- Зря, зря, - соглашается Каганович.
- Видите, что из этого получается?
- Я это знал. Я был против этого дела. Не потому что такой уж святой… А просто я знал… Чем это кончится.
- Настроение было другое. Борьба с религией?
Взорвали Сухареву башню…
- Пишут: в Москве взорвали Сухареву башню. Она была очень ветхая. Машин вокруг нее! Сплошной поток… Каждый день душат по десять человек. Но я сопротивлялся ее сносу. Пришел на собрание архитекторов. Взял с собой Щусева, Жолтовского, Фомичева и других и поехали к Сухаревой башне.
Поднялись на нее, осмотрели все кругом и пришли к заключению, что демонтировать ее не резонно, а сделать вокруг нее движение - надо разрушить все вокруг, в том числе больницу Склифосовского, которая имеет особую ценность как архитектурный памятник старины, поэтому предложили тоннель сделать.
Потом выяснилось, если сделать тоннель, то сама башня Сухарева не выдержит его, и, во-первых, это огромный въезд и огромный выезд - у нас для этого сил нет. И разрушение домов вокруг, и сооружение тоннеля, таким образом, исключается. Поэтому решили разрушить.
- Мнение такое: Сталин - грузин, Каганович - еврей, вот они и разрушили все русские памятники.
- Удобно придраться. Говорят, что и Страстной монастырь я взрывал, а монастырь был взорван через два года после того, как я из Москвы ушел.
- Сейчас метод такой: любое вранье бросать в народ, а потом пусть опровергают! Пишут, что Сталин был агентом царской охранки.
- Это же сволочь пишет! - возмущается Каганович. - Еще и подписывается. Ученый… Это же наглецы! Ленина обвиняют…
Жена Сталина
- А про вас говорили, - обращаюсь я к Мае Лазаревне, - что вы были женой Сталина.
- Мне было пятнадцать лет, и я ужасно боялась, как бы сам Сталин про эти слухи не узнал, как бы до него не дошло, - говорит Мая Лазаревна.
- Американцы писали, будто моя сестра была женой Сталина, - говорит Каганович.
- Или племянница?
- Сестра. А у меня единственная сестра старше меня, она в двадцать четвертом году умерла. (Как известно, жена Сталина Н. С. Аллилуева ушла из жизни в 1932 г. - Ф. Ч.). Как говорят, бреши, бреши, что-нибудь останется. Я-то знаю все. Эта сплетня давно ходит, писала заграничная пресса, Литвинов опровергал.
(Эта сплетня была весьма живучей. Главный маршал авиации А. Е. Голованов рассказывал мне про генерал-полковника Ермаченко, который женился на молодой, а старая жена по сложившейся традиции пожаловалась в политотдел. Когда генерала вызвали для разбора, он вспылил: - Сталину можно, а мне нельзя?
"А ходили слухи - абсолютная чепуха! - что после смерти Аллилуевой Сталин женился на дочери Кагановича", - смеялся Александр Евгеньевич.
Генерала Ермаченко за его слова разжаловали, и Голованов принял участие в его судьбе, устроив начальником аэропорта Быково. А при удобном случае рассказал о нем Сталину. Тот возмутился и велел восстановить его в звании и должности.
Государство без гласности стало Страной Слухов, Сплетен, Россказней. - Ф. Ч.)
- Но и в последнее время, когда гласностью, казалось бы, объелись, появилась другая версия, будто Сталин женился на Мае Лазаревне не после смерти Аллилуевой, когда Мая была еще пионеркой, а в последние годы жизни, и в 1953 году она шла за его гробом, держа за руку девочку, так похожую на диктатора…
- Во-первых, я не шла за его гробом, - говорит Мая Лазаревна, - а во-вторых, посмотрите на мою Юлю - похожа она на Сталина?
…В ноябре 1991 года в "Неделе" появился материал о том, что племянник Кагановича некий С. Каган, проживающий в США, написал книгу о дяде, которого он посетил в 1981 году в Москве. Вскоре издательство "Прогресс" выпустило в русском переводе его книгу "Кремлевский волк".
Однако, родственники Л. М. Кагановича сообщили мне, что никакого такого американского племянника они не знают и у Лазаря Моисеевича сей Каган никогда не был.
Писать книги, конечно, никому не возбраняется, но желательно писать правду. В книге С. Кагана я обнаружил столько ошибок, искажений, нелепицы - от биографии Кагановича до описания его квартиры в Москве, что анализировать творение С. Кагана не собираюсь. "Это не ошибки, а откровенная ложь!" - горячо поправляет меня Мая Лазаревна…
Появилась в израильской газете и статья, написанная другим, уже истинным племянником. Михаил, сын старшего брата Арона, приезжал с сыном из Киева в июле 1991 года и навестил дядю совсем незадолго до его смерти.
До Л. М. Кагановича дошли кое-какие сведения, и он прямо в лоб, как ему и было свойственно всегда, строго спросил племянника:
- А правда, Михаил, что ты собираешься уехать с семьей в Израиль? Это да или нет?
Племянник отрицал, сказав, что приехал с сыном в Москву вручать кубок - сын работал журналистом в спортивной редакции.
