- Только одно, - он засмеялся. - Мне хотелось продлить удовольствие.
- Как это?
- Не только лизнуть, а...
- Молчи, - она прикрыла его рот ладошкой. - Нам пора вставать. Иначе твой Андрей Борисович лопнет от злости. - Славик засмеялся. - И у него из живота вылетят суси, тэмпура, соба, цукидами и...
- Ладно, перестань. Как раз сегодня я должен договориться с ним о проценте с каждого блюда... которое войдет в книгу.
- Ты уж постарайся, - Лиза резко поднялась и села в постели. - Кстати, мне пришла в голову еще одна мысль... - Она посмотрела на щелку между толстыми шторами. Солнце пробиралось в нее, и оно было не просто желтого, а золотого цвета. И если эту полоску нарезать, то можно осыпать все вокруг сусальным золотом. - Она озолотит нас, - сказала Лиза.
- А знаешь, я, кажется, понял, почему заговорил с тобой в самолете.
- Почему? - Лиза быстро повернулась к нему.
- От тебя веяло чем-то... надежным. - Славик помолчал. - К тебе хотелось прислониться и затихнуть. - Он усмехнулся. - Я... никогда... нет, точнее сказать, я давно не чувствовал себя так ни с кем.
- Понятно. - На Лизу снова навалилась какая-то тяжесть. Она не захотела уточнять, с кем ему было так же надежно. Она сама знала.
Славик выбрался из постели, за ним Лиза. У нее тоже сегодня дело. Свое. Она не сказала о нем мужу.
Павел Лобастов, хозяин галереи, позвонил ей сам. Ласковым голосом, каким разговаривал со всеми нужными людьми, сообщил:
- Лиза, только ты можешь спасти меня от позора.
Чего он опасался на самом деле, она не знала, но согласилась приехать.
Выставка японской национальной обуви уже закончилась, и теперь Павел собирался устроить распродажу вещей, которые сделали нанятые им умельцы по японским образцам.
Лиза появилась в галерее и принялась осматривать каждую пару.
- Господи, - вздыхал Павлик совершенно искренне. - Как ты отличаешь тэта от ама-гэта? - С тех пор как Лиза работала у него, Павлик раздобрел брюшком. Оно скрывалось под широкой толстовкой мышиного цвета с иероглифом на груди. Пожелание счастья, заметила она. Что ж, никому не мешает. Всем надо и всем мало.
- Ама-гэта - это лакированные тэта на дождливую погоду, - объясняла Лиза, повертев у него перед носом обувку. - К ним можно прикрепить цума-гакэ - щитки для пальцев, чтобы не выпачкаться в грязи и не намокнуть. - Лиза произносила эти названия, упиваясь звуками, как будто самой себе желая подтвердить: она ничего пока не забыла.
- А вот эти похожи на настоящие таби? - с пристрастием допрашивал Павел. - У меня их не мерено, - признался он. - Я собираюсь заложить хорошую цену.
- Похожи. - Она изучала белые хлопчатобумажные таби - качественные носки для женщин. - А эти, - Лиза взяла в руки темно-синие, - так, металлические застежки фирменные, в форме ногтей. Не опозоришься.
- А как тебе эти?
- Таби на резиновом ходу, - кивнула Лиза. - По форме - обычные, но к ним приделана резиновая подошва. Все не так плохо. Твои умельцы - сообразительные люди.
- Ты просто воскресила меня, - Павлик выдохнул. - Хочешь выпить чего-нибудь?
- Чаю.
Чай был зеленый, настоящий японский. Но заварен по-русски. Лиза не стала ничего говорить. Она пила чай, слушала болтовню Павла и думала: а он собирается заплатить гонорар за консультацию? Или чай и есть гонорар?
Лиза ждала.
- А ты, похоже, стала крутая девчонка, - он погрозил ей пальцем. - Я видел "Паджеро-пинин". Темно-зеленый, да? Твой?
- Ага, - сказала Лиза.
- Хорошо быть женщиной, - протяжно вздохнул он. - Найдешь себе мужика и живи, как золотая рыбка. А ту-ут...
- Похожа на рыбку, да? - спросила Лиза, насмешливо глядя на него.
- Очень. Ты еще больше похорошела, Соломина. В тебе появилось что-то такое... - Он наморщил нос, словно пытался вынюхать, что это может быть.
- От меня как-то пахнет? - насмешливо поинтересовалась она.
- От тебя пахнет деньгами, - сказал Павлик. - Я чувствую запах зелени.
- Я... - Лиза потянула носом, - тоже его чувствую. Только от тебя.
- Ну... - Он махнул рукой.
- Зелень у тебя в правом кармане. В бумажнике. Самый верхний листик - мой. Ты мне его приготовил. Но смущаешься предложить. - Она деланно засмеялась. - Все-таки старые знакомые. Но я возьму. За консультацию.
Павел смотрел на нее не мигая.
