Дмитрий Щедровицкий - Из восьми книг стр 13.

Шрифт
Фон

* * *

Глаз краснеющей ярости, ханский белок,

О востока растопленный гул!

Торопливый ковыль: Тохтамыш, Тоголок,

Гневной влаги глотки: Токтогул.

Кочевая, чужая, скользящая жизнь,

Ядовитого лезвия лесть.

Без терзаний, без жалости, без укоризн,

Без остатка прими все, как есть.

Вторглись орд безбородых лихие стрелки

В земледелия вольный предел,

Скрыли воды недвижные Леты-реки

Тех, кто тихой свободы хотел.

Это плоти восстание против души,

Деву в поле догнавший монах!

На рассвете в тумане коньки-крепыши,

Как младенцы в тугих пеленах.

Кочевая, чужая и близкая жизнь,

Зелье страсти в кипящем котле!

Только в оба смотри, только крепче держись

В конским потом пропахшем седле!

– Ряженые! Ряженые!

– Зимняя Луна.

Ходят напомаженные,

Просят у окна.

На плечах у ночи

– Праздник на селе: Светят очи волчьи,

Бык навеселе.

Хрюкают и лают,

Квакают, свистят…

Что они желают?

Что они хотят?…

Гулкий голос бычий

Говорит с тоскою:

– Дайте нам обличье

Прежнее, людское,

Души наши стерты,

Сгублены тела,

И зверины морды

Нам Луна дала…

Нынче всюду праздник,

Нынче счастья просят:

Облик безобразный

Мы хотим отбросить,

Сердцем убедиться,

Что Звезда права, -

Заново родиться В

полночь Рождества…

– Молвите, а вы-то

Кем на свете были?

Властью ли убиты,

Иль себя убили?

С небом ли знакомы,

Аду ли дружки?

Почему вы кони,

Почему быки?…

– Нету, нет ответа,

Крепче дверь закрой,

И все меньше света,

И все громче вой.

– Ряженые! Ряженые! -

Зимняя Луна.

Ходят напомаженные,

Просят у окна.

VIII ИЗ КНИГИ "ПОД ЯБЛОНЕЙ" (1991–1996 гг.)

* * *

Я, родившийся под яблоней

С блеском лиственным в глазах,

Осененный чудом, явленным

Тридцать пять веков назад,

Вовлеченный в удивление

К чуду первому тому,

Неспособный к одолению

Тьмы, но опознавший тьму,

Как жилище Бога тайное

Над огнем вверху горы

(А внизу – веков шатры

Ждали, затаив дыхание), -

Я не сторож миру здешнему,

Не хозяин, не слуга

(Чуть кивнешь росточку вешнему,

Глядь – желты уже луга), -

Я не странник и не гость его,

Не толмач его речей

(Только птица слова пестрого

И щебечет на плече), -

Я не с притчей, не с загадкою,

Не полынь во мне, не мед,

Я – оттуда – с вестью краткою…

Только кто ее поймет?

Только в книге будет набрано

(Взоры мимо строк скользят):

"Я, родившийся под яблоней

Тридцать пять веков назад…"

1991

* * *

Закат почти остыл,

Но все кипят кусты

Горячей силой первой зелени,

Как свежих городов подвижные пласты,

Словно на облако воссели мы

И дивно смотрим с высоты.

То лист приблизится полураскрытый,

И все прожилки-улицы видны

С домами, семьями, живущими в них кратко,

Переходящими в росинки без остатка,

То город отодвинется – ведь мы

Глядим с небес и воздыхаем сладко,

И пища наша – мед и дикие акриды.

Куст жив – огромной верой в свет сокрытый,

Который в сумерках еще ясней, чем в полдень,

Останься тут со мной – и миг подстереги,

Когда патроны этих малых родин

Наружу выбегут – мальцы-кустовики,

Едва их кликнут звездные спириты!..

1991

СОБОР

Разумный инок в странные века

Разбоя и наивности

Считал по четкам облака

И жил средь всякой живности

В лесу медведей и молитв,

Жестокости и святости,

Где сердце от желания болит,

От райской замирает сладости.

