Потом ситуация изменилась и семь лет спустя обстоятельства свели нас вместе. Я встречался с ним каждый день - мы с ним обсуждали всё. Меня совсем не интересовали его абстрактные рассуждения. Я сказал ему как-то: "Ты уловил современный психологический жаргон и пытаешься выразить нечто с помощью этого жаргона. Ты перенимаешь анализ и приходишь к выводу, что анализ - это не то. Такой анализ лишь парализует людей, а не помогает им. Он парализует меня". У меня был тот же самый вопрос: "Что такое есть у тебя? Эти абстракции, что ты изливаешь на меня, они меня не интересуют. Стоит ли что-то за этими абстракциями? Что это? У меня есть какое-то чувство - не могу сказать, откуда - что стоящее за этими абстракциями, которые ты высказываешь, и есть то, что меня интересует. Я почему-то чувствую - это, может быть, моё воображение - что ты (приводя знакомое, традиционное сравнение), возможно, и не попробовал сахар, но, по крайней мере, как будто смотрел на него. То, как ты всё описываешь, даёт мне ощущение, что ты хотя бы видел сахар, но я не уверен, что ты его попробовал".
И вот так мы с ним бились год за годом. (смеётся) Между нами были некоторые индивидуальные различия. Я хотел от него прямых, честных ответов, которых он не давал по каким-то своим причинам. Он был очень осторожен - он что-то защищал. "Что тебе защищать? Повесь своё прошлое на дерево и оставь всё это людям. Зачем тебе защищаться?" Я хотел прямых, честных ответов о его подноготной, а он не давал мне удовлетворительных ответов. И вот в конце концов я настоял: "Ну же, есть ли что-нибудь за абстракциями, которые ты изливаешь на меня?" И этот парень сказал: "У тебя нет никакого способа знать это самому". Всё - это был конец наших отношений, знаете - "Если у меня нет способа знать это, тогда у тебя нет никакого способа передать это. Какого чёрта мы делаем? Я потратил семь лет впустую. Прощай, я не хочу больше видеть тебя". И я ушёл.
(Где-то в это время Юджи был поражён появлением определённых психических сил.)
До того как мне исполнилось сорок девять, у меня было столько сил, столько опытов, но я не обращал на них никакого внимания. Стоило мне только увидеть человека, я мог видеть всё его прошлое, настоящее и будущее, он мог ничего и не говорить. Я не использовал их; я был удивлён, поражён, понимаете - "Почему у меня есть эта сила?" Иногда я говорил какие-то вещи, и они всегда происходили. Я не мог вычислить механизм - я пытался - "Как могу я говорить нечто подобное?" Эти вещи всегда происходили. Я не играл с этим. Потом были определённые неприятные последствия, некоторые люди пострадали.
(Юджи путешествовал по всему миру, по-прежнему давая лекции. В 1955 г. он со своей женой и четырьмя детьми переехал в Соединённые Штаты с целью лечения полиомиелита его старшего сына. К 1961 г. его деньги закончились, а он начал ощущать в себе потрясающий переворот, который не мог и не хотел контролировать и которому предстояло продлиться шесть лет и закончиться "катастрофой" (как он называет своё вхождение в естественное состояние). Его брак распался. Он посадил свою семью на самолёт в Индию, а сам отправился в Лондон. Он прибыл туда без гроша в кармане и начал скитаться по городу. Три года он бесцельно жил на улице. Его друзья видели, что он безудержно катится по наклонной, но он говорит, что в то время его жизнь казалась ему совершенно естественной. Позднее религиозно настроенные люди, описывая те годы, прибегли к выражению мистиков "тёмная ночь души", но, с его точки зрения, тогда не было "ни героической борьбы с соблазном и приземлённостью, ни схваток души с желаниями, ни поэтических кульминаций, но лишь простое увядание воли".)
Было похоже на то, будто у меня больше нет головы: "Где моя голова? Есть у меня голова или нет? Кажется, голова есть. Откуда приходят мысли?" - такой вопрос стоял передо мной. Голова отсутствовала, и только эта часть передвигалась. Не было никакой воли, чтобы что-то сделать: это было похоже на лист, носимый ветром туда, сюда, куда угодно, живя никчёмной жизнью. Это всё продолжалось. Наконец - я не знаю, что произошло - однажды я сказал себе: "Такая жизнь никуда не годится". Я был практически бомжом, который жил на подаяния каких-то людей и ничего не знал. Не было воли - я не знал, что делаю - я был практически сумасшедшим. Я был в Лондоне, бродил по улицам - жить было негде - и я бродил по улицам всю ночь напролёт. Меня всегда останавливали полицейские: "У тебя нет жилья? Мы посадим тебя в каталажку". Такую я вёл жизнь. Днём я сидел в Британском Музее - я мог достать билет. А что читать в Британском Музее? Мне было ничуть не интересно читать - книги меня не интересовали - но, чтобы делать вид, будто я пришёл почитать, я брал толковый словарь подпольного сленга - нелегальных людей, преступников - всевозможного сленга. Я сколько-то читал его, чтобы провести день, а ночью шёл куда-нибудь. Так всё и продолжалось.