- Кла-асс. Ты просто класс, Лизавета. - Покачал головой и полез за бумажником. - Ну... - он пытался выдернуть другую бумажку. - Черт, куда она подевалась? Прилипла, что ли?
- Она сверху. Я вижу, - подсказала Лиза.
- Ладно, черт с тобой. Бери.
- А где спасибо? Сто долларов за консультацию - это просто подарок. По старой дружбе.
- Но ты, если я не ошибаюсь, получала у меня, когда работала в галерее, всего-то...
- Ага, две такие бумажки за месяц. - Она засмеялась. - Но тогда я ездила на метро. А теперь мой "пинии" хочет кушать. И потом, Павлик, я уже знаю, сколько ты и твои коллеги платят мужчинам за то же самое. Так что я тебе обошлась по дешевке.
- Понятно... Влияние твоего Стороженко...
- У нас взаимовлияние, - сказала Лиза. - Спасибо за чай. Еще один совет. Даю сверх суммы гонорара.
Он вскинул брови, ожидая какого-то выпада от Лизы. У него и прежде бывали с ней стычки.
- Говори.
Она подалась к нему через стол и тихо сказала:
- За такие деньги в следующий раз меня не зови.
- Принято, - с легкостью ответил Павел. - Позовем другого.
- Но имей в виду, если и дальше станешь продавать свои пляжные тапочки за резиновые дзори из Токио, - она кивнула на полку, - нарвешься на неприятности.
- Шлепанцы как шлепанцы, - он пожал плечами. - Сама знаешь, дзори - это прототип пляжных тапочек вообще. В них ходит весь мир.
- Обезьяна тоже была прототипом человека, - насмешливо заметила Лиза. - Но что-то никто не нанимает ее на работу в свою галерею. Ладно, я пошла.
- Погоди, - остановил Лизу Павел. - Что насчет них?
- Да ничего. Возьми и поскобли ногтем там, где нарисованы рыбки.
Он потянулся к паре резиновых тапочек и поскреб. Красная краска быстро поддалась, и оттуда выглянула надпись: "ГОСТ" и цифры, уходившие под синь рыбьего плавника.
Павел оторопело смотрел и молчал.
- До свидания. Не жалей стольника. Я спасла тебя от неприятностей большего размаха.
Она вышла и закрыла за собой дверь.
Еще недавно то, что Лиза сейчас проделала с Павлом, ей бы и в голову не пришло. Она проконсультировала бы его бесплатно, а потом мучилась своей несостоятельностью - ну какой из нее делец? Неудобно, свои... Но, слушая Славика и наблюдая за тем, как идут его дела, Лиза сказала себе: прежние правила игры остались в прошлом.
Что сделала она сейчас? Продала свои знания. Павел заплатил за них. А сам он продаст то, что она оценила, как качественные вещи. Получит за это деньги, к нему не будет претензий. Значит, ее знания помогут ему заработать. Все правильно.
Лиза выехала со двора и на Ордынке угодила в пробку. Перед ней стояли машины, в спину дышали машины... Но на своем "Паджеро" она чувствовала себя, как в броне. Не то что в "семерке", в правый бок которой въехала "Газель". Но, как говорят, всякий опыт полезен, кроме смертельного.
Тогда Лиза обнаружила удивительное свойство японского языка - он помогает выжить всегда и везде. Ей не забыть этого мужчину в коричневой кожаной кепке и через сто лет. Выскочив из "газели", он заговорил. Лиза, потрясенная, не могла понять ни слова. Казалось, он говорит на иностранном языке, которого она не знает. Но внезапно, сами собой, с губ сорвались японские слова:
- Асоко-э-ва икитаку аримасэн.
В общем-то ее ответ попал в точку. "Туда я идти не хочу", - означала эта фраза.
Трудно сказать, как перевел ее для себя "газелянин", но он потерял дар речи.
Лиза произнесла еще одну:
- О-таноми-ни наттэмо, муда дэс, - что означало: "Не просите, никак не могу".
Мужчина поднял руки.
- Все, все девушка. Согласен, согласен. ГАИ. Ожидаем...
Ту машину она продала и пересела на "Шкоду-фелицию". Красную, тихую машинку-мышку, но уж какую-то слишком робкую на вид. Ее Лиза быстро поменяла на старый рыдван, как говорил Славик. Этот рыдван назывался "геленваген" восемьдесят третьего года. Завидев его, все расступались. В нем наконец Лиза нашла свой тип машины - джип. И тогда к ней пришел "Паджеро-пинин".
Выехав на мост напротив кинотеатра "Ударник", Лиза решила прокатиться в свой любимый магазин на Смоленке. Она давно собиралась купить стринги черные и белые, чтобы надевать под брюки. Решила, что деньги, заработанные столь непривычным для нее способом у Павла, потратит так же лихо. Отдаст их без сожаления за узкие полосочки эластичной ткани, затейливо соединенные итальянцами.