Через секунду Наташа сидела в теплом салоне "девятки". Не слушая возражений, Анатолий Васильевич сам снял с нее сапоги, высказался по поводу тонких колготок и надел на закоченевшие Наташины ступни невесть откуда взявшиеся шерстяные носки и кроссовки. Потом каким-то непостижимым образом она оказалась укутана пледом, а в руках у нее появился пластиковый стаканчик с горячим кофе. Пить она не спешила, грела о стаканчик пальцы и радовалась, что теперь ей можно ни о чем не волноваться.
- Ну что, согрелась немного? Это ж надо так машину раздолбать! Не каждому дано.
Дядя Толя сел на водительское сиденье и закурил.
- Сцепление сгорело к хренам, теперь и диск, и корзину менять придется, передние колеса держатся на честном слове, и бензин вытекает из насоса, - подытожил он. - Как ты до сих пор ездила, уму непостижимо!
- Я же не знала…
- Что сцепление не отрегулировано, это ты по неопытности могла и не понять. Но неужели ты не чувствовала, что в салоне бензином пахнет?
- А чем же должно пахнуть в машине? Вот если бы вдруг запахло розами, я бы удивилась.
Анатолий Васильевич засмеялся:
- Одна небось на рынок ездила? Там, знамо дело, поставили тачку года вроде бы нормального, а все запчасти хорошие свинтили. Ничего, у меня с другом сервис, сейчас отвезем тебя туда и сделаем из твоей рухляди конфетку. Ты как, ожила? На тросе сможешь ехать?
Наташа посмотрела на него с ужасом. Неужели придется сейчас вылезать из теплых "Жигулей" и возвращаться в свою машину? Анатолий Васильевич правильно понял ее молчание.
- Ладно, поедешь на моей, а я уж в джипе померзну. Только давай аккуратненько. Помни, ты свою собственную тачку буксируешь.
- Мне так неловко…
- Неловко на потолке спать, одеяло сваливается. Знаешь, я как-то раз "мерс" из Финляндии перегонял, и в нем посреди дороги печка накрылась! Вот это было да! Мороз - градусов тридцать! Что делать? Денег у нас нет, в сервис не обратиться, в мотеле не заночевать. И стекло, как ты понимаешь, моментально замерзает. Мужики мне говорят: "Давай потихоньку, мы рядом поедем". Я дал. Одной рукой рулю, другой лед с лобового стекла соскребаю. Километров двадцать проеду, и к мужикам греться. Посижу у них в тачке, кофейку глотну, руки-ноги спиртом разотру и обратно. До сих пор от одного воспоминания дрожь пробирает…
Анатолий Васильевич толково объяснил, как ехать до автомастерской, и Наташа тронула "девятку" с места. Она первый раз в жизни буксировала машину и очень боялась, что сделает какую-нибудь ошибку. Ведь дядя Толя в джипе находится в полной зависимости от нее, и если, например, она выедет на перекресток не вовремя, то он ничего не сможет сделать.
Но все, слава Богу, обошлось. Они благополучно доползли до сервиса, и она даже выслушала от Анатолия Васильевича комплимент своему водительскому мастерству. Потом он предложил Наташе отвезти ее, куда ей надо, но она решила, что это будет уже наглостью, и побежала к остановке троллейбуса.
Наверное, оттого что Анатолий Васильевич остался таким же, каким она его помнила, Наташа, сидя в троллейбусе, вдруг почувствовала себя школьницей.
Она подружилась с Саней в первом классе, и до выпускных экзаменов девочки были не разлей-вода. Санина мама, Антонина Ивановна, не делала разницы между дочкой и ее подружкой, одинаково одаряя обеих и конфетами, и шутливыми подзатыльниками. Тетя Тоня работала медсестрой по скользящему графику, и когда девочки приходили из школы, часто кормила обеих наваристым борщом и гигантскими котлетами. А если в походах по скудным магазинам Североморска ей встречалась дефицитная детская одежда, то она обязательно брала и для Наташи.
Тетя Тоня могла мимоходом заштопать Наташе колготки, подшить подол, но и добродушно обозвать ее "сучкой в ботах" - в общем, оказывала девочке все знаки материнского внимания. Это очень раздражало Наташиных родителей. Ее отец, высокий чин в штабе Северного флота, и мама, директор педагогического училища, считали Елошевичей "людьми не нашего круга" и, если бы могли, запретили бы дочери бывать в их доме. По счастью, оба проводили много времени на своей ответственной работе, и Наташа была предоставлена самой себе.
Если день или два она не виделась с тетей Тоней, то начинала скучать по ней. О, потом родители припомнили Наташе эту преступную привязанность!.. По их теории, именно Антонина Ивановна была виновата в Наташиной ранней беременности, хотя к тому времени уже два года лежала в могиле…
А может, и правда тетя Тоня была виновата, подумала нынешняя Наташа. Глядя на то, как счастливы они с Анатолием Васильевичем, Наташа тогдашняя просто не думала, что бывает иначе.
