Сломано было увлечение самоцветами Востока, сломан был старый быт с суеверным отношением к камню. Совершенно новые пути в истории камня наметились в годы преобразований Петра.
Объявление в 1719 г. "горной свободы" открывало огромные перспективы для поисков и разведок полезных ископаемых и, в частности, цветных камней. Поиски руд приводили к созданию десятков заводов на Урале, в Олонии и отдаленнейших районах Сибири. В 1700 г. Петр учредил в Москве особый Приказ горных дел, который вскоре был заменен берг-коллегией, а в Тобольске было учреждено горное начальство для управления сибирскими и уральскими заводами.
В это время уже началась стройка Петербурга: среди болот и низин на берегу Невы, на окраинах Скандинавского щита, с его прекрасными гранитами и мраморами. Петр I вызвал на постройку каменщиков со всей России. Они неохотно шли в эту далекую столицу, и, чтобы приохотить их, Петр издал в 1712 г. указ, по которому те дома, где жили камнетесцы, освобождались от податей; когда и эта мера мало продвинула дело, был издан знаменитый указ 1714 г., запрещавший возводить во всем государстве "всякое каменное строение, какого бы имени ни было, под разорением всего имения и ссылки".
Петр привлекает к себе не только камнерезов из нашей страны, он вызвал со всей Европы лучших строителей, зодчих, ваятелей и резчиков по камню.
Так стал строиться на берегах Невы прекрасный каменный Петербург.
Так открылась новая страница в истории русской минералогии и культуры камня.
Расцвет культуры камня в XVIII в.
Постройка Петербурга положила начало созданию каменной промышленности в России. Страна перестраивалась. Петр старался поднять и показать мощь и богатство страны, и наряду с открытием первых плавильных заводов после Полтавской битвы он решил украсить новую столицу на берегах р. Невы мраморами и гранитами, а для пышности двора и щегольства перед иноземцами палаты убрать цветными каменьями, а на табакерках поставить узорчатые крышки. И потянулись обозы с прекрасными мраморами Русколы и Тивдии, с нежными доломитами Белой горы, с пестрыми брекчиями и черными аспидами для постройки дворцов и набережных. Одевалась прекрасная Нева прочной гранитной одеждой - камнем, незнакомым "белокаменной" Москве. С суровой природой севера сочетался в Петербурге глазчатый рапакиви и серые холодные гранитные кариатиды Эрмитажа, прекрасный постамент "Медного всадника" и колонны Исаакия и Казанского собора - единственные в мире.
Сфинкс из розового гранита египетской работы XV в. до н. э. Установлен на набережной р. Невы у здания Академии художеств. На нем надпись: "Сфинкс изъ древнихъ Θивъ въ Египте привезенъ во градъ святаго Петра в 1832 году".
Но чтобы создать эти грандиозные каменные колонны и обелиски, чтобы покрыть целые стены дворцов мраморами и пудожским известняком, надо было не только создать настоящую каменную культуру, не только зажечь творчеством ваятелей и строителей, - надо было научиться русскому человеку тесать и резать, и полировать камень.
И вместо старого топора, так успешно рубившего избы и церкви, надо было создать настоящую машинную технику обработки твердого и мягкого камня, надо было научить русского человека творить прекрасные изделия из него, сочетая искусство и технику на путях, указанных зодчими - Растрелли и Камероном, Кваренги и Воронихиным.
Недаром в 1824 г. ученый-минералог профессор Соколов говорил: "Везде есть яшма и порфир, но нет подобных изделий, гранит находится во всех странах, но набережные Петербурга и решетки Летнего сада могут быть причислены к чудесам мира".
И вот в 14-й день января 1725 г. Петр повелел построить в Петергофе мельницу на 40 рам для обработки и полирования самоцветов и стекол. А через 10 лет, по докладу президента Академии наук Блюментроста, было повелено "для шлифования и полирования при Академии наук всяких найденных в здешнем государстве ясписовых и прочих камней построить мельницу".
Так была создана историческая Петергофская гранильная фабрика. В течение двух столетий фабрика являлась рассадником культуры камня, школой художников и мастеров. Ее изделия превзошли произведения Флоренции и Милана и грандиозностью монолитов, и замечательной техникой, и художественной красотой.
Вслед за Петергофом была создана в 1774 г. на берегу Исети Екатеринбургская гранильная фабрика, а затем в отрогах Алтая Колыванская шлифовальная.
Петергоф - Екатеринбург - Колывань - таковы три центра старой русской камнерезной промышленности. Сначала - три затеи царского двора, а потом - три единственных в мире по размаху учреждения, призванные выявлять красоту русского цветного камня, поднять одну из важных сторон народной промышленности.
