"Вождь мирового пролетариата" № 2
Зиновьев (Радомысльский-Апфельбаум) родился в Елизаветграде (ныне Кировоград, Украина; в 1927–1934 гг. его родной город носил название Зиновьевск) Херсонской губернии в состоятельной еврейской семье владельца молочной фермы Аарона Радомысльского. Участвовал в организованном революционном движении с 1901 г., когда и стал членом РСДРП. Как только полиция начала арестовывать членов этой организации, она обратила внимание и на подстректеля рабочих Новороссии к стачкам г-на Радомысльского. Зиновьев не стал ждать ареста и эмигрировал в Берлин, затем жил в Париже и Берне, где в 1903-м и познакомился с В. И. Лениным. Там же, в Швейцарии, будущие "вожди мирового пролетариата" свели знакомство с видными сионистами, в том числе с самим Теодором Герцлем.
Зиновьев был одним из наиболее близких к Ленину людей и его постоянным представителем в социалистических организациях Европы. После Февральской революции 1917 г. вместе с первой и второй женой Зиновьев возвращается в Россию в запломбированном "ленинском вагоне" и сразу входит в состав ЦК большевистской партии. После июльских событий 17 года они опять же вместе скрываются в знаменитом шалаше в Разливе. Считают, что к Ильичу Зиновьева приставил там Яков (Янкель Мовше) Свердлов.
Овсей достиг больших высот в партийной иерархии большевиков. Никто кроме него в партии не называл Ленина на "ты" и Володей. Наряду с Ильичем его именовали "вождем мирового пролетариата" – ведь именно Г. Зиновьев был первым председателем Исполнительного комитета Коминтерна. Но его же сами большевики первым назвали "отцом террора". По своей натуре Зиновьев был прирожденным предателем и не раз предавал даже Ленина. Если в СССР о нем кто-то еще и помнил, то только потому, что в Истории ВКП(б) было отмечено, как буквально за несколько дней до Октябрьского переворота, Зиновьев вместе с Каменевым опубликовал в газете "Новая жизнь" свои соображения о том, что вооруженное восстание преждевременно. Тем самым они выдали дату задуманного большевиками переворота. Разъяренный Ленин назвал тогда Зиновьева и Каменева "изменниками и штрейкбрехерами революции". Тем не менее, простил и того, и другого.
13 ноября 1917 г. после переворота Зиновьева избирают Председателем Петроградского совета. Петроград становится его вотчиной, его владением. Он пришел на эту должность со своей программой подавления национального самосознания русского народа и осуществления сословного геноцида. Зиновьев требовал "каленым железом прижечь всюду, где есть хотя бы намек на великодержавный шовинизм". Русских этот выродок ненавидел просто паталогически и в своем питерском правительстве окружил себя одними евреями.
Именно Зиновьев провозгласил" на 7-й Петроградской большевистской конференции в сентябре 1918 г. "Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожить…" (См.: "Северная Коммуна" (П.), 19.09.1918).
В дальнейшем, под руководством таких большевистских бонз, как Свердлов и Зиновьев, эта программы уничтожения 10 миллионов русских людей была значительно перевыполнена. "Мы постараемся направить костлявую руку голода против истинных врагов трудящихся и голодного народа, – писал Зиновьев. – Мы даем рабочим селедку и оставляем буржуазии селедочный хвостик". И довел уже в 1918 г. норму хлеба для интеллигенции до "восьмушки". Ерничал: "Мы сделали это для того, чтобы они (буржуи) не забыли запаха хлеба". В 1918 г. Ленин всю власть в деревне отдал комбедам – комитетам бедноты. Эсеры, которые еще входили в состав ленинского правительства и в Советы, резко выступили против произвола люмпен-погромщиков. Зиновьев, как всегда, "пламенно" возражал: "Не плакаться надо, что в деревню, наконец, пришла классовая борьба, а радоваться, что деревня начинает, наконец, дышать воздухом гражданской войны".
Ни в одном городе Советской России красный террор не был столь массовым, как в Петрограде. Зиновьев одним из первых стал практиковать уничтожение людей только из-за принадлежности к господствующим ранее классам. Современники подтверждают, что Зиновьев был не только теоретиком, но и повседневным практиком террора. Бывало, что даже приемы в его кабинете заканчивались расстрелом его недавних гостей. Очевидец рассказывал, как, находясь в Смольном, видел, что к Зиновьеву в кабинет пришла какая-то депутация матросов из трех человек. Зиновьев принял их и, почти тотчас же выскочив из своего кабинета, позвал стражу и приказал: "Уведите этих мерзавцев во двор, приставьте к стене и расстреляйте! Это контрреволюционеры…" Приказ был тотчас же исполнен без суда и следствия.
