И, нужно сказать, я не пожалел о принятом решении! Дорога наша пролегала через небольшой приморский городок. Несмотря на свое богатое историческое прошлое, а в свое время его завоевал сам Суворов, городок этот выглядел бедным и запущенным. Оно и понятно, вы ведь знаете, друзья, как это обычно бывает: завоюешь что-нибудь, а потом и сам не знаешь, что с этим делать! Местные жители всех приезжих называют почему-то "короеды". Я на всякий случай спросил у детей, не собирается ли кто-нибудь из них отведать коры. На что дети ответили, что пока нет, а один, довольно упитанный мальчик добавил, что все зависит от того, чем и как будут кормить в лагере. Из этого милого местечка мы и отправились на катере в сторону заповедной косы. По пути миновав легендарный остров Буян, воспетый самим Пушкиным. Теперь он называется по-другому и здесь находится то ли воинская база, то ли генеральские охотничьи угодья. Во всяком случае, весь остров покрыт нереально пышными и высокими деревьями, а по всему периметру видны наблюдательные пункты и вышки с часовыми.
Прибыв, наконец, на косу, мы по-настоящему обрадовались, но, как выяснилось, преждевременно. Впереди нас ожидало неожиданное и нелегкое испытание. Оказалось, что в ту часть косы, которая была нам нужна, дороги не было. Во всяком случае, в привычном для нас понимании, то есть с аккуратными остановками и маршрутными такси. Вместо этого перед нами была разбитая, состоящая из камней, песка и грязи, с провалами полуметровой глубины, проселочная трасса. Так, наверное, выглядит какая-нибудь таежная просека, оставшаяся от проломившегося через лес пьяного вездехода. Преодолевать это препятствие нам пришлось на огромном и мрачном грузовике с будкой и болтавшимся сзади открытым прицепом. Детей мы поместили в будку, чтобы не вывалились по пути, сами же разместились в прицепе. Наверное, для водителя было обычным делом растерять по дороге двух-трех своих пассажиров. Не зря же он брал деньги в начале поездки! Грузовик несся с такой скоростью, что мы не знали, за что хвататься и что спасать – свои неудавшиеся жизни или сумки, которые летали по всему кузову. Вдоволь наглотавшись адреналина, смешанного с желтой пылью, мы, наконец, остановились. И я понял: как же мало нужно порой человеку для полного счастья! Иногда для этого вполне достаточно просто оказаться на земле, которая не качается и не уходит из-под ног, пытаясь тебя сбросить. Дети были в порядке, хоть и выглядели несколько помятыми. Обтрусив друг друга и постепенно приходя в себя после такого экстрима, мы оглянулись по сторонам.
После столичной пыли и суеты мы оказались словно на необитаемом острове с практически девственной и не тронутой цивилизацией природой. Правда, до моря было далековато, но зато на протяжении сорокаминутного пути можно было полной грудью дышать коктейлем из разнообразных степных трав, время от времени наблюдая нехитрые сценки из жизни различных животных и насекомых, населяющих эти живописные места. Когда же, наконец, появлялось долгожданное море, радости поистине не было предела. И так – каждый раз. Батюшка отправлялся загорать подальше от наших глаз. Оказывается, миряне, такие как я, наш врач и дети, не имели права лицезреть "разоблаченного" и загорающего монаха. Это запрещал устав. Но даже идущий рядом с нами священник был достаточно ярок: огромная соломенная шляпа, летняя льняная ряса, скрывавшая его до самых пят, борода и усы и в довершение всего – зонтик от слишком жаркого солнца и солнцезащитные очки. Со стороны наша процессия, наверное, смотрелась достаточно экстравагантно.
