Томясь одиночеством и скукой и имея массу свободного времени, девушка пристрастилась к чтению газет. Она с большим удовольствием слушала забавные анекдоты и сплетни, которые отец, возвращаясь из театра домой, рассказывал ей по вечерам.
Пока была жива жена Красавца Бардсли, он обычно обсуждал с ней проблемы и неурядицы театра, ей же он рассказывал и о тех многочисленных посетителях, что приходили к нему в гримерную. Теперь его слушательницей стала Шимона.
До сей поры девочка существовала как бы в изоляции от внешнего мира, но теперь, потеряв жену, Красавец Бардсли разрешил дочери занять место матери.
Итак, лишь достигнув восемнадцати лет, Шимона впервые начала осознавать, что ей чего-то не хватает.
Она слушала рассказы о балах, ассамблеях, приемах, роскошных вечерах в Карлтон-Хаусе, обедах в престижных клубах, куда допускались лишь люди, получившие приглашение от высокопоставленных особ.
- А я смогу когда-нибудь побывать на балу, папа? - спросила Шимона однажды вечером.
Он как раз вернулся из театра и рассказал дочери, что отклонил приглашение на вечер у герцога Ричмондского, на котором должен был присутствовать принц Уэльский.
Красавец Бардсли удивленно взглянул на дочь, как будто видел ее в первый раз.
Она была необычайно хороша в эту минуту. Платье из тонкого муслина с высокой талией подчеркивало мягкую линию ее груди, а красная бархатная обивка стула, на котором она сидела, подчеркивала нежную белизну ее кожи.
Шимона была так хороша, что у Бардсли перехватило дыхание - он вспомнил, что его дорогая Аннабел выглядела точно так же, когда они впервые познакомились.
- На балу, дорогая? - переспросил он рассеянно - его мысли в этот момент витали далеко.
- Ну да! Разве ты забыл, что мне уже восемнадцать? Мама говорила, что в честь ее выхода в свет был устроен бал. Как бы мне хотелось тоже побывать на балу!
Красавец Бардсли долго не сводил с дочери взгляда, а затем сказал:
- Это невозможно!
- Почему? - удивилась Шимона.
Бардсли поднялся и начал мерить комнату шагами. Было видно, что он обдумывает ответ. Наконец он произнес:
- Пора тебе узнать правду. Представители высшего света приглашают меня к себе потому, что я знаменитость. Да, знаменитость, но в то же время всего-навсего актер. Этим людям доставляет удовольствие благосклонно взирать на тех, кто, подобно мне, достиг небывалых высот в своей профессии.
И продолжал гораздо более резким тоном:
- Но несмотря на то что они принимают меня, их жены и дочери ни за что на свете не пригласят мою жену и дочь.
- Но почему, папа?
- Потому что актер никогда не будет ровней людям благородного происхождения.
Шимона смотрела на отца широко открытыми глазами, а затем нерешительно начала:
- Пусть ты актер, но ведь ты и… джентльмен, папа. Твой отец был каноником… Мама рассказывала мне.
- Мой отец стыдился меня, - горько заметил Красавец Бардсли. - Он надеялся, что я тоже стану священником и буду воодушевлять паству, произнося проповеди с амвона.
Он криво усмехнулся и заметил:
- Сомневаюсь, что среди публики "Друри-Лейн" найдутся добропорядочные прихожане.
- А Уинслоу принадлежали к джентри и были весьма уважаемым семейством в Дорсете, - продолжала настаивать Шимона.
- И часто ли тебя приглашали погостить у бабушки с дедушкой? - возразил Красавец Бардсли.
Наступила долгая пауза.
- Мне кажется, я понимаю…
- Если провидению угодно было покарать меня за то, что я убежал с твоей матерью и долгие годы наслаждался счастьем, равного которому не испытывал ни один мужчина на земле, то сейчас наступил как раз такой момент, - подытожил Красавец Бардсли, - ибо я с горечью осознаю, что не могу дать тебе всего того, чего хотел бы.
Шимона бросилась в его объятия:
- Ты не должен так думать, папа! Я счастлива, очень счастлива - ведь у меня такой отец… Неужели ты думаешь, что я променяю на какие-то балы возможность видеть тебя на сцене, а по вечерам беседовать с тобой дома?
Красавец Бардсли ничего не ответил, он просто наклонился к дочери и поцеловал ее в щеку.
Потом тихо, словно бы про себя заметил:
- Истинно говорит Библия - грехи отцов падут на детей.
Шимона услышала боль в словах отца, Поэтому ни разу больше не заикалась о том, как ей хотелось бы познакомиться с модным светом и появиться на роскошных балах. А вот беседы с отцом по-прежнему сохранили для нее свое очарование.
Каждый вечер, когда Бардсли возвращался домой, Шимона расспрашивала его за ужином о том, кто приходил к нему сегодня в гримерную и какие знатные люди сидели в лучших ложах театра.
