- Как звать тебя? - Дед развел губы в усмешке. - Оля? Хорошее имя, доброе. А я Михаил Степанович. Фамилия моя Степанов. Вот и познакомились.
- Как это говорится: "Мы в ответе за тех, кого не убили…", - пробормотал он вдруг еле слышно и повернул ключ в замке зажигания.
- Откуда ты все это знаешь, про гематомы? - нехотя буркнула Оля. - Ты кто, дед?
- Кто? - старик помолчал, ища ответ. - Человек, надеюсь на это, по крайней мере. А что до деталей, так ничего тут сложного нет. Я ведь не колдун, не экстрасенс какой. Жизнь она длинная, всякое бывало. - Он вдруг оборвал себя и уставился на раскисший снег летящий из под колес идущей впереди машины.
- Куда едем–то? - Нарушила Оля молчание.
Старик вздрогнул, стряхнул с себя непонятное наваждение: - Едем мы, милая барышня, ко мне домой. Ты, надеюсь, не считаешь меня, прости за слово, педофилом, желающим воспользоваться твоим состоянием?… - Обстоятельно пояснил водитель, не забывая, впрочем, поглядывать на дорогу.
- А не боитесь меня к себе везти? - Съязвила Оля, которой надоело слушать бормотание старика. - Супруга вам остатки волос не повыдергает за такую самодеятельность?
- Проживаю я, в некотором роде, отшельником. Люди ко мне нечасто заходят. Устраивает такой ответ? Ну и славно, - ничуть не смутившись, захихикал старик. - Изба у меня просторная. Места хватит. Переночуй, подумай над словами моими, ну а утром и решай. Ну а если все–же соберешься обратно на мост, удерживать не стану, вот тебе крест. Да и зачем?
Город закончился, мелькнул за окном футуристический "ужастик" Промзоны, и вот по сторонам дороги раскинулись заснеженные поля.
Притормозив возле заметного одному ему поворота, старик вывернул руль, и машина, переваливаясь на снежных колдобинах, выползла на проселочную дорогу. Непрестанно "крякая" на ухабах и опасно пробуксовывая, старенький Жигуленок тем не менее, настырно пополз вперед.
- Редко здесь ездят, - обронил дед. - Иногда и по неделе никого нет, если запуржит, сижу, бывает, как Робинзон… А так ничего.
Оля молчала, по сторонам не смотрела. Небольшой всплеск эмоций уступил место привычной апатии. Накатилась новая волна мрачной решимости.
- Ты это, девонька, - серьезно, оставив шутовское балагурство на трассе, произнес старик. - Давай об одном договоримся. Пока ты здесь, глупости на время оставь. Тебе все едино, где счеты сводить, а меня, ежели чего потом Власти затаскают, допросами замучают. Ты погоди, ладно? Решишься, скажи, в тот же день назад в город и свезу.
Оля подняла бровь, отметив, что старик не собирается выгонять ее из дома на следующее утро, как сказал раньше, но промолчала. Удивляться, да и просто думать ни о чем не хотелось.
Похоже, что ответа старик и не дожидался: - Вот и хорошо. Будем считать, договорились. - Превратившись на миг в доброго сказочного гнома, произнес он.
Последнюю сотню метров машина еле ползла. Наконец, жалобно скрипнув стертыми до железа тормозами, остановилась возле высокой ограды. Старик сноровисто выскочил из салона и потрусил к воротам, смешно загребая полами шубейки снег.
Оля повернула голову ожидая увидеть ветхую, покосившуюся бревенчатую избушку, однако сквозь взгляду открылся двухэтажный, с высоким крыльцом и верандой, дом.
- Крепче ограда - лучше соседи. А еще лучше, когда и без них… - причитая вполголоса, старик загнал машину во двор, и двинулся к сарайчику, видимо, играющему в усадьбе роль гаража.
"Зачем я здесь?" - отстранено подумалось Оле. Она вздрогнула, высвобождаясь от непонятной магии обаяния старика, оглянулась, прикидывая возможности для исполнения задуманного. Внезапно вспомнилась просьба: "А дедок вроде неплохой… может и правда, не стоит подводить?… Ладно, завтра будет видно. Не отвезет, и хрен с ним, пусть тогда сам расхлебывает", - приняла Оля решение и глянула по сторонам с большим интересом.
Громадный, сошедший с картин о старой жизни, двор. Банька со штабелем березовых чурок вдоль стены. Крытый черепицей сарай. Удивило, что двор вымощен булыжником. Не галькой, а настоящей брусчаткой, подогнанной одна к одной и без единой снежной проплешины.
"Хозяйственный старикан, - хмыкнула Оля чуть презрительно. - Одной ногой в могиле, а все туда - же. Суетится, хлопочет…"
Вернулся хозяин. Глянул на пассажирку, пытаясь что–то прочесть в ее лице. - Ну и то ладно, - хмыкнул непонятно. - Завтра, так завтра. А впрочем, все будет… Ты уж мне поверь.
Дед улыбнулся, и потеплело в сердце. Смогла вздохнуть полной грудью.
- Пойдем, гостья, дом покажу, познакомлю… - Михаил Степанович прихлопнул сухими ладошками. На звук подбежал большой, похожий на плюшевого мишку, пес. Водолаз обошел гостью, чавкнул, облизав нос, и шумно втянул морозный воздух.
- Смотри, признал тебя барбос мой. Минькой его зовут. Вениамином, то есть, - дед почесал лохматое, большое, как лопух, собачье ухо. - Ну, давай, познакомься с гостьей.