Каждый день начинался и заканчивался обязательными получасовыми "правилами", набором молитв, которые по очереди читали братья и сестры. Кроме того, перед каждым приемом пищи, а также перед походом на море, необходимо было прочитать соответствующие места из Святого Писания. Вообще, в этом лагере, я, наверное, намолился и накрестился на всю оставшуюся жизнь. Креститься следовало вслед за читающим правила монахом или монахиней всякий раз, когда упоминались святые имена. От первого и до последнего дня сестры никак не могли понять, зачем иеромонах пригласил на должность директора именно меня. С их точки зрения я был, ну просто абсолютным безбожником, сплошным отрицательным примером для юных христиан. Зато с детьми у нас было полное взаимопонимание. Кому, если не мне, могли они смело поведать детские истории из своей не всегда благонравной мирской жизни, а также рассказать пару не совсем христианских анекдотов. Нужно сказать, что некоторые из этих историй были довольно смешными, и тогда мы вместе и от души хохотали на все поле, распугивая привыкших к заповедной тишине зверьков и птиц. Хотя пару раз эти самые зверьки проявляли неожиданную агрессивность и кусали какого-нибудь ребенка, не успевшего вовремя отпрыгнуть в сторону. В таких случаях на помощь приходил наш уважаемый Айболит, в миру – хозяин и директор одного из столичных диагностических центров. Наши дети резвились и дурачились вовсю, ничем в этом смысле не отличаясь от своих невоцерквленных сверстников. Несколько раз между особо "горячими парнями" даже случались серьезные потасовки. А однажды самый ретивый и беспокойный малый, забравшись на крышу избушки, в которой мы жили, немного не рассчитал и свалился вниз. Причем свалился так, что захрустел всеми своими костями одновременно. К счастью, и в этот раз все обошлось. Он, как ни в чем ни бывало, удивляясь не меньше остальных такому благополучному приземлению, встал и побежал дальше. И как это ни странно, к величайшей радости и такому же разочарованию нашего доктора, ни одной травмы, ни одной, хотя бы самой незначительной ранки, за все время, слава Богу, не было! За исключением укусов упомянутых зверьков и непуганых заповедных комаров, да еще случая, когда один из малышей, "не щадя живота своего", наелся каких-то волчьих ягод, показавшихся ему вполне аппетитными. Хотя наш доктор подготовился хорошо. На всякий случай он привез с собой столько лекарств, таблеток, мазей, бинтов и прочего медицинского добра, что при желании можно было вылечить не только всех людей, живших на этой косе, но и всех зверей тоже, если бы они в этом нуждались. Видимо, многочисленные молитвы все-таки попадали по адресу и действительно защищали нас и наших юных "непослушников".
Долгими и звездными летними ночами, уложив спать всех желающих, я, отец Алексей, Женя, только что окончивший духовную семинарию, его младший брат Кирилл и брат Александр, в прошлом бывший воином-интернационалистом, беседовали возле ночного костра о жизни и не только. Иногда к нам подходила одна из сестер, но, услышав, "ересь", которую обычно нес в таких случаях директор православного лагеря, она, крестясь и бормоча на ходу, спешила удалиться. Кирюше, как самому младшему, вообще-то полагалось спать. Но, пользуясь "служебным положением" Жениного брата, он любил посидеть вместе с нами, взрослыми, и послушать наши умные речи. Правда, за это он должен был следить за костром, все время подбрасывая в огонь свежие дрова. Его брат Женя то и дело сокрушался по поводу грехопадения мира, в результате которого на свет Божий появилось столько мошкары и комаров. К концу таких бесед обычно оставались только два бодрствующих человека: я и брат Александр. Остальные потихоньку расходились "по домам" или, как Кирюша, засыпали прямо у костра. В одну из таких ночей между мной и Сашей возник настоящий и действительно горячий спор. Мы говорили о перспективах развития христианства в современном мире. Александр утверждал, что христианское мировоззрение обладает собственными неисчерпаемыми внутренними ресурсами и не нуждается в какой-либо интеграции в современные реалии. Я же упорно не соглашался с ним, доказывая, что любая, замкнутая в собственных рамках и лишенная связи с изменяющимся миром система, обречена на вымирание. И христианство здесь не исключение, а яркое тому подтверждение. Кроме того, говорили мы и о бесах, об их многоликости и разнообразных проявлениях в нашей жизни. Следуя логике Александра, бесовщиной можно считать все, что не вписывается в христианские понятия.
Честно говоря, беседа происходила в день (а вернее, в ночь) рождения брата Александра. И мы, с разрешения отца Алексея, позволили себе употребить немного пива. Куплено оно было еще днем, причем на троих, включая батюшку. Но он в последний момент решил отказаться, и нам с Сашей пришлось разделить его порцию. Наверное, именно поэтому дискуссия протекала необычайно оживленно, так что Кирилл несколько раз просыпался, но уходить в дом не хотел и засыпал опять на том же месте. Отец Алексей сначала поддерживал нашу беседу. Он даже вспомнил одну занимательную историю. Как-то раз Лавру решила посетить Алла Пугачева. Монахи, узнав о ее визите, пригласили певицу принять участие в скромной монастырской трапезе. Пугачева с радостью согласилась. Во время трапезы она попросила слова и, встав, поведала всем присутствующим, что по гороскопу друидов она – верба, и поэтому хочет собственными руками посадить это дерево на территории монастыря. Братьев такое откровение несколько смутило, но они все же охотно помогли Примадонне в посильном озеленении своей обители. Рассказав этот случай и видя все возрастающие интонации нашего с Сашей разговора, батюшка в своей длинной рясе, похожий больше на какое-то ночное приведение, чем на монаха, начал нас подбадривать и подзадоривать, прыгая вокруг костра и приговаривая: "А вот и не подеретесь! А вот и не подеретесь!" В конце концов, мы подустали и, отнеся на кровать Кирилла, тоже отправились "почивать". Мы с Александром жили в одной избушке, разделенной на две комнаты. Понятно, что спорить можно было и внутри, но у костра, да под яркими звездами – спорилось значительно веселее!