Ему в полуденных лучах

Клики Менад вакхических

Звучали, чтобы не зачах

В познаньях схоластических,

Ему Наяды в дар несли

Мониста рыб серебряных,

Ласкались Гении Весны

Средь кельи снов неприбранных,

Под палисандровым крестом,

Молитвенными мантрами -

Лежали в ужасе пластом

Сильфиды с саламандрами,

Сен Жан – удачливый авгур

Навстречу шел с литаврами,

Как возвращался сэр Артур,

Расправившись с кентаврами…

Так вел Христос, любя врагов

И в целях политических -

Схоластов, эллинских богов

И чудищ строй кельтических!.

1991

* * *

Ветки. Листья лунные вдоль стен

Из китайской Книги Перемен.

Век ночной. Осенний век нам дан -

Дальним душам. Детям давних стран.

Мрак. Ума последние плоды.

Русских пагод странные сады.

Свет. Любовь в бревенчатой ночи.

Лунный ливень. Помни. И молчи.

1991

МОЛИТВА

О сын Иакова, ты слышал Божий

Не с гор пустыни, а среди лесов,

Средь кленов-яворов российских,

Где славословят не левиты,

А стаи малых голосистых Певцов.

И свитки были свиты

Из тысячи тропинок и путей,

И встреч нежданных, и потерь.

И эти свитки развернулись

Торжественною чередой

Резных и древних сельских улиц,

Церквей, растущих над водой.

В садах заросших и забытых

Блуждал ты, истину ища,

А вечер, словно древний свиток,

Величье Божье возвещал.

Ты жил в России, как во сне,

Среди чудес ее не зная,

Что Божий голос в сей стране

Величествен, как на Синае.

Ты тайным кладезем владел,

Что утолял любую жажду,

Ты мог услышать каждый день,

Что в жизни слышат лишь однажды.

О сын Иакова, тебе являлся Бог,

Его ты всякой ночью видеть мог.

Он был в короне крон кленовых,

Был в лунный облачен подир,

И светом строф до боли новых

На всех путях твоих светил.

Он в веру темных изб заснувших,

Веков дремучих и минуших

Тебя безмолвно обратил.

О сын Иакова, и ты стоишь пред Ним,

Десницею лесной взлелеян и храним.

Как лес, ты вырос до ночного неба,

Как лес, твоя молитва поднялась

За этот край.

Еще нигде так не был

Певуч, раскатист, внятен Божий глас,

Как здесь – в стихами дышащей России.

Проси дыханья ей.

Проси и ты,

Как предки неуступчиво просили

Средь огненной и грозной темноты.

1992

* * *

Одуванчиков маленьких солнца

Загораются первыми. Хочешь -

Мы вприпрыжку сбежим по холму?

Хочешь – горе тебя не коснется,

Все печали, что ты себе прочишь,

На себя, на себя я возьму?

Отменила весна власть былого,

Говори – все свершится, как скажешь,

Над событьями будущих дней -

Властно, властно весеннее слово!

Травной волей судьбу свою свяжешь -

Нет под солнцем той связи прочней.

Стань одно с этой лиственной мощью:

Я с тобою единым дыханьем

Глубоко, словно в дреме, дышу,

И, взлетев над стоглавою рощей,

Над рекой – синих духов лоханью -

За тебя, за тебя лишь прошу…

1992

АРХОНТЫ

Стоят разгневанные стражи

И песню вещества поют,

И не пускают в свет, и даже

О небе вспомнить не дают.

Для струек света незаметных,

Что льются через их зрачки,

Ловушки ставят в элементах

В тугих молекулах – силки.

Задушен крик на первой ноте:

Ни вслух, ни шепотом – не сметь!

В смирительной рубашке плоти

Меня влекут из смерти в смерть…

– Проснись, проснись! – Заря апреля

Бранит и гонит сон дурной.

Разброд в душе и тяжесть в теле,

Но Свет по-прежнему со мной.

И ждут меня труды земные,

Друзей участье, день весны, -

Да мало ли какие сны я

Видал за жизнь?

Да ну их – сны!

Немножко, правда, душно, тесно,

Темно, но сон-то здесь при чем?

В окне открытом свод небесный

Огромной тучей омрачен.

И отсвет черный и багровый

Лежит на кронах и на мне,

И взор крылатый и суровый

Бросает в дрожь… Я не вполне

Проснулся? А весна? А сон-то?…

Молекул неразрывна сеть.

И красные зрачки Архонта

Меня влекут из смерти в смерть…

1992

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Похожие книги