- А я маленькая на баране верхом каталась, - Мария раскрыла наконец глаза - Первые разы ничего, словами увещевал, а потом… Знаешь, как больно, когда мочёной лозой да по голому заду?
- Знаю. Пробовал. - отозвался Василько.
Они встретились взглядом, и вдруг разом захохотали, как сумасшедшие. Мария смеялась взахлёб, привалившись к своему мужу, чувствуя, как смех сметает тоненькую стеночку отчуждения, превращая вот этого мужчину в самое родное на свете существо - роднее отца, и даже матери, наверное.
- А ты меня бить не будешь?
Василько ответил не сразу.
- Больно было, вот сейчас? - повторил он свой вопрос.
- Чуть-чуть, - немного удивлённо ответила Мария.
- Так вот, Мариша. Это последняя боль, что я причинил тебе. Веришь?
…
- Ну, в добрый путь! - князь Михаил Черниговский перекрестил дочь и зятя - Не куролесь там шибко-то, Мария, мужа чти.
- Да ай, батюшка!
- Ты с ней построже, - обратился к князю Васильку Михаил. - Девчонка всё ещё ведь, дурь-то не перебродила пока. Ну, а ежели учудит чего, на баранах кататься вздумает, к примеру…
- Ну тато! - покраснела Мария, и Василько засмеялся, и сам Михаил, и княгиня Феофания Черниговская, и даже Феодулия, стоявшая сбоку, улыбнулась.
- Да, так ты её вицей легонько по заду, для ума и общей пользы здоровью.
- Прощай, доченька, - мать тоже перекрестила Марию, поцеловала, - Не забывай нас. Ты уж когда отпускай её погостить-то в родительском дому, Василько - обратилась княгиня к зятю.
- Да пожалуйста! - улыбнулся Василько. - Ежели ненадолго, конечно. А ежели надолго, то сам с тоски помру.
- Ну, Ростиша, прощай, что ли? - обратилась Мария к младшему брату, присела, обняв руками за щёки. - Не забудешь меня?
- Тебя забудешь, пожалуй! - неожиданно важно ответил Ростислав, и все опять засмеялись.
- Не забывай нас, Мария, - сестра уже стояла рядом, глядя на Марию своими чудными глазами, на сей раз распахнутыми во всю ширь. - Не забудешь?
Сердце Марии дало сбой, защемило - до того вдруг стало жалко сестру. Мария внезапно завозила руками по шее, вытянула за цепочку небольшой серебряный нательный крест.
- Давай поменяемся, Филя?
Феодулия улыбнулась, тоже сняла нательный крест, сама надела на сестру, поцеловала.
- Будь счастлива, Мариша.
Мария повернулась, села в возок, и князь Василько тут же укутал её в меховую полость, ободряюще улыбнувшись.
- Трогай! - махнул рукой.
Сани резво взяли с места, затопотали копыта сопровождающей конной стражи, и спустя миг всё осталось позади - родной терем, отец и мать, сестра и младший братишка, Ростислав, ковыряющий в носу.
…
Небо было похоже на небелёный холст - серое, мутное, то и дело сыплющее горстями мелкий, колючий снег. И дорога, прорубленная в лесу, была похожа на небелёный холст, и где-то впереди эти холстины смыкались намертво. Сосны и ели по сторонам стояли нахохленные, заснеженные, время от времени роняя скопившиеся снежные шапки, падающие на землю с глухим стуком.
- Э-эй, подтянись! - донеслось откуда-то сзади.
Княжеский поезд находился уже где-то вблизи границы владений Ростовских. Копыта глухо топотали по снегу, сани то и дело мотало и подбрасывало - дорога здесь была уже сильно разъезжена, местами до ледяной твёрдости. Большой, видать, город Ростов, раз так много народу тут ездит…
Сани в очередной раз рыскнули в разбитой колее, и Мария, укутанная в меха чуть не до глаз, судорожно схватилась за своего мужа. Князь Василько улыбнулся ей, и сразу стало теплее.
- Замёрзла?
- Нет, что ты! - улыбнулась в ответ Мария - Тепло мне.
- Потерпи, Мариша. Сегодня уж в земле Ростовской будем, а завтра в самом Ростове. Отдохнёшь, отоспишься…
Мария вздохнула, прижалась к мужу сильнее.
- Завтра… Уже завтра… А моя бы воля - так бы вот ехала и ехала… Ночевали бы в лесу где-нито…
- Вот те раз! - рассмеялся Василько - Нешто мы разбойники лесные?
- Боязно мне, Василько, - призналась вдруг Мария. - Никого-то кроме тебя у меня в Ростове нету… А ну как невзлюбят меня?
Князь Василько только улыбнулся - настолько дикой показалась ему мысль.
- Невозможно сие, Мария. Не любить тебя никак невозможно.
…
Дым медленно клубился под застрехой, выползая наружу, но ветер снаружи противился этому, то и дело вталкивая дым назад, и от этого чуть першило в горле.
