Как я уже отметил выше, "Социализм" потряснаше поколение, и усвоение основной идеи этойкниги было для нас делом нелегким и мучительным.Мизес, конечно же, продолжал размышлять над этимипроблемами, и многие из его позднейших идей былиразвиты в ходе "частного семинара", которыйон начал вести примерно в то время, когда былопубликован "Социализм". Я присоединился ксеминару двумя годами позже, после года занятий вдокторантуре в США. Хотя вначале у него былонемного бесспорных последователей, молодые люди,проявлявшие интерес к проблематике, лежащей награнице между философией и теорией общества,воспринимали его восторженно. Зрелыепрофессионалы восприняли книгу с безразличиемлибо враждебно. Я помню всего одну рецензию, вкоторой проявились следы понимания важностикниги, да и ту написал престарелый либеральныйполитик -- реликт XIX века. Тактика оппонентовзаключалась в том, чтобы представить егоэкстремистом, идеи которого никто не разделяет.
Взгляды Мизеса и в следующие два десятилетияразвивались и нашли выражение в первом немецкомиздании (1940) книги, которая стала знаменитой подназванием "Человеческая деятельность" (HumanAction). [10*] Но для первыхпоследователей Мизеса именно "Социализм"навсегда остался его решающим вкладом в науку.Эта книга поставила под вопрос мировоззрениепоколения и мало-помалу изменила мышлениемногих. Члены венского кружка не были ученикамиМизеса. Большинство пришли к нему с ужезаконченным экономическим образованием и лишьпостепенно смогли принять его нешаблонныевзгляды. Возможно, на них не в меньшей степениповлияли его обескураживающе правильныепредвидения дурных последствий текущейэкономической политики, чем убедительность егоаргументов. Мизес вряд ли ожидал, что они примутвсе его воззрения, и дискуссии очень выигрывалиот того, что члены кружка только постепеннорасставались со своими взглядами. "ШколаМизеса" возникла только позже, когда онзавершил развитие своего учения об обществе.Сама открытость системы обогащала его идеи идала возможность некоторым из егопоследователей развить их в несколько иномнаправлении.
Аргументы Мизеса было не так-то легковоспринять. Порой требовались личные контакты иобсуждения, чтобы понять их полностью. При том,что они были изложены обманчиво простым языком,изучающему требовалось еще и пониманиеэкономических процессов -- качество,встречающееся не так уж часто. Эта трудностьособенно ясна в случае с его основным аргументомо невозможности экономических расчетов присоциализме. При чтении оппонентов Мизесавозникает впечатление, что они на самом деле непонимают, зачем же нужны эти расчеты. Онирассматривают проблему экономических расчетов,как если бы все дело было в налаживании учета насоциалистических предприятиях, а не в выборетого, что и как следует производить. Ониудовлетворяются любым набором магических цифр,если он кажется пригодным для контроля заоперациями управляющих -- этих пережитковкапиталистической эпохи. Похоже, им никогда и вголову не приходило, что вопрос не в игре цифр, а вподыскании тех единственных показателей, спомощью которых управляющие производством могутсудить о значении своей деятельности в рамкахвзаимно согласующейся структуры хозяйственнойдеятельности. В результате Мизес пришел косознанию того, что его критиков отличаетсовершенно иной интеллектуальный подход ксоциальным и экономическим проблемам, а непросто иное толкование отдельных фактов. Чтобыпереубедить их, необходимо продемонстрироватьпотребность в совершенно иной методологии. Это истало его основной заботой.
Публикация в 1936 г. английского издания"Социализма" была в основном заслугойпрофессора Лайонела Роббинса (теперь он -- лордРоббинс). Он нашел весьма квалифицированногопереводчика -- бывшего студента Лондонской школыэкономики Жака Кахане (1900--1969), который осталсяактивным членом кружка академических ученыхэтого поколения, хотя сам сменил поледеятельности. После многих лет работы в одной изкрупнейших зерноторговых фирм Кахане завершилкарьеру, работая в Риме в Продовольственной исельскохозяйственной организации ООН и вВашингтоне в Мировом Банке. [11]Последний раз я читал текст "Социализма" вформе машинописного перевода Кахане, а перечиталего только теперь, готовясь к написанию этогопредисловия.
Все это побуждает к тому, чтобы поразмыслить означимости некоторых аргументов Мизеса попрошествии столь долгого времени. Естественно,что значительная часть работы звучит сегодня нетак оригинально или революционно, как в прежниегоды. Во многих отношениях эта книга стала однимиз "классических" сочинений, которуюпринимают как данность и в которой не ищут ничегонового и поучительного. Я должен признать,однако, что сам был поражен не только тем, скольбольшая часть ее все еще актуальна длясегодняшних споров, но и тем, что многиеаргументы, которые некогда я принимал лишьотчасти как односторонние и преувеличенные,оказались поразительно истинными. Я и до сих поркое с чем не согласен, но не думаю, что сам Мизесбыл бы недоволен этим. Уж, конечно, он был не изтех, кто рассчитывает на некритичное восприятиепоследователями своей аргументации и на этойоснове -- на прекращение какого-либоинтеллектуального прогресса. Но в целом яобнаружил, что различие наших взглядов намногоменьше, чем я ожидал.
Я, в частности, не согласен с утверждениемМизеса, которое изложено в главе 33 (параграф 2)настоящего издания. У меня всегда возникалипроблемы с этим основным философскимутверждением, но только сейчас я в состояниисформулировать природу этих проблем. Мизесутверждает в этом отрывке, что либерализм"рассматривает все виды общественногосотрудничества как эманацию разумно понимаемойпользы, когда всякая власть базируется на общественноммнении, а потому невозможны действия,способные помешать свободному принятию решениймыслящим человеком". Сегодня я полагаю, чтоневерна только первая часть этого утверждения.Крайний рационализм этого утверждения, которогоМизес как истинное дитя своего времени не могизбежать и с которым он, возможно, так и нерасстался, теперь мне представляетсясовершенным заблуждением. Бесспорно, чторыночная экономика стала преобладающей формойне в силу разумного понимания ее выгод. Мнепредставляется, что основное в учении Мизеса --это демонстрация того, что мы приняли свободу непотому, что поняли, какие выгоды она могла быпринести; что мы не изобрели и, конечно же, небыли достаточно умны, чтобы изобрести тот стройжизни, который начали слегка понимать толькоспустя долгое время после того, как увидели егодействие. Человек сделал выбор его только втом смысле, что он научился отдаватьпредпочтение чему-то из уже существовавшего, а помере того, как росло понимание, он смог иусовершенствовать условия своей деятельности.
К большой чести Мизеса, он смог в немалойстепени освободиться от этойрационалистически-конструктивистской исходнойпосылки, но дело все еще не закончено. Более чемкто-нибудь другой Мизес помог нам понять нечто,чего мы не изобретали.
Есть и еще один момент, который требуетосторожности от современного читателя.Полстолетия назад Мизес еще мог говорить олиберализме в смысле, который более или менеепротивоположен тому, что называется сегодня этимименем в США и все чаще в других местах. Он считалсамого себя либералом в классическом смысле, какэто было принято в XIX веке. Но прошло уже почтисорок лет с тех пор, как Йозеф Шумпетер былвынужден заявить, что в Соединенных Штатах врагисвободы "сочли разумным присвоить себе это имякак высший, но совершенно незаслуженныйкомплимент".
В эпилоге, который был написан в СоединенныхШтатах через 25 лет после первой публикации книги,Мизес демонстрирует свое понимание этогообстоятельства, комментируя неправильноеиспользование термина "либерализм".Прошедшие с тех пор тридцать лет толькоподтвердили этот комментарий, так же как ониподтвердили и последнюю часть первоначальноготекста -- "Деструкционизм". Эти главы припервом чтении просто шокировали меня своимнеобычайным пессимизмом. При перечитывании я былпотрясен скорее дальновидностью автора, чем егопессимизмом. На деле большинство современныхчитателей обнаружат, что "Социализм"гораздо актуальнее сейчас, чем в то время, когдавпервые появился на английском языке, т. е. ужеболее сорока лет назад.
Ф. А. Хайек
Август 1978 г.
Предисловие ко второму английскому изданию
Сегодня мир расколот на два враждебных лагеря,сражающихся друг с другом с крайнимнеистовством, -- на коммунистов иантикоммунистов. Мощная риторика обоих лагерейскрывает тот факт, что противники совершенносогласны между собой по вопросу о конечных целяхэкономической и социальной организациичеловечества. Оба стремятся к уничтожениючастного предпринимательства и частнойсобственности на средства производства и кпостроению социализма. Оба хотят на месторыночной экономики поставить всестороннийправительственный контроль. Впредь решенияотдельного человека -- покупать или воздержатьсяот покупок -- не смогут влиять на структурупроизводства, на количество и качествопроизводимого. Все это будет определять единыйправительственный план. "Отеческая" забота"государства благосостояния" низведет всехдо положения крепостных работников, которыеобязаны, не задавая вопросов, повиноватьсяприказам планирующих органов. [12]
Точно так же нет никаких существенных различиймежду намерениями самозваных"прогрессистов", с одной стороны, иитальянских фашистов и германских нацистов -- сдругой. Фашисты и нацисты не меньше стремились квсесторонней регламентации экономическойдеятельности, чем те правительства и партии,которые столь пламенно заявляли о своемантифашизме. Г-н Перон в Аргентине [13]пытается воплотить схему, которая в точностиповторяет Новый курс и Справедливый курс икоторая, если ее вовремя не остановят, приведетсо временем к полному социализму. [14]