И Баккара свернула разговор на другую тему. В это время приехала маленькая жидовочка, красоте которой граф не мог не удивиться.
- О ней тоже не расспрашивайте, - предупредила Баккара, - это тоже тайна.
- Друг мой, - обратилась она к графу после обеда, - проводите меня с этой малюткой до бельведера.
Бельведер соединялся с домом стеклянной галереей, через которую граф и провел их.
Баккара, взяв из рук его свечку, попросила удалиться.
- Где же прикажете ждать вас? - спросил он.
- Где хотите: в саду или у себя в гостиной. Затем Баккара заперла за собой беседку.
- Странная женщина, - пробормотал граф, уходя. Баккара посадила малютку на стул, лицом к саду дома № 40, задула свечку и, положив ей руку на голову, произнесла:
- Спи!
И в то время, как девочка засыпала, она проговорила:
- Мне хотелось бы знать, дома ли он и что делается в доме, куда маркиза уже приехала.
Граф долго ходил по саду, по временам поглядывая в сторону бельведера.
- Что могла бы делать там Баккара? - задавал он себе вопрос.
Она показалась ему вдруг каким-то таинственным существом, исполняющим что-то зловещее.
Наконец, спустя час дверь беседки отворилась.
Граф побежал навстречу Баккара, которая казалась сильно расстроенною.
- Друг мой, - обратилась она к графу, - прикажите заложить карету.
- Вы уже едете?
- Да, я еду домой, потому что ко мне будет гость.
- Гость? В десять часов вечера?
- Да, и гостя этого зовут Шерубен.
- Шерубен? Но откуда вы это знаете?
- Я существо сверхъестественное, - отвечала Баккара, улыбаясь, - узнаю иногда будущее. До свидания, я жду вас завтра у себя.
Баккара села в карету и поехала в улицу Монсей.
Прошло около часа с тех пор, как Баккара уехала от русского графа; она вернулась в улицу Монсей и нашла у себя записку следующего содержания:
"Вы мне сегодня позволили бывать у вас, но не назначили ни дня, ни часа. Позвольте же, милостивая государыня, ввиду важности пари, которое я держал, просить вас принять меня сегодня же вечером в одиннадцать часов.
Целую ваши ручки. Шерубен".
Когда Баккара прочла это письмо, то ей невольно пришло на память, что уже час тому назад маленькая ясновидящая сказала ей, что Шерубен будет у нее в этот же вечер.
Баккара уложила спать Сару и приготовилась к приему Шерубена.
Она сама не расположилась, как накануне, в маленьком кабинете и не отослала своих людей… но, напротив того, вздумала принять его более открыто… Вместо того чтобы переодеться в капот, она осталась в своем утреннем наряде и пришпилила в волосы василек. Затем она поправила прическу и с удовольствием посмотрелась в зеркало, чтобы убедиться, что она все еще поразительно хороша.
Баккара хотела принять своего дерзкого соблазнителя в той самой хорошенькой гостиной, где шесть лет тому назад барон д’О. выставил так много роскошных вещей. Она развалилась на кушетке, придвинутой к камину, и облокотилась на стол в позе женщины, ожидающей лицо, вмещающее в себе, в ее глазах, весь мир.
Вскоре колокольчик известил ее о прибытии посетителя.
Было одиннадцать часов: Шерубен был точен… вполне точен.
Прошло около двух минут, наконец, вошла горничная и подала карточку Оскара де Верни.
- Просите, - ответила Баккара, не поднимая головы и не поворачиваясь.
Шерубен вошел. Он на минуту остановился на пороге, взглянул вокруг себя и с досадой увидел, что будущая жертва, вместо того чтобы ждать его в будуаре, приняла его в своей гостиной.
Он сразу понял, что Баккара была женщина далеко недюжинная.
Когда дверь отворилась, Баккара немного приподняла голову и, увидев его на пороге, улыбнулась и указала ему рукой на стул.
Горничная вышла, и Баккара осталась вдвоем с гостем.
Надо сказать, что Шерубен, идя к Баккара, дорогой сочинил хорошенькую речь, которую и приготовился сказать ей. Он уже заранее сообразил свое положение и, предвидя, что его примут холодно и презрительно, приготовил уже "несколько эффектных фраз и несколько таких взглядов, против которых, по его мнению, нельзя было устоять. К несчастью для него, он во всем ошибался.
Программа, составленная им, положительно не годилась, так как Баккара не выказывала ни холодности, ни гнева, ни презрения.
Она подала ему руку и просто сказала:
- Садитесь подле меня, ужасный ребенок.
Этот эпитет был сказан шутливым тоном и без всякой досады, что окончательно сбило с толку Шерубена,
- Действительно, - сказал он, - заслуживаю вполне название ужасного ребенка, потому что…
- Позвольте!.. - перебила она. - Прежде чем говорить о делах, я перебью вас…
- Слушаю.
- Хотите чаю? - спросила она, смеясь.
- Благодарю!
