* * *
После утренней проверки выяснилось, что ночью во время оправки волной смыло за борт двух зэков. Кроме того, в твиндеках есть умершие. Об этом доложил начальнику конвоя фельдшер Касумов, молодой кавказец с выпуклыми меланхоличными глазами, появившийся на мостике после взятия пробы из единственного оставшегося не смытым котла Лизы Потаповой. Майский только что выпил кружку густого чая с лимоном в кают-компании. Он пытался победить морскую болезнь, но лекарство не помогало, и он был мрачен, еле сдерживая тошноту.
- Вот полюбуйтесь, товарищ капитан, - протянул он руку, указывая на Касумова. - Жил-был красивый молодой медик, заслуженный фронтовик, любимец прекрасных дам. Целехоньким и с наградами вернулся. И что же ему не хватало? Зачем он попал в этап? Затем, что националист, не понимает политики партии, критикует ее решения.
- Я полностью согласен с политикой партии, гражданин начальник, - сказал Касумов.
- Вот так и надо. Именно это и повторяй все десять или сколько тебе отпустили? Восемь? Все восемь лет, не то попадешь на общие работы и не увидишь величественного Эльбруса, мой друг. Итак, сколько фитилей там внизу дало дуба?
- Двое. Одна женщина.
- Хм… Капитан, их надо похоронить, не везти же в Магадан. Как это у вас полагается? "К ногам привязали ему колосник…"
- Вы хотите поручить похороны команде? - прищурился Берестов.
- Хотя бы на первый раз, ибо я не уверен, что он будет последним. Нас надо научить, ведь похороны - не просто церемониал…
- Да, не просто, - сказал Берестов. - Добро, я дам команду боцману, чтобы выделил брезент и грузы… Учитесь…
Хоронить досталось вахте Аминова. Вместе с Романом Романовичем и двумя матросами из рабочей боцманской команды он спустился в четвертый твиндек, перегороженный так, чтобы в одной половине разместились женщины.
Большая часть их укачалась и не поднималась с нар, валяясь на каких-то тряпках. Твиндек запрессован душным зловоньем давно не мытых тел, мочи и блевотины. Покойная, сухонькая, как птичка, старушка с запавшим ртом, была совсем легкая и какая-то жидкая, незастывшая в своем вечном сне. Парни осторожно перенесли ее на брезент. Николай взялся за два конца в ногах умершей. Юбка задралась, обнажив серые, тонкие ноги. "Господи, что ж ты такое могла наделать, бабуся? Кому навредить?" - подумал Николай.
- Мальчики, скажите наверху, что нам негде оправляться! - закричала какая-то женщина.
- Молчи, что они могут? - вмешалась другая. - Ступай в угол на соль и с… сколько угодно.
В углу жалобно стонали, кого-то выворачивало от качки.
На корме положили два кокона - большой и поменьше, перетянутые шкертами. Из кочегарки принесли и прикрепили к ногам старушки корпус списанной донки, а к мужику - два колосника. Касумов наклонился, отвернул углы брезента, переглянувшись с мертвыми, кивнул: можно. Роман Романович снял шапку - ветер рванул седые пряди. Обнажили головы матросы. Охранник в намокшем от брызг полушубке, махнул зеленой рукавицей: разрешил. Наблюдавший с мостика Леонид Сергеевич потянул рычаг тифона, и над всхолмленным морем разнеслось два протяжных, как стон, гудка. Парни, качнув коконы, отправили их за борт. Крутнувшись в кильватерной струе, свертки исчезли с поверхности моря.
Николай заторопился на мостик, по дороге окликнув Лизу Потапову. Она только голову наклонила, держа руками толстый паровой шланг, засунутый одним концом в котел. Рядом хлопотали оставшиеся без кухонь повара. Котел для убыстрения варки пищи теперь не подогревался печкой. Его заливали водой, засыпали крупу и муку и, сунув в середину паровой шланг, открывали вентиль. Через несколько минут вода бурлила, а спустя короткое время Лиза сыпала соль и кричала охраннику: "Зови!"
Кашу-размазню разносили по твиндекам, в котел заливали новую порцию воды.
Николай, сменив на руле Жукова, не ответил ни ему, ни Леониду Сергеевичу на вопросы, как там в трюмах и как прошли похороны. Его тошнило, как от морской болезни. В глазах еще стояли дряблые ноги старой женщины и комковатая бурая слизь на палубе твиндека.
* * *
После ужина Николай набрался решимости и направился к охраннику, наблюдавшему, как Лиза с двумя помощниками готовит очередную порцию размазни. Ни мороз, ни качка Гошку явно не брали. Кое-кто из матросов поговаривал, что конвоир Гошка, стоявший сейчас возле кухни, не без успеха приударяет за кок-пекарем Верочкой, оттого и чувствует себя в отличной форме. Он встретил Николая усмешливым, все понимающим взглядом. Николай молчком протянул ему нераспечатанную пачку сигарет "Вингз". В последнем рейсе, в Портленде, он брал эти сигареты у шипчандлера по три цента за пачку, во Владивостоке на Семеновской толкучке цена им была пять рублей за сигарету. Правда, Коля никогда сигаретами не торговал, потому они у него и сохранились.
