Роза легко ладит с призраками, ты разве не заметил? И знает, что некоторые из них дружелюбны.
— И это лучшее, на что мы можем надеяться? тихо спросил Винченцо.
Она вздохнула.
— Остальное — это счастливая мечта, а мечты долго не живут.
— Тебе ли не знать лучше, чем кому-либо, как долго могут жить мечты! Они могут жить столько, сколько у тебя хватит мужества их питать. Давай хранить нашу, сколько сможем, давай забудем реальность и подумаем о нас. Я знаю, знаю… — Он не дал ей заговорить, коснувшись ее губ кончиками пальцев. — Кто может сказать, будем ли вообще когда-нибудь «мы»? Но неужели нельзя чуточку притвориться, хотя бы на какое-то время?
Джулия хотела прошептать «да», но Винченцо заставил ее молчать поцелуем. Прикосновение его губ ответило на все вопросы. На несколько бесценных мгновений реальной действительностью стало лишь то, что вмещали его объятия.
Потом он встал и протянул ей руку; она улыбнулась и пошла с ним. Когда они проходили по темным коридорам, он теснее прижимал ее к себе, зарываясь лицом ей в волосы, и говорил о своем желании страстным шепотом, от которого ее всю охватывало жаром.
— Mummy![3] .
Этот крик разорвал тишину, пронзил их, отбросил друг от друга.
— Mummy, Mummy, no![4] .
Крики доносились из комнаты Розы, потом послышался громкий, захлебывающийся плач. В одно мгновение Джулия оказалась внутри и включила свет.
Роза сидела в постели с закрытыми глазами, протягивая руки словно в отчаянной мольбе, с залитым слезами лицом, явно во власти какого-то ужасного кошмара. Джулия села на кровать, обняла ее и держала, крепко прижав к себе, пока девочка не проснулась.
— Тише, милая, тише, не плачь. — Она говорила по-английски, хотя и не отдавала себе в этом отчета. Для нее не существовало ничего, кроме необходимости утешить и успокоить ребенка.
Роза проснулась и теперь громко рыдала, вцепившись в Джулию. Этот шум разбудил Карло.
Винченцо, на котором лица не было, подошел к малышу и взял его на руки.
Наконец рыдания Розы стихли. Теперь она лежала, прислонив голову к плечу Джулии. Женщина отклонилась назад и заглянула в заплаканное личико, боясь поверить тому, что слышала. Неужели возможно, чтобы?..
— Что случилось? — спросила она, на этот раз помня, что надо говорить по-итальянски. — Тебе приснился страшный сон? , — Да, наверное… Там было холодно и темно, и мне было страшно.
— Что-нибудь еще помнишь? — Джулия старалась, чтобы голос не дрожал.
Роза нахмурилась и долго молчала, но потом покачала головой.
— Просто темно, страшно — и очень одиноко и грустно. Как будто.., делается самое плохое на свете, но я не знаю, что.
— А помнишь, что ты кричала?
— Мне кажется, я не говорила никаких слов.
Просто кричала и кричала. — Внезапно встревожившись, она стала пристально всматриваться в лицо Джулии. — Я что-то сказала во сне?
— Нет, — вмешался Винченцо. — Ты ничего не говорила. Ты просто подняла ужасный шум и до смерти перепугала нас обоих, маленькая негодница. — Он послал Джулии предупреждающий взгляд.
Предостережение было излишним. Она ни за что на свете не стала бы слишком сильно давить на ребенка. Сегодня перед ней сверкнул луч надежды, и этим она пока будет жить.
— Выпьешь теплого молока? — спросил Винченцо.
Роза согласно кивнула и снова прислонилась головой к Джулии.
— А ты можешь сам его принести, дядя Винченцо? Мне хочется, чтобы Джулия осталась со мной.
Он положил Карло обратно в кроватку и пошел на кухню.
— Тебе часто снятся страшные сны? — мягко спросила Джулия.
— Иногда. С тех пор, как погибли родители.
Только они все такие перепутанные, что потом я даже не могу сказать, о чем они…
Ее голос умолк, и через минуту Джулия поняла, что успокоенная девочка снова уснула.