Первым вошел рослый лейтенант Кулагин, за ним - Сычев. Увидев Прядко, он оживился. Последним переступил порог коренастый, крепко сбитый красноармеец, из тех, кто нигде не пропадет. Рязанцев не стал тратить время на пустые разговоры и сразу перешел к делу:
- Товарищ Сычев, товарищ Новиченко, представляю вам командира разведгруппы старшего лейтенанта Прядко. Вопросы, возражения, есть? - в ответ было молчание? - Нет! Задание всем понятно?
- Да! - в разнобой ответили разведчики.
- Николай Петрович, машина к выезду готова? - обратился Рязанцев к Кулагину.
- Так точно, Павел Андреевич! - подтвердил тот.
- Как обстановка на месте перехода?
- Фрицы ведут себя спокойно. У наших почти все готово. Осталось доделать проход в "нейтралке". Минеры обещают за ночь управиться.
- В таком случае, как только стемнеет, выезжайте! - и, уже обращаясь к разведчикам, Рязанцев объявил: - Вы, товарищи, пока можете отдохнуть. По приезде на передовую вникните в обстановку. Завтра в вашем распоряжении весь день, чтобы в деталях изучить маршрут перехода через линию фронта. Предварительно его уже проработали, но, как говориться, на бога надейся, а сам не плошай. По срокам выполнения задания - чем быстрее, тем лучше. Сами понимаете, прозеваем, потом локти будем кусать. В общем, постарайтесь. Я вас очень прошу!
- Постараемся, Павел Андреевич! - от имени всех заверил Петр.
- Тогда удачи вам, ребята! - пожелал на прощание Рязанцев и проводил разведчиков до дверей.
В оставшееся до отъезда время группе Прядко было не до отдыха. Получив на складе рацию, оружие, боеприпасы, гранаты и сухой паек на неделю, Сычев с Новиченко принялись раскладывать все по вещмешкам, а Петр вместе с Кулагиным занялся изучением шифра. Но в тот вечер разведчики так и не смогли выехать на фронт. Обстоятельства оказались выше их. У Петра внезапно поднялась температура - воспаление легких свалило его с ног.
Глава третья
Новое задание
Две недели Петр провел в госпитале. За это время крепкий организм победил болезнь, и, едва оправившись, он возвратился в Особый отдел. Там, в ожидании заброски, томились Сычев с Новиченко. Теперь уже вместе они принялись убеждать Рязанцева в готовности к выполнению задания. Но тот не стал форсировать события: внешний вид Петра говорил сам за себя, и им пришлось задержаться еще на неделю. За это время, стараниями старшины Пилипчука, он твердо встал на ноги, и только тогда Рязанцев дал добро.
29 декабря разведчики в сопровождении лейтенанта Кулагина выехали на передовую в расположение уже знакомого Петру и Сычеву 2-го батальона 417-го стрелкового полка и провели еще сутки на КП, изучая позиции противника. Результаты наблюдений обнадежили: гитлеровцы не заметили саперов, проложивших под их носом проход в минном поле, и в ночь на 30 декабря Петр, Сергей и Владимир выбрались из передового окопа батальона и шагнули в неизвестность.
Снег, валивший всю ночь, не сбил Петра с пути - семнадцать километров, пройденные месяц назад им и Сычевым, намертво врезались в память. Рассвет застал разведгруппу на марше в пяти километрах от элеватора: оттуда Петр намеривался совершать рейды в районы, где, по данным Рязанцева, гитлеровцы концентрировали силы для предстоящего наступления. Взвесив все "за" и "против" он решил понапрасну не рисковать. Близость дороги и открытая местность вынудили разведчиков искать укрытие: им стал склад бывшей машинно-тракторной станции. Перекусив сухим пайком, они, разбившись на дежурные смены, прилегли отдохнуть, чтобы набраться сил перед последним броском.
С наступлением дня движение по дороге не прекратилось. Господство гитлеровской авиации в воздухе добавило нахальства армейским командирам. Колонны с боевой техникой продолжали двигаться без всякой маскировки. Сычев уже не мог смотреть на это без зубовного скрежета и в сердцах произнес:
- Сволочи! Как у себя дома.
- Недолго осталось. Рано или поздно дадим по морде! - категорично отрезал Петр.
В то же время у самого на душе скребли кошки. Данные наблюдений, которые он, Сычев и Новиченко заносили в блокнот говорили о другом. За пять часов по дороге проследовали три крупные военные колонны, насчитывавшие по 15–20 единиц техники. Вся она выглядела так, будто только что сошла с конвейера завода: военная машина Германии пока не давала сбоев.
Проводив колючим взглядом хвост очередной колоны, Петр взял у Сычева блокнот с записями и поинтересовался:
- Все записал?
- Да. 18 боевых единиц и два опеля - похоже, штабные крысы, - предположил Сергей.
- Сколько тяжелой?
- Девять.
- Новая?
- Хрен его знает? Глаза уже не смотрят!
- Пойди, вздремни, - предложил Петр.
- Какой тут сон? Одно расстройство! Прут и прут. И где только наши соколы? Где?
- Дай время, расправят крылья.
- Легко сказать, вон какая силища!
- И что? Нас этим уже не запугаешь, и не такое видали.