Двор, в котором они остановились, принадлежал местному тиуну [управителю. Прим. авт. ] князя Василька, потому как это уже были его владения. В большой, продымлённой крестовой избе нашлось место всем людям князя, так что в конюшне с лошадьми нынче никто не ночевал - да и мороз завернул к ночи. В печи пылали могучие сосновые поленья, распространяя жар и терпкий запах смолы. Печь, кстати, была примечательная. Громадная, со стороной чуть не в полторы косых сажени, сложенная из дикого синеватого гранита, она стояла точно посреди избы, выходя в каждую комнату отдельной гранью. В сводчатый зев этой печи, наверное, мог бы пролезть бык, а по сторонам зева были устроены кованые железные ставни, с мелкой узорчатой просечкой.
Молодожёнам отвели ту часть избы, в которую выходил зев печи, чтобы можно было любоваться на огонь. Из соседних помещений доносились голоса княжьих кметей-охранников - над клетью избы, сложенной из толстых брёвен, было общее свободное пространство, сейчас заполненное дымом, озаряемым мерцающим светом лучин в смежных комнатах.
- В добром ли здравии господин наш князь, и молодая княгиня? - донёсся голос из-за двери. - И примет ли нынче верных слуг своих?
- А, Елферий! Заходи, чего стоишь за дверью? - подал голос князь Василько.
Склоняясь в низкой двери, в горницу степенно вошли трое: один пожилой уже боярин, с окладистой русой бородой, двое помоложе, и густые бороды аккуратно подстрижены.
- Здрав будь, Василько Константинович! И тебе, матушка княгиня, доброго здоровья!
Неожиданно для себя Мария фыркнула, давясь смехом - до того смешным показалось обращение. "Матушка", надо же…
- А чего не так? - спросил, улыбаясь, старший боярин. - Князь Василько отец нам всем, несмотря на малолетство, а ты жена ему - стало быть, матушка…
- Вот, Мариша, познакомься. Это вот воевода Елферий Годинович, а это бояре мои ближние, Воислав Добрынич да Дмитрий Иванович. Сподвижники мои во всяком деле, руки мои, а когда и головы.
- Здравствуйте, господа честные! - поклонилась Мария, блестя глазами. Вот они, эти люди, сподвижники её Василька. Те, с кем придётся ей жить бок обок, видеться каждый день… Как-то оно будет? Вроде незлые они, на вид…
- Мы как услыхали, что поезд твой в Ростовскую землю вошёл, так и наладились навстречу, не утерпели.
- Ростов город бесхозно бросили, да? - пошутил князь Василько.
- Ништо, за одну-то ночь не растащат, - в тон ему отозвался Воислав Добрынич - Завтра уж дома будешь, матушка княгиня. - обратился он уже к Марии.
Боярин улыбался открыто, дружелюбно, и Мария улыбнулась ему в ответ.
- Просто Марией зовите меня.
- Ну разве что иногда, наедине, - ещё шире улыбнулся боярин. - А так ты беспременно наша матушка княгиня, и никак иначе.
И все дружно, весело засмеялись, так, что у Марии отлегло от сердца. Всё будет хорошо.
- Ну, раз набились-напросились в гости, так прошу к столу, - пригласил князь Василько. - Эй, Онфим! Ты где, Онфим?
- Чего изволишь, княже? - в дверях появилась всклокоченная борода и кудлатая башка тиуна Онфима.
- Распорядись-ка сюда на стол чего-нито. Вишь, гости на ночь глядя явились!
…
- Динь-да-да-динь! Динь-да-да-дон! - выпевали колокола-подголоски, радуясь солнцу, искрящемуся снегу и молодожёнам, и большой колокол солидно подтверждал:
- Гун-н-н!..
Они въехали в город через надвратную башню, украшенную по такому случаю цветными стягами, полощущимися на ветру. Мария жмурилась от яркого февральского солнца, ликующего гомона толпы, приветствующей своих молодых князя и княгиню, улыбалась немного застенчивой, полудетской улыбкой. Вот интересно, как всё-таки оно так устроено… Вчера ещё белёсая серая хмарь застилала небо, и на душе было тревожно, боязно - как-то примут, полюбят-не полюбят… А сегодня выглянуло ясное солнышко, и разом улетучились все страхи. Вон как ликует народ-то, и лица всё открытые, приветливые. Видать, добрый народ живёт в Ростове городе… И бояре ближние, глядя на свою новую госпожу, невольно улыбались. Всё будет хорошо!
Ворота княжьего терема, украшенные разноцветными лентами, уже были широко распахнуты в ожидании хозяев, возле ворот стояли нарядные кмети дружины княжеской. На высоком резном крыльце был расстелен яркий шемаханский ковёр, и возок с молодожёнами подкатил прямо ко крыльцу, лихо, с разворота, встал - возница показал мастерство. Князь Василько, легко спрыгнув, подал Марии руку, и она тоже птичкой выпорхнула из возка, несмотря на громоздкую шубу.
- Слава молодому князю с молодой княгиней! Слава! Слава!
Дворовая челядь грянула заздравную, и Мария вошла в свой новый дом. Хозяйка. Подумать только - ведь она теперь всему этому хозяйка! Нет ни свекрови, ни свёкра, на отца с матушкой… Только муж, её любимый, над нею теперь господин… Ну, и ещё сам Господь, наверное…
Василько, словно почувствовав её состояние, крепче сжал руку, и она ответила ему встречным пожатием. Резные, крашеные двери распахивались, и они шли, даже не пригибаясь. Отец князя Василька, покойный князь Константин, строивший этот дворец, постарался, даже выписал из самого Цареграда учёного грека-архитектора, и дворец вышел на загляденье…