Миссис Кук коварно заверила ее, что этот пирог был испечен несколько дней назад, и что Эстер окажет ей огромную услугу, доев его.
И все же на следующее утро Эстер чуть дышала от страха. Подкрепилась она кусочком черствого хлеба с маслом, которое заставила ее принять миссис Кук под предлогом, что оно уже портится.
Глядя в треснутое зеркало, девушка убедилась, что даже ее лучшее платье выглядит слишком унылым и не способно ее украсить. Впрочем, она изо всех сил старалась выглядеть оживленной, что, по ее мнению, должно было произвести на Совет благоприятное впечатление.
«Только на этого злобного людоеда Дилхорна, черт бы его подрал, производить впечатление бесполезно», — подумала Эстер, выходя под прикрытием одной лишь шали под редкую в это время года мелкую изморось. Дождь не пошел ей на пользу. Мокрые волосы облепили лицо, и все попытки высушить их с помощью носового платка ни к чему не привели.
Джардин, секретарь Школьного совета, закатил глаза, когда Эстер, как и было ей велено, вошла через заднюю дверь. Он понять не мог, почему эта девушка уделяет так мало внимания своей внешности. Да ее же ветром качает! Как она сумеет справиться с детьми?
— А, мисс Уоринг. Отлично, отлично, пунктуальность превыше всего, — заметил он, пытаясь скрыть досаду. По доброте душевной ему захотелось дать Эстер хороший совет. Джардин знал, что она бедна, но даже не подозревал, в какую пропасть нищеты скатилась дочка Фреда Уоринга, и как мало пользы сможет она извлечь из его советов.
Он любезно ввел ее в большую комнату с длинным дубовым столом, развернутым к двери. В центре стола восседал председатель Совета Годфри Баррелл. Одно из кресел оказалось незанятым. Осмотревшись по сторонам, Эстер обнаружила, что оно принадлежит ненавистному Дилхорну. Он вообще не пришел! Девушка ощутила такой прилив радости, что едва расслышала, как Джардин спросил ее имя.
Как будто оно им не известно! Нет ни одного жителя в Сиднее, который не знал бы несчастную дочь пьяницы Фреда Уоринга.
Она едва успела назвать себя, как дверь отворилась, и вошел какой-то мужчина.
Эстер узнала его не сразу. Новый посетитель показался ей воплощением элегантности. Но девушку поразил вовсе не его превосходный костюм (нечто подобное она видела и на Фреде в его лучшие времена), а потрясающий жилет, расшитый розовато-лиловыми китайскими пионами. На каждой из серебряных пуговиц жилета сверкал настоящий бриллиант…. Да, это действительно бриллианты, глаза ее не обманули! А, кроме того, в руке гость держал модную касторовую шляпу и трость из черного дерева с набалдашником в виде китайского идола.
Он уселся и протяжно произнес:
— Прошу прощения, мисс Уоринг, члены Совета и мистер Джардин. Меня задержал губернатор, который просил передать вам свои извинения. Тема, которую мы обсуждали, не терпела отлагательства.
И только увидев перед собой его яркие голубые глаза, Эстер поняла, что этот ослепительный красавец, друг губернатора, и есть злейший враг ее отца Том Дилхорн!
Том взглянул на Эстер с жалостью. Если это лучшее, что она смогла надеть на столь важное для нее собеседование, значит, дела у нее обстоят еще хуже, чем говорил Джардин. К тому же Том понял, почему она так густо покраснела после его прихода, а затем побелела как мел, и мысленно проклял покойного Фреда Уоринга, не догадываясь, что в последующие месяцы ему придется еще не раз его проклинать.
Годфри Баррелл спросил:
— Скажите, мисс Уоринг, каковы ваши познания… в наиболее важных областях науки?
«Я могла бы обучать маленьких Цезарей и Ливиев», — высокомерно подумала Эстер, но ответила вежливо:
— Меня учил наставник моего брата, и я неплохо знаю латынь и греческий.