- Че-то шибко ты расщедрился, - ухмыльнулся охранник, отправляя пачку в карман, после чего неторопливо закурил махры из кисета. - Че надо-то? - спросил он, подмигивая в сторону кухни. - Понимаю, понимаю, так что можем на часок договориться, че нам ссориться из-за бабы.
- Слушай, Гошка, - сказал Николай, сердясь на себя за дрожащий голос. - Слышь, Гошка, мне не на час, пойми, я не хочу ничего такого, честно, пусть она только отдохнет, обогреется, чаю попьет по-человечески, понимаешь? Ну, как ты у Верки, - добавил он и заметил, как дрогнули потерявшие вдруг уверенность глаза охранника.
- Какая Верка? - посерьезнел он. - Ты че это? Ты брось эти намеки, ну, попросила кастрюлю снять с компотом, помог, при чем тут глупости?!
- Гошка, и я тоже говорю, при чем глупости, - осмелел Николай. - Я ж разве что кому говорю? Ты молчок - и я молчок.
- Понятно, - сказал Гошка. - Один час - одна пачка.
- У меня их всего-то две осталось, Гоша, честно.
- Ну, деловой пацан! - хохотнул Гошка. - Ладно, тащи сюда обе. После еще чего американского принесешь, договоримся. - Он снова оглянулся. - Гляди, парень, если Майский пронюхает - на ней будет побег. Я так и скажу: сквозанула. Понял? Подходи, когда стемнеет.
Приблизились сумерки. Николай нерешительно тронул лежавшего с книгой на нижней койке Жукова.
- Слышь, Макарыч, у меня одна просьба к тебе… Не знаю, как и спросить.
Верку, что ли, позвал? - засмеялся Жуков, поворачивая голову. - Она не откажет, девка добрая.
- Кончай, не надо! - помрачнел Николай. "Подлый мы народ мужики, если всех догадок хватает только на одно, - горько подумал он. - И попробуй докажи хотя бы и корешу, не охраннику, что совсем другое у тебя на сердце…" - Не, Макарыч, я эту девушку хотел пригласить, ну, повариху зэковскую. Не для чего плохого, пусть только обогреется, простирнется. Сам знаешь, какие у них там дела…
Жуков присвистнул, сел на своей койке.
- С ума сошел, чудило! Забыл, что я тебе толковал? А если я и есть тот самый сексот и обязан доложить об этом? Ты же загремишь, волосан, не меньше чем на червонец! - Николай стоял перед ним с таким беспомощным видом, что Жуков досадливо крякнул. - А, чтоб тебя, прохватило пипкострадателя! Не я, так жизнь тебя научит. Валяй, грей ее, люби, жалей, но смотри, чтоб после и тебя так жалели! - Он хлопнул Николая по спине. - Эх-х, где мои восемнадцать лет? Может, и стоит иногда свихнуться! Знаешь, если кто и стукнет, не раскаивайся, отдай ей все, девка стоящая. А живем мы, брат, один раз на свете! Гляди, чтоб ровно в ноль-ноль был на мосту. Я к Роману Романовичу пойду, потравим баланду.
Гошка вызвал Лизу из твиндека, она вышла, на ходу застегивая драный полушубок, увидела ждущего Николая, оглянулась недоуменно на Гошку. Тот пожал плечами.
- Что, майн либер, уже и охрана тебе помогает? - спросила она Николая. Не сразу поверила в то, что он пробормотал, снова обернулась к Гошке, тот хмыкнул.
- Ступайте до нуля. Но учти, парень, в ноль перекличка, минута опоздания - считаю побег.
Коля пустил Лизу впереди себя. Голенища подшитых резиной от покрышек "студебеккера" валенок хлябали на ее икрах, полушубок болтался как на вешалке. Ему повезло - в коридоре правого борта никто из команды не встретился. Николай толкнул перед Лизой дверь своей каюты, включил свет.
- Проходите, фройлен.
Она остановилась посреди узкой каютки. Две койки одна над другой, спаренные железные рундуки, умывальник у дверей, под иллюминатором - диванчик метра полтора в длину, рядом - столик, над ним - зеркало и полочка с десятком книг.
- Снимай шубу, я ее в рундук повешу, - протянул он руку. Лиза испуганно отстранилась.
- Не надо на вешалку, Коля, вот сюда ее! - И сбросила полушубок на палубу у диванчика, оставшись в темном платье и обтрепанной кофточке.
- Ну? - улыбаясь, взяла его за горячую руку, заглянула в глаза. - Что молчишь, Коля? Не нравлюсь в бальном наряде? Мне можно сесть на диван? - Она села, сбросила валенки и сунула в них портянки, оставшись в залатанных шерстяных носках. Закинула ногу на ногу, тряхнула волосами, глядя на него из-под опущенных ресниц.
- Ты ведь на бал пригласил свою принцессу, правда, майн либер? О чем поговорим? Или моряки привыкли без разговоров?
- Лиза, - проговорил он тихо. - Скажи, Лиза, ведь, правда, ты ни в чем не виновата? Ты не предавала Родину?
Она вся напряглась, скрестила руки на груди. Широко раскрытые серые глаза обдали Николая холодом.
- А пошел ты, знаешь куда? На допрос меня вызвал? Ладно, вижу, не за этим, - смягчилась она и, привстав, погладила его руку, - Коля, прошу тебя, ни слова об этом, иначе сквозану, как говорят наши девки.