Латинские источники по истории славян в рассматриваемый период менее многочисленны, чем греческие, но их опять же больше, чем в предшествующий период. Мартин Бракарский в эпитафии святому Мартину Турскому (558 г.) сообщает уникальные сведения о начале христианизации славян в этот период. Африканец Виктор Тонненский в своей "Хронике" описывает болгарское нашествие 559 г. (правда, без упоминания славян). Его продолжатель, испанец Иоанн Бикларский дважды упоминает в своей "Хронике" славянские набеги на Империю. Фрагментарность труда Менандра Протектора увеличивает значение известий негреческих хронистов - Иоанна Бикларского и Иоанна Эфесского.
Столь же интересны сведения, содержащиеся в письмах папы Григория I Великого о начале проникновения славян в Далмацию и Италию. Это единственное свидетельство современника об этих событиях.
Лангобардский историк Павел Диакон (конец VIII в.) в "Истории лангобардов" рассказывает о первых столкновениях славян с баварами. Память о них сохранялась и позднее в местных немецких преданиях средневековья.
"Баварский географ" IX в. ценен, прежде всего, как первое перечисление славянских племен. Вторая половина VI в. - период интенсивного расселения именно в западной части славянского мира и складывания существовавших и в IX в. племен и племенных объединений. Далматинский хронист XIII в. Фома Сплитский сообщает о первом появлении славян в Далмации. Его известия, основанные на городском предании, могут быть сопоставлены с более древней информацией Константина Багрянородного и далее - с письмами папы Григория.
Таким образом, фонд источников по истории славян для рассматриваемого периода действительно расширяется по сравнению с предыдущим. Однако он еще не столь неохватен, чтобы затруднить полное обобщение сведений в рамках настоящей работы.
Особое место среди иностранных источников занимают скандинавские. Это обусловлено тем, что Скандинавия в раннем средневековье не имела письменной историографии (несмотря на наличие рунического письма). Данные скандинавских источников о ранних контактах со славянами, следовательно, восходят исключительно к устной традиции. Часть этих сведений (в памятниках героического эпоса) заимствована из континентального германского предания эпохи Переселения Народов и не имеет непосредственного отношения к теме настоящей работы. "Деяния данов" Саксона Грамматика передают (в искаженной форме) русское сказание о "короле" Бое. Оно находит параллель в записях устных преданий с территории Белоруссии XIX в. и восходящее к племенной мифологии славян-кривичей. Появление этого сказания в датской хронике объясняется родовыми связями между датской династией Кнютлингов и правившими в Полоцке Всеславичами. Следует особо упомянуть норвежскую "Сагу о Тидреке" (XIII в.) - переложение немецкого эпоса, содержащую некоторые славянские по происхождению сюжеты.
Основной корпус преданий о происхождении восточных славян и предыстории Руси содержался в русских летописях второй половины XI - начала XII в. - Начальной и "Повести временных лет". Некоторые ценные сведения имеются в позднейших памятниках - например, в Устюжском летописном своде XVI в., использующем более древнюю Смоленскую летопись. Другие русские и украинские авторы XVI–XVII вв. фиксировали устные предания своего времени о древнейшей поре восточнославянской истории. Эти записи не всегда точны и исторически далеко не безусловно достоверны, но сообщаемая ими информация также может быть привлечена к исследованию. Местное русское летописание непосредственно переросло в XVIII–XIX вв. в раннее краеведение.
Непрерывность политической традиции в Чешском княжестве (королевстве) с VII в. обусловила неплохую сохранность здесь древнейших исторических преданий. Эти предания здесь более чем где-либо играли роль официальной истории. Потому они сразу же отразились у хронистов - Козьмы Пражского (1 четверть XII в.), Далимила (начало XIV в.), позже у Пржибика Пулкавы, Неплаха из Опатовиц (середина XIV в.). Из поздних исторических сочинений оригинальную информацию, почерпнутую из устного предания, содержали труды Кутена из Шпринсберка и Гаека из Либочан (XVI в.).
Польская историография сперва не выходит в глубь веков за пределы IX столетия, когда началось правление династии Пястов. Только с рубежа XII/XIII вв. на страницах польских хроник появляются предания о более древней поре, что было связано со стремлением максимально удревнить существование Польского государства. За написанной в этой время хроникой Винцентия Кадлубка в конце XIII в. последовали в Великой Польше - Богухвал, в Кракове - Дежва. Применение древнейших по описываемым временам разделов польских хроник как исторических источников затрудняется упомянутым стремлением к "удревнению" истории. Оно выражалось, в частности, в разделении легендарных польских "королей" на нескольких одноименных персонажей - явление, известное, в частности, и в Скандинавии. Другая трудность связана с соперничеством Великой и Малой Польши. Оно вызывало переносы хронистами "королевских" резиденций древнейших времен из великопольских Гнезна и Крушвицы в малопольский Краков и обратно.