На самом же деле они приехали в Москву за визой и вскоре действительно отбыли в Израиль, но дяде об этом уже не суждено было узнать…
Каганович говорил, что имела хождения версия насчет его сестры. С. Каган в книге "Кремлевский волк" пишет о младшей сестре Кагановича Розе, ставшей женой Сталина. Но все дело в том, что сестра была не младшая, а старшая, звали ее не Роза, а Рахиль, и умерла, как уже говорилось, задолго до смерти жены Сталина, оставив пятерых детей…
- Но ходит такой разговор, что был "салон Розы Каганович". Кто она такая? - спрашиваю Лазаря Моисеевича.
- Это глупость. Роза Каганович - племянница, дочь моего брата старшего.
- И чем она знаменита?
- Ничем. Жила в Ростове, а из Ростова после войны переехала в Москву с мужем и сыном и жили здесь всей семьей. Очень плохая двухкомнатная квартира в Доме Советов на Грановского.
- Рассказывают, что собиралось там общество, все повышения оттуда шли по блату…
- Вот видите, какая-то сволочь сочиняет, - отвечает Каганович.
- Мне маршал Голованов рассказывал: "Думаю, что это мне ходу не дают после войны? Пошел в ЦК: скажите напрямую, в чем дело? Почему на меня так косятся? Один откровенно говорит: Александр Евгеньевич, ну зачем вы это сделали, такая карьера, любимец Сталина, самый молодой маршал! Зачем выдали дочку за английского адмирала?" У Голованова четыре дочери. Самой старшей тогда было тринадцать лет. Пустили сплетню, и все ей поверили.
- Говорят, будто я разрушал в Москве ценности, - продолжает Каганович. - Это вранье. Оправдываться я не буду, поскольку не было этого. Со мной ходили и выбирали те дома, которые мешают движению. Памятник первопечатнику у Метрополя должны были снести, он стоял посреди улицы, мешал движению, когда едешь по Лубянскому проезду. Решили проезд перенести куда-то. Я сказал:
- Нет, нельзя куда-то.
Поехали ночью, я запретил сносить. "Здесь наверху стоит домик, поднимем памятник выше". Организовали перенос, перевоз. Я приезжал смотреть, как перевозят.
А памятник Минину и Пожарскому, видите в чем дело, он мешал парадам. Надо было его перенести. Стали место искать. Собирали архитекторов и решили перенести к храму Василия Блаженного. Осмотрели, выдержит ли фундамент? И мы организовали очень сложное перенесение памятника. Укрепили фундамент…
А через месяц будто бы я предлагал взорвать храм Василия Блаженного.
Храм Василия Блаженного "Я наложил запрет"
- Никогда этот вопрос нигде не стоял, - говорит Мая Лазаревна. Она, кстати, сама архитектор. - Можно проверить документально.
- Нами, Московским комитетом партии, было предложено, - говорит Каганович, - улицы расширять, сносить те дома, которые мешают движению, но вовсе не разрушать такие ценности, как, например, храм Василия Блаженного и так далее. Я наложил запрет на разрушение храма Василия Блаженного. А теперь Вознесенский пишет, что на собрании архитекторов по генеральному плану Москвы снимали с макета этот храм, а Сталин подошел и вернул на место. Будто это рассказывал Жолтовский. Да никогда Жолтовский не был у Сталина, никогда этого не было! Во-первых, никакого макета не было. Даже по деталям и то неверно: я уже не был в железнодорожном кителе. Жолтовский был мой друг, я его хорошо знал. Я ему разрешил построить дом без проекта возле "Националя", где бывшее американское посольство.
- Хрущев потом много уничтожил. Арбат, Собачью площадку…
- А я ночами ходил по Москве, выбирал то, что нужно сохранить…
- В доме литераторов недавно был аукцион плакатов двадцатых-тридцатых годов. На одном плакате какой-то зачуханный интеллигент говорит: "Дадим пять тысяч перевозок!" А над ним стоите вы в железнодорожном кителе: "Не пять тысяч, а семьдесят пять тысяч!"
- Восемьдесят тысяч вагонов! - уточняет Каганович.
- Мы накопили - чудо! Как НКПС, железные дороги, четыре года войны не получая ни одной тонны рельсов, не получая мостовых ферм, металла, цемента, шпал, мог прожить? Откуда? А потому что мы накопили резерв! Я его во как держал! На меня наступали: "Дай! Дай!" Я не давал ничего. А когда эвакуация была, мы вывезли заводы, вдоль фронта, вдоль границы выхватили это, жили за счет ремонта, жили за счет накоплений. Из-за этих накоплений по мобрезервам были споры. Деловые споры, это неизбежно, иначе и не могло быть.
Наступает пауза.
- Теперь у меня к вам есть вопросы, - говорит Каганович. - Я вас уважаю. Мне Молотов о вас говорил. Не знаю, как он говорил вам обо мне.
- Хорошо. Но говорил: "Каганович меня все-таки недолюбливал". Когда, говорит, Сталин подавал в отставку в сорок шестом году, сказав, чтоб на его месте был кто-то помоложе и конкретно уточнил: "Пусть Вячеслав поработает!", так кто как воспринял, а Каганович даже заплакал - так не любил Молотова!