И будет самой высшей мерой,
какою мерить нас могли,
в ладони юношеской серой
та горсть тяжелая земли.
1942
Марк Соболь
Когда-нибудь
Когда-нибудь,
когда постигнут внуки
из первых книг основы бытия,
восстанет вновь - в крови, сиянье,
муке -
отчаянная молодость моя.Она войдет в сверкающие классы
и там, в совсем не детской тишине,
расскажет им глухим и хриплым басом
торжественную повесть о войне.Тогда воскреснут подвиги былые -
великая и трудная пора, -
и мы войдем сегодняшние,
злые,
пять раз в атаку шедшие с утра,забыв о том, что вот сейчас уснуть бы
так хорошо…
Но мы, - который раз! -
грядущих дней отстаивая судьбы,
по многу суток не смыкаем глаз.Там всё поймут:
короткий мир стоянок,
над полем боя робкую звезду,
и едкий запах сохнущих портянок,
и песню, что возникла на ходу.И то, как в тяжком орудийном хрипе
весенний день наведывался к нам,
и нес он запах пороха и липы
и был с дождем и солнцем пополам.И белокурый юркий непоседа
вдруг станет строгим -
вылитый портрет
того, уже давно седого деда,
который был солдатом в двадцать лет.
1942
Анатолий Софронов
Бессмертник
Спустился на степь предвечерний покой,
Багряное солнце за тучами меркнет…
Растет на кургане над Доном-рекой
Суровый цветок - бессмертник.Как будто из меди его лепестки,
И стебель свинцового цвета…
Стоит на кургане у самой реки
Цветок, не сгибаемый ветром.С ним рядом на гребне кургана лежит
Казак молодой, белозубый,
И кровь его темною струйкой бежит
Со лба на холодные губы.Хотел ухватиться за сизый ковыль
Казак перед самою смертью,
Да все было смято, развеяно в пыль,
Один лишь остался бессмертник.С ним рядом казак на полоске земли
С разбитым лежит пулеметом;
И он не ушел, и они не ушли -
Полроты фашистской пехоты.Чтоб смерть мог казак молодой пережить
И в памяти вечной был светел,
Остался бессмертник его сторожить -
Суровой победы свидетель.Как будто из меди его лепестки
И стебель свинцового цвета…
Стоит на кургане у самой реки
Цветок, не сгибаемый ветром.
1942
Юго-Западный фронт
Сергей Спасский
Блокада
На нас на каждого легла печать.
Друг друга мы всегда поймем.
Уместней,
Быть может, тут спокойно промолчать.
Такая жизнь
не слишком ладит с песней.
Она не выше, чем искусство,
нет.
Она не ниже вымысла.
Но надо
Как будто воздухом других планет
Дышать,
чтобы понять тебя,
блокада.
Снаряды, бомбы сверху…
Все не то.
Мороз, пожары, мрак.
Все стало бытом.
Всего трудней, пожалуй,
сон в пальто
В квартире вымершей
окном разбитым.
Всего странней заметить,
что квартал,
Тобой обжитый,
стал длиннее втрое.
И ты устал,
особенно устал,
Бредя его сугробною корою.
И стала лестница твоя крутой,
Идешь -
и не дотянешься до края.
И проще,
чем бороться с высотой,
Лечь на площадке темной, умирая.
Слова, слова…
А как мороз был лют.
Хлеб легок,
и вода иссякла в кранах.
О, теневой, о, бедный встречный люд!
Бидоны, санки.
Стены в крупных ранах.
И все ж мы жили.
Мы рвались вперед.
Мы верили,
приняв тугую участь,
Что за зимой идет весне черед.
О, наших яростных надежд живучесть!
Мы даже
улыбались иногда.
И мы трудились.
Дни сменялись днями,
О, неужели
в дальние года
Историк сдержанный
займется нами?
Что он найдет?
Простой советский мир,
Людей советских,
что равны со всеми.
Лишь воздух был иным…
Но тут - Шекспир,
Пожалуй, подошел бы к этой теме.
1942
Ленинград
Александр Твардовский
Переправа
(Из "Книги про бойца" "Василий Теркин")
Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда…Кому память, кому слава,
Кому темная вода, -
Ни приметы, ни следа.Ночью, первым из колонны,
Обломав у края лед,
Погрузился на понтоны
Первый взвод.
Погрузился, оттолкнулся
И пошел. Второй за ним.
Приготовился, пригнулся
Третий следом за вторым.Как плоты, пошли понтоны,
Громыхнул один, другой
Басовым железным тоном,
Точно крыша под ногой.
И плывут бойцы куда-то,
Притаив штыки в тени,
И совсем свои ребята
Сразу - будто не они,
Сразу будто не похожи
На своих, на тех ребят:
Как-то все дружнее, строже,
Как-то все тебе дороже
И родней, чем час назад…Поглядеть - и впрямь - ребята!