Ей не терпелось также узнать побольше о нравах высшего света, и она частенько уговаривала отца рассказать ей об этом.
Дело было вовсе не в стремлении девушки посмаковать очередной скандал. Просто она интересовалась тем, что происходит в огромном мире, таком большом по сравнению с их маленьким домиком в Челси, где она вела столь уединенную жизнь. Персонажи шекспировских пьес или "Школы злословия" Шеридана были для Шимоны куда более реальными, чем люди из плоти и крови.
Сэр Питер Тизл, сэр Бенджамен Бэкбайт, сэр Гарри Бэмпер - все они занимали в жизни девушки гораздо более значительное место, чем принц Уэльский и светские денди и щеголи, сидевшие рядом с ним в королевской ложе на представлении в "Друри-Лейн".
Бывая в театре, Шимона с любопытством оглядывалась вокруг и пыталась найти среди публики тех людей, о которых ей рассказывал отец.
Сейчас, сидя в гримерной, девушка слышала, как нарастает шум аплодисментов, напоминая отдаленные раскаты грома. Она встала и открыла дверь. Шум стал намного слышнее.
Шимона поняла, что необыкновенная сила искусства ее отца в очередной раз привела публику в такое неистовство, что люди вскакивают со своих мест, громко хлопают в ладоши и приветствуют актера, а он все кланяется и кланяется.
Девушка долго стояла в дверном проеме и всматривалась в полумрак прохода, слабо освещенного свечами в деревянных канделябрах.
Но тут ей пришло в голову, что вскоре актеры начнут возвращаться в свои гримерные и могут увидеть ее, и она поспешила закрыть дверь.
Вошел Бардсли в сопровождении Джо, который все время действия провел за кулисами. В эту минуту щеки знаменитого актера пылали румянцем, а глаза светились тем особенным огнем, которым они всегда загорались после удачного представления.
- Как публика любит тебя, папа!
- Да, все прошло хорошо, - нарочито сдержанно отозвался Красавец Бардсли.
Он направился было к туалетному столику, но в это время его снова настиг приступ кашля.
Очевидно, находясь на сцене, актер слишком долго сдерживался, и вот теперь кашель жестоко сотрясал все его существо. Он кашлял и кашлял, и казалось, эти усилия разорвут его на куски.
Джо и Шимона помогли Бардсли сесть на стул. Мало-помалу приступ утих. По лицу актера струился обильный пот. Он в изнеможении закрыл глаза.
Обессиленный кашлем, он дрожал от слабости. Лишь стакан бренди с водой немного привел Бардсли в чувство.
Шимона заметила, что на этот раз Джо сделал напиток гораздо крепче, чем раньше.
Переодеться к следующему акту было нелегким делом для Красавца Бардсли, но еще мучительнее ему было заставить себя повиноваться повелительному выкрику мальчика:
- Осталась одна минута, мистер Бардсли!
В голосе мальчика слышалось осуждение. Еще бы - до начала представления совсем мало времени, а ведущий актер еще не готов к выходу!
Джо проводил своего хозяина на сцену и тут же вернулся.
- Он совсем плох, мисс Шимона! - резко бросил он, входя в гримерную.
- Я знаю, Джо, но он не желает отдыхать. Я умоляла его отменить сегодняшнее представление.
- Он убьет себя, мисс Шимона, попомните мои слова!
Шимона вскрикнула и тут же испуганно поднесла руку ко рту.
- Доктор говорит то же самое… а отец ничего и слышать не хочет… Он считает, что должен работать.
- Я понимаю, мисс.
- Вы работали с ним в течение многих лет, Джо, и не хуже меня знаете, что у него не отложено ни пенни.
- Знаю, мисс! Да еще по субботам все они вьются вокруг него, словно коршуны. Мне иногда сдается, что он сам до своих денег и не дотрагивается - слишком много жадных рук тянется к его кошельку.
- Если бы он продержался еще хоть чуточку, он бы получил пенсию, - задумчиво произнесла Шимона.
- Видит Бог, он достоин этого! - горячо поддержал ее Джо. - Но ведь театр дает сборы только в те вечера, когда играет хозяин. Мне кажется, директор боится, что как только хозяин получит пенсию, он тут же уедет отдыхать.
- Именно это он и должен сделать, - подтвердила Шимона. - Как раз вчера доктор говорил, что отцу следует на зиму уехать куда-нибудь в теплые края. Скоро ноябрь. Он ни за что не вынесет туманов и холодных ветров.
Они обменялись тревожными взглядами, а затем Джо, будучи не в силах продолжать далее этот тягостный разговор, решил:
- Отнесу-ка я стакан бренди прямо на сцену. Если с хозяином снова случится приступ, это поможет ему доиграть.
Шимона ничего не ответила, а лишь молча села на диван.
Будущее рисовалось девушке в довольно мрачных тонах. Интересно, что бы в этой ситуации сделала ее мать?
Она взглянула на миниатюру, стоявшую на туалетном столике.