Старков и Марков внимательно осматривали каждую вещь. Майор Петросян нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
- Он знает латышский язык? - спросил Старков, рассматривая удостоверение.
- Наши рижские коллеги сказали, что плохо. Допрос вели по-немецки.
- Не жил ли он в Латвии до репатриации оттуда немцев?
Петросян приподнял свои борцовские плечи.
- Он же вообще никаких данных о себе не сообщает. Только острит, чтоб мы торопились. И смеется, гад! - Большие черные глаза Петросяна от злости сузились. - У меня, товарищ комиссар, сложилось впечатление…
- Подождите со своими впечатлениями, - строго оборвал его Старков. - Он знает, что находится в Москве?
- Знает, гад. Когда мы приземлились, засмеялся и говорит: "Я прибыл в Москву раньше всех".
- Давайте его сюда.
Петросян быстро вышел из комнаты. Старков обернулся к Маркову и, встретив его тревожно-спрашивающий взгляд, спокойно сказал:
- Допрашивать буду я… Весь разговор - по-немецки. Вы ведете протокол - для виду. Настоящий допрос - в управлении, а здесь схема допроса такая: если он хочет жить, пусть не только нас торопит, но поторопится и сам. Нам-де торопиться некуда: на его расстрел достаточно пяти минут, мы все знаем и без его показаний. Так сказать, не допрос, а чистая проформа перед тем, как расстрелять. И вы уже оформляете протокол расстрела. Бандиты, как правило, обожают жизнь. Ставим на это…
- Ясно, - отозвался Марков.
Вернулся Петросян и вслед за ним конвойные ввели немца. Старков мельком взглянул на него и показал на стул:
- Сядьте сюда.
- Благодарю вас, - четко произнес немец, сел, посмотрел на настенные часы, которые показывали двадцать минут второго, и улыбнулся.
- Ваши имя и фамилия? - небрежно спросил Старков.
Немец не отвечал и, продолжая улыбаться, смотрел то на Старкова, то на Маркова, то на Петросяна.
- Можете, если хотите, назвать вымышленное имя, - сказал Старков.
- Адольф Гитлер! - выкрикнул немец, перестав улыбаться.
- Это имя не подойдет, - поморщился Старков. - Его неудобно вносить в протокол вашего расстрела. Сами понимаете. Пожалуйста, какое-нибудь другое.
В голубых глазах немца мелькнула растерянность. Он внимательно посмотрел на Старкова, на Маркова, занесшего ручку над листом бумаги, на стоявшего у стены Петросяна и, видимо, понял, что с ним не шутят.
- Все равно вы ничего от меня не узнаете, - заученно проговорил он. - И я очень советую вам поторопиться.
- Нам торопиться некуда, - лениво сказал Старков и стал закуривать папиросу. - На расстрел хватит пяти минут.
- Вы же не знаете, что вас ждет! - воскликнул немец.
- Вы имеете в виду войну? Знаем, - сказал Старков, наблюдая за дымом от папиросы.
Немец явно оторопел. Несколько секунд он молчал, а потом угрожающе произнес:
- Вы ответите за это.
- За что? - искренне удивился Старков. - На протоколе расстрела мы поставим дату позднее, и таким образом вы будете расстреляны по законам военного времени как шпион и диверсант. - Старков показал глазами на лежащие на столе вещи. - Ну, ну давайте какое-нибудь имя. Не записывать же нам в протокол "господин икс"?!
На лбу немца проступила испарина. Он что-то обдумывал.
- А если я буду говорить? - вдруг спросил он уже без всякой амбиции.
- Вы отсрочите свою смерть, а может быть, избежите расстрела, - спокойно ответил Старков. - Мы из контрразведки, и, естественно, нам важно получить от вас сведения. Впрочем, поскольку вы явно не генерал, вряд ли мы услышим от вас что-нибудь действительно важное.
- Я давал присягу, - снова заученно выпалил немец.
- Мы тоже, - тихо сказал Старков. - Такова уж военная служба…
Немец молчал, напряженно глядя прямо перед собой.
- Вы член гитлеровской партии? - лениво спросил Старков.
- К сожалению, нет.
- Почему?
- Я жил не в Германии, - удивленно смотря на Старкова, ответил немец.
- Но после вашего возвращения из Прибалтики в фатерланд прошло время?
- Увы, недостаточное для того, чтобы я успел заслужить такое доверие.
В это время Марков нетерпеливо пошевелился, Старков посмотрел на него и обратился к немцу:
- Да, я забыл, назовите все же какую-нибудь фамилию… - Старков улыбнулся. - А то мой протоколист нервничает.
- Гельмут Шикерт, - чуть подумав, ответил немец. Старков подождал, пока Марков записал фамилию, и сказал ему:
- Сходите к начальнику конвоя, спросите, достаточно ли ему наших подписей. И у меня нет с собой печати.
Немец проводил Маркова испуганным взглядом.
- Еще несколько вопросов… не для протокола, а так, просто из чистого любопытства… - сказал Старков. - Сколько вам лет?
