносительно взятое, -- кодекс вневременных оккультных "истин", усваиваемых адептами всех времен и всех мастей, некое трансцендентальное единство оккультного синтаксиса, где какое-то священное изречение произносится соотечественниками Мэрилин Монро или Иосипа Броз Тито с такой же непреложностью, как оно произносилось соотечественниками Шуппилулиумы или Касиапататагаты. Эта прикинувшаяся добродетелью душевная и умственная лень, позволяющая первому встречному высокомерно отмахиваться от Гегеля и без малейших колебаний зачислять себя в штат "знающих" -- мошенническое "знание", не удостоверенное никаким "познанием", -- навсегда останется прибежищем всякого рода одержимых манипуляторов с темным личным и сверхличным прошлым и толпы бездарных фанатиков, по чистой случайности поклоняющихся не какому-нибудь длинноволосому эстрадному истукану, а... Кришне; настоящая оккультная "хлестаковщина", после которой невольно станешь зажимать нос при одном упоминании слова "оккультизм" (кто подсчитал бы, какой ущерб был причинен действительно оккультному познанию этим массовым гипнозом вокруг оккультного "что" и скольким достойным умам, самостоятельно приблизившимся к порогу духовного мира, пришлось и все еще приходится брезгливо избегать соприкосновений с "оккультным" во спасение собственного достоинства! -- вспомним трагические судьбы величайших христиан, так и не опознавших в себе христианства и берущих сторону "отступничества", дабы не оказаться причастными к смраду стадного христианства: Юлиан, Фридрих II Гогенштауфен, Ницше; вспомним жестокие колебания Гете, готового прослыть "атеистом", "язычником", даже "магометанином", лишь бы спасти себя от назойливо предлагаемого ему христианского "партбилета"). Оккультизм -допустив, что этот навылет дискредитированный термин поддается еще регенерации -- начинается с оккультного "как": если подвергнуть его кантовской трансцендентальной процедуре и подвести под вопрос: "Как возможно оккультное знание?", то ответ (в и не снившемся Канту духе) прозвучит приблизительно так: возможно как радикальное домысливание, дочувствование, допытывание познавательных форм, свойственных каждой данной эпохе. Оккультизм, скажем, творцов Веданты правомерен (и постольку возможен), начиная с VII дохристианского столетия; сфокусированность его обнимает тот промежуток времени, когда он в наибольшей степени отвечает исторически предопределенному уровню и цензу форм восприятия и мышления.