САВЛ. Нет. За ним шла толпа, но из всех лиц я помню только одно. Это была женщина, редкой красоты… Человек с длинными волосами остановился и, обняв кого-то из встречавших его, сказал весело: "Здравствуй, Лазарь! Что, не решился раздать имение нищим? Ладно, ладно! Я придумал для тебя что-то лучшее. Ты можешь совершить путешествие, если захочешь". "Куда?" – спросил тот. "Туда и обратно" – отвечал пришелец и продолжал: "Это – трудное путешествие, Лазарь, это – много труднее, нежели раздать имение. Но я тебе помогу. Я привел в твой дом Марию из Магдалы галилейской, пусть она будет сестрой тебе и твоей сестре Марфе". И он указал на ту женщину, что была необычайно красива, и тогда к ней приблизилась другая, обняла ее и сказала: "Здравствуй, Мария, пойдем в дом!" Вот и все.
ЛУКА. Так… (Про себя, в задумчивости). Путешествие туда и обратно?.. Труднее, чем отдать имение?.. Хм!.. Туда и обратно! (Савлу). Любопытные вещи ты рассказываешь!
САВЛ. Ты что-то знаешь об этом?! Можешь что-то объяснить?!
ЛУКА. Пока нет. Мне нужно время. Может быть, совсем немного!
САВЛ. Но что мне делать?!
ЛУКА. Ждать следующей пятницы. Ты измучен. Ты должен отдохнуть немедленно.
САВЛ. Мне не удастся. Сюда идет Никодим, друг Гамлиэля, моего наставника.
ЛУКА. И что?
САВЛ. Он будет укорять меня за мою вчерашнюю размолвку с учителем.
ЛУКА. Иди в палатку и ложись. Я – твой врач. Я скажу ему, что ты – нездоров.
САВЛ. Благодарю тебя, Лука!
Савл уходит в палатку.
ЛУКА. (Один). Твоя вторая благодарность – горячее первой! Никогда не знаешь, делаешь ли добро – даже, если спасаешь от смерти! Но всегда угодишь человеку, взяв на себя его грех! Ведь как рад, что я вместо него солгу почтенному раввину, который идет сюда с добрыми намерениями! Ведь то, что я ему скажу – не совсем правдиво. А, фарисей Савл?
Входит Никодим.
НИКОДИМ. Мир тебе! Знаком ли тебе хозяин этой палатки? Я хочу говорить с ним.
ЛУКА. Он только что уснул. Он очень слаб.
НИКОДИМ. Савл нездоров? Но кто ты, добрый человек? Твое лицо мне незнакомо.
ЛУКА. Я – недавно в Иерусалиме. Я – врач. Я перевязывал раненого в казарме, когда меня позвали к этому юноше, опасаясь за его жизнь.
НИКОДИМ. Боже милосердный! Что с ним произошло?!
ЛУКА. Необычайно сильный приступ падучей болезни. Он мог умереть.
НИКОДИМ. Какое несчастье! Какое несчастье!.. Но никто из нас, его учителей, ни его товарищи, не знали о его недуге!
ЛУКА. Выходит, он не хотел, чтобы об этом знали.
НИКОДИМ. Но что ждет его?
ЛУКА. Надеюсь, он будет здоров.
НИКОДИМ. Мое имя – Никодим. Я преподаю Тору в академии моего друга Гамлиэля.
ЛУКА. А я – Лука. Я наслышан о высокоученом Гамлиэле, и рад узнать тебя, равви.
НИКОДИМ. Ты – грек?
ЛУКА. Я – грек.
НИКОДИМ. Я не знаю тебя, Лука, не знаю, сколь высоко твое врачебное искусство, но позволь мне сказать тебе, что, если ты спас жизнь этого молодого человека, то я, и мой друг Гамлиэль и все учителя нашей академии будут испытывать к тебе величайшую признательность! Савл – наша гордость, наша надежда. Мы верим, что он станет светочем фарисейской учености, одним из великих учителей народа нашего. Ты не знаешь, какое благо ты сделал Израилю, если Савл будет здоров!
ЛУКА. Я рад сделать благо Израилю.
НИКОДИМ. Если скажешь, я пришлю кого-нибудь из учеников, чтобы побыли с ним.
ЛУКА. В этом нет нужды. Я побуду здесь. Ночь не должна быть холодной.
НИКОДИМ. Да, весна в Иерусалиме, похоже, выдалась теплая.
ЛУКА. Однако, кажется, начинает дуть северный ветер.
НИКОДИМ. Да, пожалуй, немного холодает… Что ж, я должен оставить тебя, добрый человек. Солнце заходит, а мой дом – не близко. Да и беспокоюсь, не отвязал бы кто моего ослика: люди здесь ходят разные. Да поможет Бог тебе и твоему подопечному! Скажи ему, что я непременно его навещу после Субботы. (Уходит).
ЛУКА. (Заглядывает в палатку). Спит надежда Израиля.
Проходит и уходит храмовый стражник.