Анатолий Васильевич постоянно пребывал в состоянии легкой эйфории от вида своей жены, хотя вряд ли кто-нибудь решился бы назвать ее красавицей. Большего подкаблучника Наташе видеть не приходилось. Решительная Антонина Ивановна легко могла сказать: "Будет так, как я говорю!" и "Ты пойдешь за картошкой, можешь в этом даже не сомневаться!"
Но дядю Толю было так просто не запугать. На все эти ужасные вещи, способные наполнить отвращением любое мужское сердце, он отвечал: "Я понял, лапочка!" и "Так точно, мой генерал!" А иногда, вспомнила Наташа, он совершенно серьезно спрашивал у жены: "Тоня, что я хочу, чай или кофе?"
В общем, это была абсолютно счастливая пара, чье предназначение - жить долго и счастливо и умереть в один день.
Когда Саня с Наташей пошли в восьмой класс, Елошевичи решили завести второго ребенка. Как выяснилось позже, дитя было зачато, потому что Анатолий Васильевич думал, что его жена мечтает о малыше, а она, в свою очередь, считала, что у мужа не так давно по-настоящему проснулся отцовский инстинкт и младенец доставит ему много радости. Возможно, оба они были правы, но сбыться этим мечтам не пришлось.
На пятом месяце беременности у Антонины Ивановны произошел выкидыш, кровотечение не успели остановить, и она умерла.
"А было-то ей тридцать три года, - подсчитала Наташа. - Всего на пять лет старше меня нынешней".
В те дни Анатолий Васильевич находился в автономном плавании, и о смерти Антонины Ивановны ему даже не сообщили. Потом он долго не мог простить командованию своего ожидания встречи с женой, уже месяц лежащей в земле.
После похорон Наташа, несмотря на бурные протесты родителей, переселилась к Сане. Ее собственные родители даже на время - до возвращения Анатолия Васильевича из плавания - не захотели взять несчастную подругу дочери к себе. В осиротевшем доме Елошевичей Наташа поддерживала хозяйство и всеми силами пыталась вернуть к жизни окаменевшую от горя Саню.
Когда Анатолий Васильевич вернулся, она стала уходить ночевать домой, но после школы всегда приходила к Елошевичам и продолжала вести у них хозяйство. Ни отличница Саня, уверенно "идущая на золотую медаль", ни Анатолий Васильевич, понятия не имевший о том, как варить пельмени и где брать чистые носки, для домашних дел не годились.
А вот ей очень нравилось хозяйничать! В школе Наташу способной не считали, поэтому она доучивалась спустя рукава, мечтая только о том, чтобы поскорее выйти замуж и заниматься своим домом и своими детьми.
Детьми, да… С этим у нее получилось. Выпускные экзамены Наташа сдавала, уже будучи беременной. Кто же мог знать, что красивый лейтенант, так жарко шепчущий слова любви и так романтично лишивший ее невинности на одном из окрестных озер, окажется женатым человеком? Просто супруга его училась в институте в другом городе.
Когда Наташа узнала об этом от самого лейтенанта, она долго не могла поверить, что это случилось именно с ней. В отчаянии она даже решила довериться отцу, чтобы тот, пользуясь высоким служебным положением, заставил лейтенанта развестись и жениться на ней. От этого плана пришлось отказаться, причем не из благородных, а из прагматических соображений: выяснилось, что у тестя лейтенанта служебное положение еще выше.
Но через некоторое время пришлось все же открыть родителям свой "позор". Те действовали четко и оперативно: на следующий день после получения школьного аттестата Наташу посадили в поезд и отправили к бабушке в Москву. Всем знакомым было сказано, что она уехала поступать в институт. О ее беременности, кроме родителей и лейтенанта, в Североморске знал только один человек - Саня.
Следующие полтора года Наташа с родившимся в срок Петькой провела в обществе бабушки. Та была нешуточно увлечена ролью Благородной Женщины, Приютившей Падшее Создание. Вся ее энергия уходила на то, чтобы примириться с моральным падением внучки, поэтому сил на обычную житейскую помощь у нее уже не оставалось.
Родители присылали Наташе достаточно денег, чтобы прокормиться, но посмотреть на внука не приехали.
Когда Петька начал нормально ходить, научился пользоваться горшком и разговаривать, Наташа решила, что пора изменить жизнь. Она купила газету со всевозможными объявлениями и отправилась по первому же адресу, где требовались модели. По странной случайности она не попала ни в гарем, ни в рабство, а действительно стала моделью, и даже не из последних.
Несколько следующих лет пронеслись, как один день. Подъем в семь утра, марш-бросок с тяжелым и обмякшим Петькой на руках до коммерческого детского сада, потом бег до автобусной остановки, разгон, прыжок в заднюю дверь, прямо на спрессованные тела пассажиров, и хорошо, если это оказывались молодые мужики, всегда воспринимавшие ее доброжелательно. Одним из ярких воспоминаний о тех годах осталось, как в троллейбусе ей случайно надвинули шапку на лицо, но освободить руку и поправить шапку было невозможно. Прижатая спиной к неплотно закрытой двери, она стояла на нижней ступеньке троллейбуса, рискуя упасть прямо под колеса, и думала, что вот если сейчас она умрет, с этой шапкой на лице, то, может быть, это не самый плохой вариант.