Нам любопытнее, читатель, выявленные Проппом в былинах следы первобытной древности. Это, несомненно, племенной характер войн Вольги-Волха, отражение погребальных обрядов в былине о Михаиле Потыке и так далее. Впрочем, и в этой бочке не без ложки дёгтя - часто исследователь, сделав поразительно верное и меткое наблюдение, тут же даёт ему столь же поразительное толкование. Так, перебрав ряд былин о сватовстве ("Иван Годинович", тот же "Михайло Потык", "Дунай"), Пропп делает верный вывод, что в эпосе резко осуждена женитьба на чужеземках и одобряется брак со "своими", эндогамия, говоря по-научному. Но, сделав это наблюдение, Пропп отчего-то приходит к выводу, что былины эти отразили становление русского государства. Однако же государство-то не эндогамно! Эндогамно племя. Открытая Проппом черта былин уводит нас в глубь веков - во времена складывания племени из отдельных родов.
Благодаря отказу от поисков в былинах исторической конкретики в духе Всеволода Миллера и его учеников, Пропп обнаружил в эпосе много таких очень древних черт, которыми его предшественники пренебрегали, а то и вовсе не замечали их. Но тот же отказ, отказ от идеи датирования былин вообще, помешал исследователю правильно оценить важность находок.
Его последователи не исправили, а усугубили ошибки учителя - я прежде всего о том же Борисе Путилове.
Надо отметить две интересные работы, появившиеся в свет вскоре после выхода "Русского героического эпоса" Проппа.
И. П. Цапенко в книге "Питания розвитку герoiчного епосу схiдних слов'ян" (1963) пользовался в основном методами исторической школы. Но изучение отношений былинных героев привело его к выводу, что былины возникли до Средневековья, в эпоху военной демократии. "Никто не может доказать, - писал киевский исследователь, - что в Киеве не было какого-нибудь вождя по имени Владимир, который жил бы в докняжеский период". Такое "посягательство на основы" не прошло незамеченным. Реакция основателей новой исторической школы не заставила себя долго ждать. Академик Рыбаков писал о работе Цапенко в тоне далеко не академическом: "Последователи В. Я. Проппа (? - Л. П.) договорились (?! - Л. П.) до того, что, стремясь увести весь эпос в глубокую первобытность, стали сомневаться в тождестве былинного Владимира с Владимиром Святославичем". Несколько сдержанней был последователь Рыбакова, Михаил Плисецкий, который, кстати, не причислял Цапенко к последователям Проппа. Однако и он высказался скорее эмоционально, нежели доказательно: Цапенко подверг сомнению тождество "даже (! - Л. П.) былевого Владимира с Владимиром Святославичем".
Однако кроме эмоций и громких слов ("договорились до", "стремясь увести", "даже") оба почтенных учёных мало что смогли противопоставить сомнениям Цапенко. А основания для этих сомнений, как мы увидим, читатель, есть, и немалые. И недаром правоверный "историк" Д. С. Лихачёв писал примерно в то же время:
"Эпические социальные отношения не вполне совпадают с особенностями жизни Киевского времени и рисуются в чертах, типичных для более раннего (выделено мною. - Л. П.) времени". Впрочем, на том учёный и остановился.
В 1965 году геохимик В. В. Чердынцев завершил работу "Черты первобытно-общинного строя в былинах". На целом ряде примеров в ней показывалось, что изображённое в былинах общество в целом относится к догосударственным временам. Но даже более ценным, чем отдельные находки, был сформулированный Чердынцевым метод исследования и датировки былин: "Необходимо выявить те черты социального уклада, которые содержатся в мотивах и сюжетах былин, но не определяют их, поэтому могут сохраняться при эволюции эпоса. К подобным чертам относятся родственные отношения, брачные условия (вспомним былинную эндогамию. - Л. П.), группировки социальных сил, некоторые элементы идеологии былинных героев, условия смерти и погребения". Напротив, не могли, по мысли исследователя, помочь в датировке былин черты, сохранявшиеся от первобытных времён до "эпохи капитализма". Это всевозможная ворожба (Волха ли Всеславича или Маринки Кайдаловны), вещие сны (царицы Азвяговны в той же былине про Волха), нападения врагов, уплата дани.
К сожалению, "специалисты" пренебрегли работой геохимика, не помог даже одобрительный отзыв Владимира Яковлевича Проппа. Работа его долгие годы лежала в архиве неизданной и увидела свет лишь после смерти учёного, в 1998 году, когда профессиональные историки и фольклористы повторили многие находки и открытия её автора.
Венцом и вершиной школы Проппа можно было бы считать "Былинную историю" Игоря Яковлевича Фроянова и Юрия Ивановича Юдина - но это скорее уже новая ступень былиноведения, и её мы, читатель, рассмотрим отдельно.