Как, по правде, желторот,
Холостой ли он, женатый,
Этот стриженый народ.
Но уже идут ребята,
На войне живут бойцы,
Как когда-нибудь в двадцатом
Их товарищи - отцы.Тем путем идут суровым,
Что и двести лет назад
Проходил с ружьем кремневым
Русский труженик-солдат.
Мимо их висков вихрастых,
Возле их мальчишьих глаз
Смерть в бою свистела часто.
И минет ли в этот раз?Налегли, гребут, потея,
Управляются с шестом,
А вода ревет правее -
Под подорванным мостом.Вот уже на середине
Их относит и кружит…А вода ревет в теснине,
Жухлый лед в куски крошит,
Меж погнутых балок фермы
Бьется в пене и в пыли…А уж первый взвод, наверно,
Достает шестом земли,
Позади шумит протока,
И кругом - чужая ночь.
И уже он так далеко,
Что ни крикнуть, ни помочь.
И чернеет там зубчатый,
За холодною чертой,
Неподступный, непочатый
Лес над черною водой.Переправа, переправа!
Берег правый, как стена…
Этой ночи след кровавый
В море вынесла волна.
Было так: из тьмы глубокой,
Огненный взметнув клинок,
Луч прожектора протоку
Пересек наискосок.И столбом поставил воду
Вдруг снаряд. Понтоны - в ряд,
Густо было там народу -
Наших стриженых ребят…
И увиделось впервые,
Не забудется оно:
Люди теплые, живые
Шли на дно, на дно, на дно…Под огнем неразбериха -
Где свои, где кто, где связь?Только вскоре стало тихо,-
Переправа сорвалась.И покамест неизвестно,
Кто там робкий, кто герой,
Кто там парень расчудесный,
А наверно, был такой.
Переправа, переправа…
Темень, холод. Ночь как год.
Но вцепился в берег правый,
Там остался первый взвод.И о чем молчат ребята
В боевом родном кругу,
Словно чем-то виноваты,
Кто на левом берегу.Не видать конца ночлегу.
За ночь грудою взялась
Пополам со льдом и снегом
Перемешанная грязь.И усталая с похода,
Что б там ни было, - жива,
Дремлет, скорчившись, пехота,
Сунув руки в рукава.Дремлет, скорчившись пехота,
И в лесу, в ночи глухой
Сапогами пахнет, потом,
Мерзлой хвоей и махрой.Чутко дышит берег этот
Вместе с теми, что на том,
Под обрывом ждут рассвета,
Греют землю животом, -
Ждут рассвета, ждут подмоги,
Духом падать не хотят.Ночь проходит, нет дороги
Ни вперед и ни назад…А быть может, там с полночи
Порошит снежок им в очи,
И уже давно
Он не тает в их глазницах
И пыльцой лежит на лицах -
Мертвым все равно.
Стужи, холода не слышат,
Смерть за смертью не страшна,
Хоть еще паек им пишет
Первой роты старшина.Старшина паек им пишет,
А по почте полевой
Не быстрей идут, не тише
Письма старые домой,
Что еще ребята сами
На привале при огне
Где-нибудь в лесу писали
Друг у друга на спине…Из Рязани, из Казани,
Из Сибири, из Москвы -
Спят бойцы. Свое сказали
И уже навек правы.
И тверда, как камень, груда,
Где застыли их следы…
Может - так, а может - чудо?
Хоть бы знак какой оттуда,
И беда б за полбеды.Долги ночи, жестки зори
В ноябре - к зиме седой.Два бойца сидят в дозоре
Над холодною водой.То ли снится, то ли мнится,
Показалось что невесть,
То ли иней на ресницах,
То ли вправду что-то есть?Видят - маленькая точка
Показалась вдалеке:
То ли чурка, то ли бочка
Проплывает по реке?
- Нет, не чурка и не бочка -
Просто глазу маета.
- Не пловец ли одиночка?
- Шутишь, брат. Вода не та!
- Да, вода… Помыслить страшно,
Даже рыбам холодна.
- Не из наших ли вчерашних
Поднялся какой со дна?Оба разом присмирели.
И сказал один боец:
- Нет, он выплыл бы в шинели,
С полной выкладкой, мертвец.Оба здорово продрогли,
Как бы ни было, - впервой.Подошел сержант с биноклем.
Присмотрелся: нет, живой.
- Нет, живой. Без гимнастерки.
- А не фриц? Не к нам ли в тыл?
- Нет. А может, это Теркин? -
Кто-то робко пошутил.- Стой, ребята, не соваться,
Толку нет спускать понтон.
- Разрешите попытаться?
- Что пытаться!
- Братцы, - он!