- Ну так мы теперь потолкуем.
Шерубен поклонился и начал было обдумывать новую речь.
- Знаете ли вы, каких, например, трудов стоило мне вразумить графа Артова?
- По какому поводу?
- Да по поводу вашего пари, - ответила она просто. Шерубен посмотрел на нее.
- Я не понимаю вас, - сказал он.
- Ну, так я объяснюсь проще… Слушайте меня… Вообразите себе, что граф принял это пари серьезно.
Она сделала ударение на последнем слове.
Шерубен привскочил на своем месте.
- Да, я тоже считаю это пари серьезным? - вскрикнул он.
Баккара начала опять улыбаться.
- Ну, если я вам укажу на одно небольшое препятствие, - сказала она, - то вы, верно, согласитесь со мной… я была хороша, а может быть, и теперь еще не дурна; я всегда славилась своею бесчувственностью - вот романическая сторона этого пари… Вы уже теперь рискуете своею жизнью, чтобы соблазнить женщину, у которой нет сердца.
Шерубен поклонился.
- Теперь мы взглянем на обратную сторону медали… Если действительно я такая, то вы только потеряете время и проиграете пари… дело довольно важное, так как вас тогда убьет граф.
- И будет вполне прав.
- Хорошо!.. но… если вы выиграете? (И при этом Баккара посмотрела на молодого человека так насмешливо, что он невольно покраснел.)
- Если вы его выиграете, - продолжала она между тем, - то вы составите себе состояние… ну, позвольте, возможно ли предположить, чтобы человек ценил свою любовь в двадцать пять тысяч франков годового дохода?
Эти слова поразили как громом Шерубена.
Баккара говорила ему, не стесняясь, что он держал постыдное пари - невозможное для порядочного человека…
Шерубен покраснел, как школьник, пойманный в какой-нибудь шалости.
На губах Баккара мелькнула едва заметная насмешливая улыбка, и эта-то улыбка окончательно смутила Шерубена.
- Послушайте, - продолжала она, - вы вели себя в отношении меня как неопытный школяр. Вам сказали, что у меня нету сердца, - может быть, это и правда.
- Я этого теперь не думаю, - пробормотал он.
- Это все может быть; но прежде чем было держать это постыдное пари, вам не мешало бы навести сперва некоторые справки.
И молодая женщина, на которую чарующий взгляд Шерубена не производил ни малейшего действия, смотрела на него и продолжала смеяться.
- Я поняла бы, - продолжала она, - держать пари, не рассчитывая на денежный выигрыш. То есть если бы вы сказали "я хочу быть любим этой женщиной, которая никого не любит" вместо того, чтобы заявить то громко в клубе… тогда, может быть, и была бы еще для вас какая-нибудь надежда тронуть меня, но…
Она улыбнулась и не докончила своих слов.
- Так вы считаете, - проговорил Шерубен, несколько оправившись от смущения, - мое пари проигранным?
- Мне кажется… если разве только…
- А, условие? Посмотрим, в чем оно заключается!
- Ну, - сказала она, - заключим условие… и не будем более говорить, и продолжайте, если хотите, бывать у меня…
- Я не понимаю вас, - сказал Шерубен.
- А между тем это так понятно.
- Как?
- Милейший мой, - сказала Баккара, - позвольте мне предположить, что во мне вас больше всего пленяет обещание графа дать вам пятьсот тысяч франков…
- Как вы могли это предполагать? - проговорил Шерубен с притворной гордостью.
- Отложим в сторону ваше самолюбие - я убеждена, что вы отказались бы от них с охотой… если бы я только могла полюбить вас…
- О, конечно!.. - пробормотал Шерубен. Он боялся, что его разгадают.
- Слушайте же меня, что я вам предложу сейчас - вы можете принять или не принимать… Или вы напишете графу тут же, у меня, и сейчас же, что вы отказываетесь от пари, или ваша нога никогда не будет у меня.
- Ну, а если я напишу это, что со мной будет тогда?
- Тогда, может быть, вас и простят, - проговорила Баккара и бросила такой взгляд на наглого искателя приключений, что он окончательно почувствовал себя обезоруженным.
- Ну, - добавила она настоятельно, - решайтесь же! Он еще несколько колебался.
- Вот бумага - садитесь там и пишите, я буду диктовать.
Шерубен вздрогнул и почувствовал, что он побежден. Он встал и сел к столу.
- Я жду, - проговорил он, взяв в руки перо.
- Граф, - диктовала Баккара, - забудьте мою вину перед вами; я отказываюсь от пари.
- Я не могу писать этого! - вскрикнул Шерубен, - это ведь настоящее письменное извинение!
- Вы напишете его, - сказала спокойно Баккара, голос которой звучал так нежно и очаровательно, - вы напишете ради любви ко мне…
Шерубен молча взял перо и написал.
- А теперь, - сказала Баккара, - поцелуйте мою руку, возьмите шляпу и отправляйтесь!
- Отправляться?