Нельзя забыть эти замечательные произведения искусства - то горящие синим огнем лазуритовые колонны Исаакия, то колоссальные чаши и вазы из алтайских и уральских яшм, - таких изделий не видал мир, и перед ними бледнели чудесные изделия эпохи Возрождения.
Это было время расцвета русского камнерезного дела; в пышности и роскоши дворцов зарождались идеи нового убранства, в Петербург, подобно древнему Риму, свозились и богатства "всех Индий" и все самое ценное, самое прекрасное и самое редкое со всех концов России.
Это было время, когда "Россия начала узнавать себя", и "плеяда блестящих исследователей по всей стране разъезжала на колымагах и фурах", собирая сведения, привозя "сокровища неоцененные для всех наук". Описания этих странствований мы видим у Палласа (1741–1811), Лепехина (1740–1802), Гюльденштедта (1745–1781), Георги (1729–1802) и Фалька (1727–1774). Недаром Георги назвал эти описания "Открываемая Россия".
Все устремились в диковинные страны - на Восток и Кавказ, в Бессарабию и Тавриду, открывались новые богатства, угли и камни, руды и самоцветы - самое ценное и редкое.
Для того чтобы объединить это стремление, под эгидой президента Академии художеств И. И. Бецкого (1704–1795) была организована в 1765 г. особая экспедиция "по розыскам мраморов и специальных каменьев на Урале", которая скоро превратилась в крупную государственную организацию для поисков и разведок минералов и горных пород по всей стране - первую минералогическую экспедицию. Наметилась первая полоса яшм на протяжении почти 600 км вдоль всего Уральского хребта; мастерами Екатеринбургской фабрики были сделаны находки прекрасных мраморов и того серого, сурового мрамора, который сейчас украшает стены московского метро. Из степей Южного Урала привезены были в Петербург прекрасные куски амазонского камня, и, по словам минералога Квенштедта, "целая камнеломня" якобы была заложена в одном сине-зеленом кристалле амазонского камня.
На Востоке наряду с серебром и медью раскрывались каменные богатства Алтая. Петр Шангин, заведующий Салаирским рудником - геолог и инженер, ботаник и географ, намечал целые страницы в истории края. "Пробки", как говорили, разнообразных порфиров, напоминающих прекрасные камни Египта и Греции, отправлялись специальным фельдъегерем в Париж для напечатания на французском языке "срочной ноты".
Совершенно новые минералы были привезены с берегов Байкала. В это время в захолустье Нерчинского края жил знаменитый опальный естествоиспытатель - талантливый химик и технолог, член Российской академии наук Эрик Лаксман (1737–1796). По отдельным районам Сибири собирал он растения и минералы, с редкой эрудицией и ясностью натуралиста линнеевской школы открывал одну за другой диковины и тайны природы - прекрасный лазурит, о котором он писал академику Палласу: "Я до безумия, до мученичества влюблен в камни дикой Сибири"; темную слюду на реке Слюдянке - это начало современной промышленности; загадочные до сих пор минералы Вилюдя - ахтарагдит и др.
Так постепенно в нашей стране накапливалось огромное количество фактов, описывались минералы, месторождения, собирались данные по геогнозии, т. е. науке, положившей начало современной геологии.
В те времена сама минералогия была модной наукой и, как говорили тогда, "всеобщей болезнью". Даже в екатерининском Эрмитаже кроме собраний художественных изделий была большая минералогическая коллекция, систематизированная и описанная академиком Палласом.
Впервые стали применяться слова "культура камня" - старые слова В. Н. Татищева (1686–1750), одного из первых русских историографов и горных деятелей Урала начала XVIII в; эти слова широко вошли в обиход, начиная с истории исследования и техники обработки камня и кончая его ролью в искусстве и промышленности.
Интерес к естествознанию под влиянием школ Бюффона (1707–1788) и Линнея (1707–1778) вырастал в культурное движение, наука постепенно освобождалась от пут суеверия церкви; познание природы, "системы мира" сделалось всеобщим лозунгом.
Вслед за Российской академией наук создавались новые рассадники знаний: возник Горный институт - одна из старейших горных школ всего мира. Новая страница научной минералогии и горной промышленности открылась здесь, на берегах Невы, а в дивных воронихинских залах возник "Горный музеум", который сделался центром паломничества всех, кто любит камень и кто хочет понять его природу. По уставу Горного института назначением музея было обслуживание не только студентов и профессоров, но и "любопытных посетителей". И в борьбе за свободу науки, в борьбе за новые научные пути в еще тесных стенах Академии наук в середине XVIII в. Михайло Ломоносов закладывал основы точного знания. Перед самой смертью обратился он с призывом по всей стране собирать все руды и камни для создания "минералогии России"…
Прошли многие годы, и только после Отечественной войны 1812 г. наметился новый этап в истории нашей науки.