На вас особенное платье – обыкновенно я не вижу, как одеваются женщины, но на вас особенное платье, и от этого я просто не узнаю своего кабинета. Интересно было бы видеть вас в амазонке. Впрочем, все это пустяки… и вы хорошо делаете, что молчите. Скажите, Людмила Павловна, вы прочли книги, которые я вам рекомендовал?
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Нет.
С т о р и ц ы н(сухо) . Вероятно, не было времени?
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Да. Я все думала, и мне некогда было читать.
С т о р и ц ы н. О чем же?
Л ю д м и л а П а в л о в н а. О жизни думала. И о вас думала.
Молчание. Сторицын быстро ходит.
С т о р и ц ы н. Вы знаете, о чем я всегда мечтал?..
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Ваша жена сказала, что вам вредно волноваться.
С т о р и ц ы н. Оставьте!.. Я мечтал о красоте. Как это ни странно, но я, книжник, профессор в калошах, ученый обыватель, трамвайный путешественник, – я всегда мечтал о красоте. Я не помню, когда я был на выставке, я почти совсем лишен величайшего наслаждения – музыки, мне некогда прочесть стихи; наконец, мой дом… Вы слушаете?
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Да.
С т о р и ц ы н. Но не в картинах дело, да и не в музыке. Вот говорят, что жить надо так и этак… много говорят, как, когда-нибудь вы все это узнаете, – я же знаю одно: жить надо красиво. Вы слушаете? Надо красиво мыслить, надо красиво чувствовать; конечно, и говорить надо красиво. Это пустяки, когда человек заявляет: у меня некрасивое лицо, у меня безобразный нос. Каждый человек – вы слушаете? – должен и может иметь красивое лицо.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Как у вас?
С т о р и ц ы н. Я вам очень благодарен, что вы мое лицо считаете красивым: я сам его сделал таким. Но это я, – а как же другие? Объясните мне эту загадку… эту печальнейшую загадку моей жизни: почему вокруг меня так мало красоты? Я надеюсь, я верю, что кто-нибудь из моих слушателей, которого я не знаю, которого я никогда не видел близко, унес с собой мой завет о красивой жизни и уже взрастил целый сад красоты, – но почему же вокруг меня такая… Аравийская пустыня? Или мне суждено только искать и говорить, а делать, а пользоваться должны другие? Но это тяжело, это очень тяжело, Людмила Павловна.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Наш дом очень красив, но от этого он еще хуже. Кто вам поставил розочку?
С т о р и ц ы н. Модест. Это значит: или ваш дом в действительности некрасив, или же не так плох, как вы думаете.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Нет, очень плох, я знаю.
С т о р и ц ы н. Но ведь вы же из этого дома? Простите, княжна.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Я не люблю, когда вы называете меня: княжна. И вы искренно думаете, профессор, что я красивая?
Сторицын смеется.
С т о р и ц ы н. Да.
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Потом буду – да, а сейчас нет. Вы знаете, я бросила живопись. Это такой ужас! – я смешивала красивые краски, и вдруг на бумаге выходила гадость. А они хвалят. И вы знаете, зачем я езжу на острова? – думать. Однажды вы, Валентин Николаевич, посмотрели на меня с презрением…
С т о р и ц ы н. Я?
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Да, вы, Валентин Николаевич, – и даже с отвращением. И с тех пор я все думаю, и если бы вы знали, как это трудно! Иногда я даже плачу, так это трудно, а иногда радуюсь, как на Пасху, и мне хочется петь: Христос воскрес, Христос воскрес! И вы неверно думаете, что жить надо красиво…
С т о р и ц ы н(улыбаясь) . Неверно?
Л ю д м и л а П а в л о в н а. Да. Жить надо – чтобы думать! Иногда я начинаю думать о самом безобразном, у нас на дворе есть такой мужик Карп – и чем больше я думаю, тем безобразия все меньше, и опять хочется петь: Христос воскрес!
С т о р и ц ы н. Дорогая моя, но ведь это же и есть…
В дверь стучат.
Ах, Боже мой. Войдите, кто там… Что надо, Модест?
М о д е с т П е т р о в и ч(нерешительно подходя) . Прости, Валентин, но к тебе хотят Гавриил Гавриилович и Мамыкин.
С т о р и ц ы н. Зачем это? Нельзя.
М о д е с т П е т р о в и ч.