Однажды я сидел в Гайд-Парке. Подошёл полицейский и сказал: "Ты не можешь тут оставаться. Мы тебя вышвырнем". Куда идти? Что делать? Денег нет - думаю, у меня было только пять пенсов в кармане. Мне в голову пришла мысль: "Ступай в Миссию Рамакришны". Вот и всё, только эта мысль из ниоткуда - может быть, это было моё воображение. У меня не было никакого другого пути, кроме блуждания по улицам, а этот парень наседал на меня, и я сел на метро и доехал до конечной. Оттуда я дошёл до миссии, чтобы встретиться со свами. Там сказали: "Ты не можешь видеть его сейчас. Время десять вечера. Он не будет с тобой встречаться. Ни с кем не будет встречаться". Я сказал секретарю, что мне необходимо видеть его. Потом я положил перед ним этот альбом с газетными вырезками - это был я: мои лекции, отзывы в "Нью-Йорк Таймс" о моих лекциях, моя биография.
Каким-то образом я сохранил этот альбом, некогда подготовленный моим менеджером в Америке. "Это был я, а вот я сейчас". Тогда он сказал: "Что ты хочешь?" Я сказал:
"Я хочу пойти в комнату для медитации и просидеть там всю ночь". Он сказал: "Этого ты не можешь сделать. У нас есть правило не пускать никого в комнату для медитации после восьми часов вечера". Я сказал: "Тогда мне некуда идти". Он сказал: "Я организую комнату для тебя. Остановись сегодня в гостинице, а потом приходи". И я остановился в гостинице. На следующий день я пришёл туда, усталый, в двенадцать дня. Они ели. Меня накормили. Впервые у меня был настоящий обед. До этого я потерял даже аппетит; я не знал, что такое голод или жажда.
После обеда меня позвал свами и сказал: "Я ищу именно такого человека, как ты. Мой помощник, который выполнял редакторскую работу, душевно болен - он оказался в больнице. Мне нужно выпустить номер Столетия Вивекананды. Ты как раз тот человек, что мне нужен сейчас. Ты можешь мне помочь". Я сказал: "Я не могу ничего писать. Возможно, я и занимался редактированием в те годы, но сейчас я не могу ничего делать. Я конченый человек. Я не могу ничем помочь в этом деле". Он сказал: "Нет, нет, нет, вместе мы способны на что-то". Он очень сильно нуждался в ком-то, имеющем образование в области индийской философии и всего такого. Он мог заполучить кого угодно, но он сказал: "Нет, нет, нет, всё нормально. Отдохни какое-то время, оставайся здесь, я о тебе позабочусь". Я сказал: "Я не хочу выполнять литературную работу. Дайте мне комнату, и я буду мыть вам посуду или ещё что-то делать, но на такую работу я абсолютно неспособен". Он сказал: "Нет, нет, нет, я так хочу". Так что я попробовал что-то сделать; не ради самоудовлетворения, не для его удовольствия, но каким-то образом мы вместе выпустили это издание.
Он также давал мне деньги, пять фунтов, как и всем другим свами. Впервые у меня было пять фунтов - "Что же делать с ними?" Я потерял чувство ценности денег, потому что у меня их долго не было. Когда-то я мог выписать чек на сто тысяч рупий; спустя некоторое время у меня не было ни пайсы в кармане; теперь есть пять фунтов. "Что же делать с ними?" - и я решил на эти деньги посмотреть все фильмы, которые шли в Лондоне. Я оставался в миссии и с утра выполнял работу, обедал в час дня и отправлялся в кино. Пришло время, когда я не мог больше найти ни одного фильма. На окраине Лондона показывали три фильма за один шиллинг или что-то вроде того, и вот запас фильмов истощился, а деньги кончились.
Сидя в комнате для медитации, я каждый раз думал об этих людях, что медитировали вокруг: "Зачем они занимаются всеми этими глупостями?" К этому времени всё это вышло из моей системы. Но в этом центре медитации у меня были очень странные переживания: что бы это ни было - будь то моё собственное воображение - факт остаётся фактом: впервые я чувствовал какое-то особенное… Я сидел, ничего не делая, смотрел на этих медитирующих людей и жалел их: "Эти люди медитируют. Почему они хотят достичь самадхи? Они ничего не получат - я прошёл через всё это - они дурачат себя. Что я могу сделать, чтобы спасти их от растраты их жизни впустую? Это ни к чему их не приведёт". Я сидел там - ничего, пустота - когда почуял нечто очень странное: внутри моего тела было какое-то движение: некая энергия выходила от пениса и через это (голову), как будто там была дыра. Она двигалась вот так (кругами) по часовой стрелке, а потом против часовой стрелки. Это походило на рекламу сигарет "Уиллз" в аэропорту. Это было так странно для меня, но я совершенно ни с чем не связал это. Я был конченый человек. Кто-то кормил меня, кто-то заботился обо мне, не было ни одной мысли о завтрашнем дне, и всё же внутри меня что-то было: "Это извращающий образ жизни. Это извращённость, доведённая до крайности. В этом нет ничего". Но голова отсутствовала - что я мог сделать? Это продолжалось и продолжалось. Через три месяца я сказал: "Я ухожу. Я не могу этим заниматься". Ближе к концу свами дал мне сколько-то денег, сорок или пятьдесят фунтов. Тогда я решил…