Несколько позже фундаментального труда В. Я. Проппа к былинам обратился другой исследователь, которому предстояло возродить историческую школу Всеволода Миллера, естественно, без малейшего намёка на аристократическое происхождение былин - уже не раз появлявшийся на этих страницах Б. А. Рыбаков. Любопытно, что его первое обращение к былинам лежит скорее в русле трудов Майкова, нежели Миллера. Впервые, кажется, археолог сопоставил известные по раскопкам погребения русов IX–XI вв. с описанием погребения богатыря в былине о Михаиле Потыке. Оказалось, что былина эта содержит почти буквальное и очень точное описание древнего обряда. К слову, это был бы блестящий довод против идеи Проппа о непрерывной эволюции эпоса - какой смысл был из века в век описывать давно исчезнувший обряд? В нём не было ни патриотизма, ни "классовой борьбы".
Увы, вскоре в запале споров с Проппом и его сторонниками Б. А. Рыбаков сошёл с этого многообещающего пути, предпочтя скользкую тропку подыскивания былинным героям летописных прототипов. С полной силой это отразилось в его фундаментальном исследовании "Древняя Русь. Предания. Былины. Летописи", вышедшем в 1963 году.
Рассмотрим, читатель, один из примеров подыскивания прототипов - сам Рыбаков считал его, по-видимому, настолько удачным, что двадцать четыре года спустя повторил его в учебном пособии "Русское народное поэтическое творчество" именно как пример исследования исторической подоплёки былин.
"Былину о победе над Тугарином Змеевичем давно связывают с победой Владимира Мономаха и Святополка над половецким ханом Тугорканом в 1096 г. В былинах о Тугарине нередко действие происходит во дворце князя, где хан [?! былина никогда не называет Тугарина ханоМ.-Л. П.] садится рядом с князем и княгиней или обнимает Апраксу-королевишну. Реальный Тугоркан в 1094 г. женился на дочери великого князя и на правах зятя действительно мог сидеть между Святополком и его дочерью - своей женой. Вдова императора Генриха IV, Евпраксия, в эти годы действительно вернулась на Русь к своему брату Владимиру Мономаху (ок. 1097 г.). Былинная характеристика легкомысленной и податливой Апраксы-королевишны вполне совпадает с данными немецких хроник, где Евпраксию называли "королевской блудницей"…
В летописи под 1097 годом говорится… что союзник Тугоркана Боняк, очевидно с целью гадания, начал выть в степи по-волчьи, "и волк ему и начата волки выть мнози". Былина не забыла волков:
Да и едет Тугарин - ох да Змеевиць же
Впереди-то бежат да два серых волка.
Ни в одной былине с другим сюжетом сопровождающие волки не упоминаются. Комплекс хронологических примет (Владимир Мономах, Тугоркан, Евпраксия Всеволодовна, половецкий хан за княжеским столом, победа над "змеем", волки) позволяет надёжно сближать былину о Тугарине с важными для Руси событиями 1090-х годов".
На месте покойного академика, читатель, я поостерёгся бы (чтоб не сказать - постыдился) выступать с таким "толкованием", тем паче - дважды. Оно просто напрашивается на ту уничижительную критику, которой подверг её Б. Н. Путилов. Очевидно, что всё оно основано на первой фразе о том, что эту былину "давно связывают с победой… над Тугорканом". То есть поиск доказательств предпринимается как бы с заранее известным ответом. Отождествление и впрямь давнее - его не избежал даже Пропп. Очевидно также, что всё оно держится на созвучии имён Тугарина и Тугоркана. Былинный Тугарин не князь и не "царь", как именуют в былинах предводителей степных врагов-татар. У него нет войска. Он не родич княгини, а её "милый друг". Тугоркан, кстати, был тестем, а не зятем Святополка: "нашли Тугоркана мёртвого и взял его Святополк, как тестя своего". Его, наконец, побеждает не князь, а богатырь. Так что, кроме созвучия, Тугарина и Тугоркана не объединяет ничего. А если вспомнить, что имя Тугарин было вплоть до XVI века включительно распространённым древнерусским именем, что в одном из вариантов сказки о Марье Маревне так зовут главного героя-царевича, а само имя яснее ясного выводится из древнерусского "Туга" - горе, печаль (так звали хорватскую княжну, отсюда же наше "тужить") - то последняя связь между Тугарином и Тугорканом рассыпается.
В случае с волками и вовсе можно ничего не комментировать - натяжка просто режет глаза, однако необходимо отметить, что спутники-волки, вопреки Рыбакову, ЕСТЬ у ещё одного героя былин - у Сокольника.
Не лучше обстоит дело и с "Евпраксией"-Апраксой. Всякое её значение для датировки этой былины устраняется тем, что она - жена (а не сестра!) Владимира в огромном большинстве былин Киевского цикла и ничем особенно не связана с этим конкретным сюжетом. "Королевишна" она потому, что дочь "Ляховецкого" ("Политовского", "Поморянского") короля. О её "легкомыслии" поговорим ниже, пока просто заметим, что и здесь ничего общего с "королевской блудницей" западных хроник. В былинах нет "Владимира Мономаха, Тугоркана, Евпраксии Всеволодовны, половецкого хана за княжеским столом".