- Двадцать четыре.
- Недотянули годика до круглой даты. С парашютом прыгали впервые?
- Да.
- Без тренировки? - удивился Старков.
- Считается, что новичок первый прыжок делает более уверенно и храбро, чем второй и третий, - ответил немец механически, думая, очевидно, совсем о другом.
- А что? Пожалуй, это верно, - обратился Старков к Петросяну. - Все же нужно быть храбрым, чтобы ночью прыгнуть в полную неизвестность…
Немец молчал. Эти домашние рассуждения Старкова доконали его: кроме всего прочего, такой допрос исключал для него возможность прибегнуть к заученной браваде.
Вернулся Марков и, не садясь больше за стол, сказал по-немецки:
- Протокол он принял, но просил не забыть поставить потом печать.
- Хорошо. Господин Шикерт, вы сами хотите что-нибудь сказать?
- Может, вы думаете, что я из службы безопасности? - тревожно спросил немец. - Я от армии.
- Абвер? - быстро спросил Старков.
- Да, да, - почти обрадовано подтвердил немец.
- Невелика разница - шпион абвера или шпион гестапо.
- Но на меня распространяются все законы в отношении военнопленных! - воскликнул немец. - Швейцарская конвенция!
- Да кто это внушил вам такую глупость? - сочувственно сказал Старков. - По всем законам участь пойманного шпиона безотрадна. Увы! Закончим на этом…
Старков и Марков встали. Немец продолжал сидеть.
- Встать! - приказал ему Старков. Немец вскочил, точно подброшенный пружиной, и вытянулся перед Старковым; его связанные за спиной руки так и рвались опуститься по швам.
- Я буду говорить… Я скажу очень важные для вас вещи… Я прошу вас… - немец бормотал это, не сводя со Старкова умоляющего взгляда.
Старков нехотя вернулся на свое место.
- Если вы надеетесь морочить нам голову - не выйдет.
- Нет, нет, я скажу все. Спрашивайте.
- Кто точно забросил вас?
- Подразделение абвера, имеющее название "Сатурн"…
Вот когда начался настоящий допрос, который длился больше часа.
Когда чуть занимался рассвет, немца вывели из штабного здания, посадили в машину и увезли в Москву. Потом на крыльце здания появились Старков, Марков и Петросян. Посмотрев в бледнеющее небо, Старков сказал:
- Ну что ж, возможно, это утро - историческое…
В этот момент где-то над ними оглушительно завыла сирена. Переглядываясь, они слушали ее и видели, как от военного городка к аэродрому бежали люди. Из штабного здания вышел летчик. Нахлобучивая на голову шлем, он смотрел на небо.
- Тревога? - спросил у него Старков.
- Война, - ответил летчик и побежал к самолетам.
Часть первая
Навстречу врагу
Глава 1
- Кто вы такой? Фамилия?
- Пантелеев Григорий Ефимович.
- Профессия?
- Это вы в смысле профсоюза? Считайте, что выбыл. Лет десять, как взносы не платил.
- Коммунист?
- Хранил Бог.
- Что это значит?
- Ну даже близко к ним, к коммунистам, не был. Хранил Бог, говорю, от этого.
Человек, задававший вопросы, записал что-то в своем блокноте и, постукивая карандашом по столу, внимательно разглядывал своего собеседника.
Они сидели в просторной, залитой солнцем комнате. Ветерок, залетавший в раскрытые настежь окна, шевелил гардины и приносил с собой чуть слышный шум большого города.
Один из них - в добротном светло-сером костюме - по-хозяйски расположился в кресле. Другой - в мятом потрепанном пиджаке и мешковатых брюках, заправленных в разношенные сапоги, - сидел скромненько, на краешке стула, всем телом почтительно подавшись вперед. Тому, который сидел в кресле, можно было дать лет тридцать пять. У него было худощавое лицо с резкими чертами, покрытое ровным, еще не сильным загаром. Выпуклые надбровья отчеркнуты темными бровями. Прямой тонкий нос и близко к нему поставленные серые глаза придавали его лицу выражение какой-то недоброй внимательности, которое, однако, мгновенно слетало, стоило ему чуть улыбнуться. Но сейчас он не улыбался…
Его собеседник был помоложе, и это было видно, несмотря на пушистые рыжеватые усы и бородку лопаточкой. Вздернутый широкий нос с раздвоенным кончиком и широко открытые маслянисто-черные глаза. После каждого вопроса бородатый всем своим широким корпусом делал движение вперед и, отвечая, пригибался, будто подобострастно кланялся.
- Где вы работаете?
- По бумагам я числюсь отсюда дальше далекого, аж за самой Колымой. А только теперь, я считаю, бумагам моим ноль цена, грош-копейка. Теперь я пожить хочу, господин начальник.
- Минуточку, минуточку, я не уловил. Что значит вы числитесь за Колымой?
- Так я там состою при леспромхозе.
- Кем?
- Сторожем или, если хотите, обходчиком.
- А здесь вы как очутились?