Хронист XV в. Ян Длугош в своем монументальном труде обобщил данные предшествующих польских историков, пополнив их информацией из устных преданий. Кроме того, он включил в свою хронику пересказ несохранившейся до нашего времени древнерусской летописи (Киевской конца 1230-х гг.) с некоторыми оригинальными сведениями о предыстории Руси. Из позднейших польских историков XVI в., использовавших для расширения информации о древности фольклорный материал, следует назвать М. Меховского, М. Кромера, М. Бельского, М. Стрыйковского. Впрочем, в "польской" части они в основном повторяют с некоторой авторской обработкой труд Длугоша.
Сведения поздних русских летописцев, польских и чешских хронистов, использовавших фольклорную традицию, напрямую смыкаются с устными историческими преданиями, записывавшимися в XVIII–XX вв. Нередко фольклористы нового времени записывали те же сюжеты, что и авторы позднего средневековья. Количество преданий, восходящих к славянской древности до IX в., сравнительно невелико. Но таковые все же имеются и могут использоваться исследователем в качестве вспомогательного материала.
Ценным источником по истории славянского общества являются нормы обычного права. При их исследовании важно вычленить нормы, являющиеся общеславянскими, а также местные нормы, восходящие к догосударственному, дофеодальному и дохристианскому времени. Конечно, наибольшую ценность представляют самые ранние писаные правовые своды, в основе которых лежит в том числе обычное право. Это "Закон судный людем", созданный в Болгарии или Великой Моравии в IX в., и древнейшая "Правда Русская". Немецкое "Швабское зерцало" (XIII в.) содержит некоторую информацию об обычном праве предков словенцев - хорутан, остававшемся еще на уровне начала IX столетия - времени вхождения Каринтии в Западную Империю.
К этим памятникам близки и первые попытки свести воедино обычное право в "чистом" виде. К средневековым трудам такого рода относятся "Рожмберкская книга" в Чехии, "Эльблонгская книга" в Польше, "Винодольский закон" в Хорватии, написанные на протяжении XIII–XIV вв.
Некоторую ценность для сопоставления представляют и нормы обычного права, засвидетельствованные в XVIII–XIX вв. Это относится, прежде всего, к обычному праву черногорцев, которые сохранили родоплеменной уклад и традиционное право вкупе с политической самостоятельностью. Основным правовым сводом Черногории был "Закон общий черногорский и горский", созданный в конце XVIII в.
В особый корпус можно выделить сведения письменных источников позднейшего времени о славянской "языческой" религии. Пантеон и мифология сложились в основном еще в общеславянскую эпоху, хотя основной объем данных о них относится к более позднему времени, чем V–VIII вв.
Наибольшее количество данных мы имеем по восточнославянскому (древнерусскому) "язычеству". Это, прежде всего, упоминания языческих богов в договорах с Византией Х в. Сведения о дохристианском пантеоне, отдельных мифах и поверьях есть в летописях (Начальной и "Повести временных лет"), в житийных памятниках (жития святых равноапостольного князя Владимира и преподобного Авраамия Ростовского). Обширнейший материал предоставляет богатая древнерусская литература "Слов" и "Поучений" против язычества, наиболее значимые памятники которой относятся к XI–XIII вв. Ценнейшие сведения по восточнославянской древней религии, мифологии, идеологии дают метафорические обороты "Слова о полку Игореве", уникального памятника дружинного эпоса XII в. Как и в ряде других европейских поэтических традиций, такого рода обороты восходят в средневековой поэтике еще к дохристианской эпохе. Отдельные упоминания языческих богов вставляются в переводные памятники - хронику Иоанна Малалы, "Беседу трех святителей", "Хождение Богородицы по мукам". Сведения о древних языческих культах, почерпнутые из устных преданий, имеются также в ряде памятников летописания XVII–XVIII вв. Это "Сказание о зачале Новаграда", "Историчествующее описание" Т. Рвовского, "Сказание об основании Ярославля". Они смыкаются с фольклорными воспоминаниями о капищах древних богов, зафиксированными в новое время именно у восточных славян.
Довольно многочисленны источники по западнославянскому "язычеству". Но наибольший объем сведений касается пантеонов балтийских славян и сохранен германскими хронистами XI–XIII вв. - Адамом Бременским, Герборгом, Эббоном и др. Некоторые дополнительные сведения содержатся в датских источниках (Саксон Грамматик, "Сага о Кнютлингах"). Местные немецкие историки XVI–XVIII вв. иногда пытаются пополнить информацию предшественников. Но их "открытия" чаще всего оказываются на поверку домыслами или прямыми фальсификациями на модную тогда тему.