- Да, уж, - лицо Сычева исказила гримаса, и он с ожесточением произнес: - Как вспомню Макеева, так жить не хочется. Сволочь тыловая, чуть под монастырь не подвел!
- Нашел кого вспомнить! Слава богу, есть еще такие, как Рязанцев.
- Эх, Иваныч, разве в них дело. Спросить надо с тех, кто выше сидит.
- Спросят, и еще как. Сейчас не время искать виноватых. Бить надо сволоту!
- Вот так всегда: пока гром не грянет, наверху не почешутся! Козлы! - и Сычева прорвало: - Я человек маленький и то даже жопой в мае почувствовал, что подпалят. А они чем думали? Прав товарищ Сталин: везде у нас враги сидели. Мало их к стенке ставили! Вспомни, что нам Козлов долдонил…
- Стоп, Серега! Не тот разговор ведешь, - оборвал его Петр и бросил быстрый взгляд на Новиченко. Тот спал.
А Сычев уже не мог остановиться:
- Тот, не тот! Кончилась терпелка! Это ж надо, силищу такую имели, а фриц нас за два дня раздолбал. Как так? Как?!
- Будто не знаешь, - Петр замялся, его также мучил этот вопрос, и не нашел ничего другого, как повторить избитые утверждения: - Внезапность нападения. Вероломство…
- Иваныч, и это ты говоришь? Я не Макеев! Вспомни, как наш комиссар распинался о дружбе с немецким рабочим. А он, падла, голой задницей перед нашими рожами тряс. Слепому было понятно, что фриц силу стягивает, а нас в летние лагеря, в солдатики играть. Пушки на полевые позиции, а снаряды - на складе! Танки с пустыми баками, а у тебя на складе - ревизия! Так кто виноват, Гитлер?! - негодовал Сычев.
- Стоп, Серега, остынь, - пытался утихомирить его Петр.
- Стыну уже полгода. Я их всех…
- Да, угомонись ты! Побереги злобу на фрица! - цыкнул на него Петр.
- Не переживай, ее у меня на двоих хватит.
- Вот и хорошо, а сейчас иди и спи. В нашем деле психовать и икру метать себе дороже. Разведка шума не любит.
- Ладно, Иваныч, давай только без морали, я не пацан, - буркнул Сычев и, что-то бормоча себе под нос, отправился спать.
Петр, прихватив автомат, поднялся на наблюдательный пункт, приник к пролому в стене и, стараясь не попасть окулярами бинокля под луч солнца, сосредоточился на дороге. Движение по ней прекратилось, и теперь его занимало другое - как добраться до элеватора. Взгляд остановился на глубоком овраге: он начинался в сотне метров от склада, протянулся почти на три километра и заканчивался у водопроводной башни. Между ней и лесополосой, за которой мрачной бетонной громадой угадывался элеватор, простиралось открытое поле. В темноте там легко было заблудиться, и Петр стал искать ориентиры: ими могли служить подбитый танк, покосившийся деревянный навес - все, что осталось от полевого стана колхозников и островок из кустарника. Определившись с маршрутом, он снова переключился на дорогу - на ней по-прежнему царило затишье.
Белое безмолвие и убаюкивающий посвист ветра навевали сон, и, чтобы не заснуть, Петр принялся по памяти составлять рапорт для Разанцева. За этим занятием незаметно подошла к концу смена, а вместе с ней густая морозная дымка окутала дорогу. Воспользовавшись этим, разведчики стали на лыжи, скатились в овраг и размашистым шагом двинулись вперед. Через час в вечерней мгле проступило циклопическое сооружение - элеватор. Дымка к этому времени рассеялась, и в блеклом лунном свете его стены, исклеванные осколками снарядов и пулями, походили на лицо человека, переболевшего оспой. Подобравшись ближе, они залегли и стали наблюдать. В мрачных развалинах элеватора и разоренной конторе царила кладбищенская тишина. Но Петр не стал рисковать и выслал вперед Новиченко. Прошло больше десяти минут, когда, наконец, тот дал о себе знать.
- У-а-а, - печально прозвучало в воздухе.
- Не Соловей-разбойник, - язвительно заметил Сычев.
- Зато ты у нас Илья Муромец, - хмыкнул Петр и распорядился: - Прихвати Вовкины вещички!
- Опять я, - буркнул Сычев и, взвалив на плечи два огромных рюкзака, поплелся за ним.
- Иваныч, ты че? Тут черт ногу сломит! - встретил их в штыки Новиченко и предложил: - Давай в контору перебираться!
- Остаемся здесь! - был непреклонен Петр.
- Туточки вонизма такая! - не унимался Новиченко.
- Вова, не гоношись! То фрицы огнеметами шмаляли! - перебил его Сычев.
- И че, с того?
- А то! Больше сюда не сунутся!
- Если мы раньше не загнемся, - буркнул Новиченко.
- Кончай разговорчики! - положил конец спору Петр и сбросил с плеч рюкзак.
Крепчающий мороз, а также голод, терзавший желудок, заставили разведчиков пренебречь опасностью. Они разбрелись по развалинам, собрали то, что осталось после пожара, спустились в повал и развели костер. Сычев, не дожидаясь команды, развязал рюкзак, достал банку тушенки и предложил: