Анна Астафьева, так звали посетительницу, набравшись смелости, продолжила рассказ. Из него следовало, что на ее квартире находится немецкий солдат, который решил порвать с фашизмом и дезертировал из части во время отступления из Рославля. Но, опасаясь попасть под руку какого-нибудь разгоряченного боем красноармейца, он решил отсидеться, а потом попросил Анну сообщить о нем советскому командованию.
Здесь взгляд майора смягчился, жесткие складки, залегшие у рта, разгладились. Анна приободрилась и принялась его уверять, что Клаусу можно верить и что он хороший человек. Битый жизнью и начальством, опытный комендант не стал морочить себе голову "хорошим немцем" и направил девушку к военным контрразведчикам.
Отдел Смерш 10-й армии располагался поблизости и занимал чудом уцелевшие первый и второй этажи бывшей школы. Часовой на входе остановил Анну и поинтересовался, к кому она направляется? Наученная общением с комендантом, она не стала распространяться о "хорошем Клаусе" и заявила, что у нее есть важное сообщение для контрразведчиков. Ее проводили в кабинет старшего оперуполномоченного старшего лейтенанта Старинова.
Царившая в коридоре и кабинете тишина, ровный и спокойный тон контрразведчика расположили Анну к разговору. Она без утайки рассказала необычную для военного времени романтическую историю своих отношений с ефрейтором Клаусом Биттигом.
Познакомились они, по словам Анны, в начале октября 1943 года при обстоятельствах, от воспоминания о которых ее била дрожь. В тот вечер она задержалась у больной подруги. Приближался комендантский час, и ей пришлось срезать путь. Позади остались развалины хлебозавода, впереди уже показался родной дом, как вдруг из проулка вывалила едва державшаяся на ногах кучка пьяных немецких солдат. Секундная растерянность, и Анну окружила гогочущая толпа. Грубые похотливые руки коснулись ее тела. Вырваться из плотного кольца ей не удалось, а просить о помощи было не у кого. Улица будто вымерла. И тут произошло чудо.
Из вечернего полумрака, словно ангел-хранитель, возник храбрый ефрейтор. Он решительно стал на защиту Анны. После короткой перепалки с ним насильники оставили девушку в покое. Ефрейтор представился: Клаус Биттиг и проводил Анну до двери дома. От ее предложения зайти и выпить чая вежливо отказался.
С того дня минула неделя, и Анна стала забывать о жуткой истории, когда в дверь квартиры кто-то тихо постучал. На пороге стоял Клаус. Смущаясь, он протянул ей небольшой сверток. В нем оказались хлеб, сахар, масло и палочка копченой колбасы. На этот раз Клаус не отказался от приглашения выпить чай. В тот вечер они долго говорили о жизни. Ломаный русский Клауса не был им помехой: молодые люди понимали друг друга с полуслова.
Прошло некоторое время. Он снова появился у Анны и принес с собой коробку дорогих конфет и бутылку французского вина. В тот день они не только говорили о жизни, но и совершили небольшую прогулку по городу. За этим визитом последовал другой, и вскоре между ними сложились добрые отношения, которые, как показалось девушке, со стороны Клауса переросли в глубокое чувство. В разговорах с ней он с большой симпатией отзывался о России и русских людях, осуждал Гитлера и развязанную им войну.
Положение гитлеровских войск на Восточном фронте становилось все хуже, Клаус уже не верил заявлениям фашистских бонз о скором завершении войны. Он все больше тяготился ею и не раз в разговорах с Анной высказывал мысль о том, что готов порвать с нацистами, которые вели немецкий народ к гибели. И когда советские войска перешли в наступление, Клаус отбросил последние сомнения и принял решение. Он воспользовался неразберихой, царившей в рядах гитлеровцев, покинул часть и спрятался на квартире Анны.
Она закончила свой рассказ и с нетерпением ждала ответа Старинова. Тот не спешил, история необычных для сурового военного времени отношений Анны и Биттига заинтересовала его в первую очередь с профессиональной точки зрения. В ней он увидел хорошую возможность для ведения через влюбленного немца зафронтовой разведывательной работы и отправил на ее квартиру командира комендантского взвода. Не прошло и часа, как тот доставил Биттига в отдел и провел в кабинет Старинова. Ефрейтор держался скованно, но страха в его глазах контрразведчик не заметил.
Вместе с ним и переводчиком он поднялся в кабинет начальника отдела капитана А. Москалева. В ходе допроса Биттиг подтвердил рассказ Астафьевой. Дополнительно рассказал, что воспитывался в семье, в которой много читали и восхищались произведениями Достоевского и Толстого. На вопросы контрразведчиков о характере службы и составе части, дал развернутые ответы. Многие из них нашли подтверждение в захваченных документах 52-го армейского корпуса и показаниях других военнопленных. Последним местом службы Биттига был отдел штаба этого самого корпуса. По его словам, он отвечал за хранение всей секретной документации.
Москалев моментально оценил перспективного перебежчика. Его доступ к секретам в случае вербовки и переброски за линию фронта открывал прямой путь ко многим тайнам гитлеровского армейского командования. Медлить с решением было нельзя. Фашистская контрразведка тоже не дремала и тщательно проверяла всех, кто прорывался из окружения. И чем дольше окруженец блуждал в советских тылах, тем больше к нему возникало вопросов.
Задумавшись о вербовке Биттига, Москалев, несомненно, рисковал, так как слишком мало знал о нем, а то, что тот сообщил о себе, не поддавалось глубокой перепроверке. В армейском приемно-пересыльном пункте военнопленных Старинову не удалось найти его сослуживцев. В самом городе, как выяснилось, кроме Астафьевой, Биттиг никому не был знаком. Ее соседи также ничего существенного контрразведчикам не добавили. Влюбленный перебежчик, казалось, возник ниоткуда, и это настораживало. Опытный контрразведчик Москалев не исключал того, что за этим крылась тонкая игра гитлеровской разведки. Тем не менее, взвесив все "за" и "против", он решился на вербовку и подготовку Биттига к заброске за линию фронта. Соблазн иметь своего агента в штабе 52-го армейского корпуса оказался слишком велик.
Бойкий ефрейтор охотно дал согласие на сотрудничество, написал подписку и для конспирации в работе избрал себе псевдоним Штабист. Однако предложение Москалева сфотографироваться вместе воспринял без особого энтузиазма и довольно кисло поглядывал на Старинова, который выставил на стол литровую бутылку водки с хилой закуской. Окончательно у него испортилось настроение, когда капитан предложил на обратной стороне фотографии еще раз подтвердить контрразведчикам свою преданность и готовность к выполнению заданий Смерша.
Теперь, когда у Биттига все пути к своим были отрезаны, Москалев направил докладную записку начальнику Управления контрразведки Смерш фронта генералу А. Вадису. В ней он изложил существо полученных на перебежчика материалов, поставил в известность о его вербовке и представил оперативный замысел по использованию в разведывательных целях. В Управлении, поддержав предложение Москалева, потребовали оперативно провести дополнительную проверку Штабиста и не затягивать с отправкой на задание.
Москалев и Старинов немедленно приступили к интенсивной подготовке Биттига для проведения разведывательной работы в гитлеровском штабе. Времени на это катастрофически не хватало: советские войска добивали разрозненные остатки фашистской группировки, и лишь отдельным группам удавалось вырываться из кольца окружения. Москалев и Старинов спешили и потому работали с Биттигом день и ночь. Они на ходу обучали его азам разведки, шлифовали детали легенды возвращения в штаб, отрабатывали способы связи и передачи секретной информации.
Ефрейтор оказался на удивление смышленым и способным учеником, все схватывал на лету. На второй день они уже говорили на одном языке - языке разведки. Подготовка шла настолько успешно, что Москалев уже подумывал о ее сокращении. К тому времени он и Старинов разработали в деталях и окончательно согласовали с руководством Управления контрразведки Смерш фронта два варианта задания для Штабиста.
Первый предусматривал, что после перехода им линии фронта вся тяжесть выполнения задания целиком и полностью должна была лечь на его плечи. В частности, по возвращению в часть и получению доступа к секретным документам корпуса он должен был скопировать их и затем, при благоприятно складывающейся ситуации, доставить в отдел Смерш. В этом случае исключался всякий риск для курьера контрразведчиков, но зато возникала масса проблем для самого Штабиста. Надолго отлучиться из штаба он не мог. Кроме того, без знания русского языка даже самому опытному агенту скрытно пройти 50 километров по незнакомой местности было делом почти невозможным.
Согласно второму варианту, от Штабиста требовалось только одно - после возвращения в часть восстановиться на прежнем месте службы и ждать связника. При его появлении передавать собранную в штабе 52-го корпуса информацию. В этой ситуации основные риски брал на себя связник. Такого человека контрразведчикам не пришлось долго искать. Он только что вернулся из-за линии фронта. Это был опытный подпольщик из числа местных жителей, в совершенстве знавший немецкий язык. Он без колебаний дал свое согласие. В Управлении Смерш фронта рассмотрели оба предложения Москалева и окончательный выбор оставили за ним.
Операция по выводу Штабиста за линию фронта перешла в завершающую стадию. Но, прежде чем довести до Биттига оба варианта задания и познакомить со связником, Москалев решил выслушать мнение смышленого агента. Тот в очередной раз удивил своей сообразительностью. Почти слово в слово Штабист назвал то, что намечали для него контрразведчики и стал настаивать на варианте со связником.