СТРАЖНИК. Субботний покой! Субботний покой в Иерусалиме! Субботний покой!..
ЛУКА. Отдыхай, Израиль! Празднуй свою Субботу! Ты не знаешь, что ты празднуешь, избранный народ! Не чуешь, не слышишь, что зреет в твоих недрах! Отдыхай!
КОНЕЦ ПЯТНИЦЫ ПЕРВОЙ
Пятница вторая
БАЛАГАНЩИК. Хочу кое-что пояснить почтенной публике! Савл долгое время полагал, что его ясновидческая сила пробуждается в единственный из дней недели – в день его встреч с Юнией. Пятница была для него днем любви и днем виде́ний. Но что есть пятница для искреннего иудея? Это – канун праздника единения с Богом. Весь смысл Субботы – в чувстве шехи́ны. Знаете ли вы, что такое шехина? Это – Незримое Присутствие Всевышнего. В Субботу, в день покоя, иудеи собираются кучками для изучения Торы, разворачивают свои свитки, и тогда шехина разливается в их душах, и они чувствуют, что Бог – среди них. Канун же Субботы есть радостное приготовление к этой встрече. Это волнение от близкого свидания с Богом живет в иудейской крови с немыслимой древности, и это волнение, смешиваясь в крови Савла с волнением от свидания с возлюбленной, доводило его душевные силы до высшего напряжения.
Вбегает Плакальщица.
ПЛАКАЛЬЩИЦА. До болезни! Это чуть не убило его в расцвете юности!
БАЛАГАНЩИК. Ты глупа. Это сделало его величайшим из пророков любви!.. Постой, а что ты вообще тут делаешь? Тебя нет в моей пьесе! Кто тебе позволил маячить на сцене?
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Я не спрашиваю позволения. Я являюсь там, где я уместна.
БАЛАГАНЩИК. Там, где тебе кажется, что ты уместна.
ПЛАКАЛЬЩИЦА. (Обиженно). По моему разумению.
БАЛАГАНЩИК. У тебя не может быть никакого разумения: у тьмы нет разума. Ты всего лишь – тьма, ты – пугало; тебе только кажется, что ты где-то можешь быть уместна.
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Я – плакальщица. Я прихожу туда, где я нужна – туда, где скорбят.
БАЛАГАНЩИК. "Плакальщица"?! Это – что-то новенькое! Твоя новая роль?
ПЛАКАЛЬЩИЦА. Это – моя сущность!
БАЛАГАНЩИК. У тебя нет сущности, но ты очень болтлива и наскучила публике! Пятница Вторая! (Оба уходят).
Декорация прежняя. Савл и Лука. Проходит и уходит храмовый стражник, возглашая: "Канун Субботы!"
ЛУКА. Долго ли еще?
САВЛ. (Закрыв глаза). Час близок.
ЛУКА. Почему бы не сделать усилие самому, не дожидаясь?
САВЛ. Погоди… Вот!.. Я уже слышу шум реки!.. Где же она?.. Я не вижу ее…
Сцена темнеет, слышен шум реки, но видение пусто: лишь на миг мелькает Плакальщица. Сцена светлеет.
ЛУКА. Ну что?
САВЛ. Она не пришла… Я видел берег, но он пуст! Какая-то тень промелькнула, и все.
ЛУКА. Не спеши отчаиваться. Мало ли почему она не пришла!
САВЛ. Если она не пришла, значит, она умирает, или уже умерла.
ЛУКА. Самоуверенность – вещь полезная! Если в меру. И не на женский счет!
САВЛ. Юния – ангел!
ЛУКА. Конечно. Между прочим, ты – здоров, обратил внимание?
САВЛ. (Выходя из оцепенения). Да, правда, судорог не было… Но ведь я не видел Юнию!
ЛУКА. И именно поэтому тебя не колотит?!.. Ладно. Вот что я тебе скажу, друг мой Савл: все это нужно проверить по-настоящему, и ты обязан сделать попытку.
САВЛ. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
ЛУКА. Тебе нужно отвлечься от твоей возлюбленной, иначе мы никогда не разберемся в том, что с тобой творится. Перенеси свою мысль на что-то совсем иное. Избери что-то или кого-то, напряги свою волю и постарайся это увидеть!
САВЛ. И что мне избрать?
ЛУКА. Вспомни другое свое видение – то, в котором не было Юнии. Устреми силу твоего зрения туда, за гребень горы! Пожелай увидеть то место, где высокий человек с волосами до плеч говорил с Лазарем. Пожелай сильно!
САВЛ. Хорошо, Лука, я попробую. (Поворачивается к Масличной Горе).
Сцена темнеет. Видение: Иосиф, Марфа и Плакальщица.
ИОСИФ. Ох, да как же это! Как же это, госпожа моя Марфа! Чем мог прогневать Господа такой человек, как твой брат? Такой цветущий молодой человек!
МАРФА. Входи, Иосиф, брат ждет тебя. Не говори много, прошу тебя, он очень ослаб!