Когда армия Юденича начала наступление на Петроград, Зиновьев дал приказ об уничтожении тысяч невинных заключенных: интеллигенции, дворян, офицеров, женщин и детей – членов семей офицеров, которые по приказу Троцкого были взяты в заложники. Петроградские газеты пестрели заголовками: "Зададим буржуазии кровавый урок!", "Смерть буржуазии!" В некоторых биографиях Зиновьева можно прочесть, что летом 1918 г. Зиновьев якобы отказался начать "красный террор", в ответ на убийства М. С. Урицкого, В. Володарского, а также покушения на Ленина. Но это ложь. На призыв вождя к массовому террору он отвечал: "Буржуазия убивает отдельных революционеров, а мы уничтожаем целые классы". По команде Зиновьева в качестве "ответных мер" были уничтожены 512 заложников. По другим данным – около двух тысяч. За время властвования Зиновьева в Петрограде в подвалах ЧК не затихали выстрелы, пытки, казни. Сословный геноцид шел полным ходом. О зверствах большевиков и чекистов под руководством Зиновьева в Петрограде с возмущением говорили даже его прежние соратники по революции. В 1920 г., Зиновьев, как председатель Исполкома Коминтерна, образованного в 1919 г., едет в Германию на съезд Германской независимой социал-демократической партии в Галле. На этом съезде лидер меньшевиков Мартов сказал: "В ответ на убийство Урицкого и покушение на Ленина в Петрограде, где правительствует Зиновьев, казнены не менее восьмисот человек. Это были офицеры, арестованные задолго до покушений и никакого отношения к ним не имевшие, к тому же арестованные не за контрреволюцию, а только за якобы их оппозицию революции. Список этих людей опубликован в газете "Известия", и Зиновьев не может отрицать этот факт… Уже сам по себе факт, что жены и сыновья политических противников были также арестованы, как заложники, и многие из них из мести за действия их мужей и отцов были расстреляны, является доказательством масштаба террора". В зале съезда по адресу Зиновьева во время этой речи Мартова звучали крики: "Палач!", "Убийца!"
Когда в 1921 г. против большевиков восстал Крондштадт, Зиновьев в панике потребовал у Ленина направить на подавление восстания "надежные части Красной армии и войска чекистов". Вместе с Лениным, Троцким, Тухачевским, Дыбенко и другими палачами времен красного террора Зиновьев несет ответственность за гибель нескольких тысяч кронштадтских рабочих и матросов, преданных смерти именем той самой революции, которую они совершили и защитили в 1917-м.
Дорвавшись до власти, Зиновьев обеспечил себе просто царскую жизнь. Наружу вылезло все, что так тщательно скрывал поборник "социальной справедливости" в предреволюционные годы, – склонность к демагогии, отсутствие выдержки, исключительное честолюбие, тщеславие и барство. Вот отрывок из воспоминаний Г. Соломона, который в 20-х гг. был торговым представителем России в Эстонии. "Однажды ко мне прибыл личный представитель вождя Коминтерна некто Сливкин, имевший поручение приобрести по специальному списку товары, якобы необходимые Коминтерну, – вспоминает Г. Соломон. – На эти цели по приказу Зиновьева я должен был выделить 200 тысяч марок. Товары Сливкиным были закуплены, и он потребовал два вагона для их срочной отправки. Я спросил у своего коллеги, ведавшего отправкой этих вагонов, что это за срочный груз, который должен быть отправлен вне всякой очереди, ранее столь необходимых в то время России народно-хозяйственных грузов. Вот его ответ: "Все эти предметы для стола и тела товарища Зиновьева… У Зиновьева, у этого паршивого Гришки, царскому повару (Зиновьев, по слухам, принял к себе на службу царского повара) не хватает разных деликатесов, трюфелей и черт знает чего еще для стола его барина… Ананасы, мандарины, бананы, разные фрукты в сахаре, сардины… А там народ голодает… А мы должны ублажать толстое брюхо ожиревшего на советских хлебах Зиновьева". До революции это был худощавый, юркий парень с совершенно скромными манерами. Теперь же когда мы встретились, передо мной сидел растолстевший малый с жирным, противным лицом и громадным брюхом. Держал он себя важно и нагло. Этот ожиревший на выжатых из голодного населения деньгах каналья едва говорил, впрочем, он не говорил, а вещал…"
Сотрудница Коминтерна А. Куусинен в своей книге "Господь низвергает своих ангелов" вспоминала: "Личность Зиновьева особого уважения не вызывала, люди из ближайшего окружения его не любили. Он был честолюбив, хитер, с людьми груб и неотесан… Это был женолюб, уверенный в том, что он неотразим. К подчиненным был излишне требователен, а с начальством – подхалим". Как вспоминал бывший помощник Сталина Борис Бажанов, Зиновьева в партии не любили, хотя его недостатки были присущи многим вождям большевиков. Он был трус, интриган, любил пользоваться благами жизни, при нем всегда был клан его людей…