Пес пригнул лобастую голову и сунул ее под Олину ладонь, толкнул легонько.
- Погладь, погладь, - усмехнулся Михаил Степанович. - Я–то не любитель, а ему поласкаться хочется.
Провела по гладкой шерсти и услышала, как пес чуть слышно вздохнул.
"Надо же? - скупо улыбнулась Оля. - Поздоровался".
Но внутреннее убранство дома заставило удивиться. Вместо ожидаемой паутины, сумрака и крашеных полов деревенской избы встретил неяркий свет софитов и буржуйский, вощеный паркет.
Скинув обувь, прошла по теплым плиткам широкого, впору идти вдвоем, коридору, в гостиную. Матовая панель метрового телевизора, диван, поблескивающий кремовой гладкой кожей. А самое главное, кресло - качалка с небрежно брошенным на нее клетчатым пледом у громадного, в пол стены, камина. Старинные, часы на каминной полке и позеленевшие от времени канделябры с оплывшими свечами.
- Это гостиная, а твоя спальня будет наверху. Не холодно в доме? Автомат на двадцать четыре градуса выставлен, но если тебе будет прохладно, ты скажи, - хозяин поднядся на второй этаж, повернул витую ручку двери, пропуская гостью вперед.
Добротная деревянная кровать, с гнутой спинкой, застеленная шерстяным покрывалом, ковер, огромное окно во всю стену, закрытое тяжелыми портьерами. Небольшой телевизор - панель.
- Располагайся, - шагнул дед к выходу. - Надумаешь помыться, дверь в душ слева. Халат, полотенце - в шкафу. Да вот еще… барахло свое лучше не одевай. Сегодня уж как нибудь обойдешься, ну а утром подберем чего - нибудь. - А я в кухню, поужинать там чего на скорую руку. Ну, а ежели есть не захочешь, кофе сварю.
Старик аккуратно притворил дверь, оставив Олю одну.
Гостья осмотрелась, нерешительно присела на мягкий край кровати, озадаченно почесала колючий ежик. И тут ей страшно, мучительно захотелось смыть с себя всю больничную грязь. Избавиться от преследующего ее запаха хлорки и еще чего–то. Отыскав на полке махровый халат в целлофановой упаковке, отворила покрытую березовым шпоном верь в ванну. Душевая кабина за матовым стеклом поразила обилием непонятных ручек. Однако разобралась. Долго стояла под горячими струями. А накинув мягкий, до самого пола, халат, нечаянно глянула в запотевшее зеркало. Отшатнулась. И в то же мгновенье наваждение исчезло. Сдавило сердце.
Пересилив себя закончила туалет, и спустилась по высоким ступеням на первый этаж. Кухню нашла с третьей попытки. Обычная по европейским меркам столовая, отделенная от кухни небольшой стойкой, в затерянной среди леса избе смотрелась неожиданно. Веер блестящих нержавейкой ножей, керамика продвинутой плиты. А за полукруглым, аккуратно сервированом столиком, сидел хозяин.
- Ужинать будешь? - попросту осведомился он прихлебывая чай. - А есть не хочешь- так я тебе кофе заварил.
Кофе оказался хорош. Так же, как и чашка из невесомого фарфора с тоненькой золотой полоской по краю.
Дед прищурился, разглядывая ежик Олиных волос.
- Это бывает, - непонятно пробормотал и вновь уткнулся в тарелку.
- Что? - повелась девчонка.
- Пигмент. Болевой шок сжигает вырабатывающие красящий пигмент клетки. Придется теперь тебе жить с такими. Но это ничего.
- Потерплю. Недолго.
- Вот, значит?… - Михаил Степанович аккуратно вытер тарелку кусочком хлеба и отодвинул на край стола. - Спасибо, - поблагодарил неизвестно кого странный пенсионер. - Ну, хозяин - барин, - он пожевал губу. - Завтра с утречка, коли захочешь, отвезу, куда скажешь. Договорились?
Оля допила кофе, кивнула, приняв к сведению, и отправилась в спальню.
Разбудил ее нахальный, отыскавший лазейку в складке портьер, солнечный лучик. Уперся прямо в глаз и разбудил. Она потянулась, чувствуя себя маленькой и беззащитной. И внезапно скупо улыбнулась этому нахалу. Луч сдвинулся и пропал. А вот потянутая от гримасы кожа вернула к действительности. Исчезло наваждение покоя и беззаботности. Поднялась и отправилась в душ. "К хорошему привыкаешь быстро", - мелькнула избитая фраза. Стараясь не встретиться глазами с отражением, умылась. И тут поняла, что зеркало исчезло: "Вот это да? Он что мысли читает?"
Подумала и, плюнув на все, залезла под душ. "Положено чистым на смерть выходить морякам…" - откуда это? Песня? Кажется", - вспоминать не пыталась.
В комнате, пока она плескалась, произошли изменения. На кровати стояло несколько огромных, блестящих глянцевыми боками, пакетов. Феретти, Гуччи, Прада… Что–то страшно знакомое? Оказалось, одежда. Поискала свою, брошенную у шкафа, не нашла и, принялась вытаскивать обновки. Отвлек стук. Дедок заглянул в комнату: - Доброе утро. Извини, зашел без спросу. Барахло твое выбросил. Не обессудь. Сгонял вчера в сельпо, прикупил кое - что. Если не по размеру, обещали поменять.
- Не забыл, мы с утра с тобой собирались?…