Алида не возражала против этой щедрости. Втайне она была уверена, что эти подарки, в сущности, предназначались ей самой. Это обстоятельство заставило ее быть более сдержанной в похвалах товарам незнакомца.
- Дядя, наверное, будет очень благодарен вам за подарок, - сказала она, потупив взор, - хотя в торговле желательна не только щедрость, но и справедливость. Вот любопытный рисунок, вышитый, кажется, иглой!
- Эту вещь я купил во Франции у одной монахини. Много лет провела она над своей работой, быть-может, более ценной, чем весь материал, который пошел на нее. Бедняга плакала, когда ей пришлось расставаться с этой тканью, над которой она скоротала столько времени. Право, иной теряет друга с более легким сердцем, чем эта монахиня расставалась с трудами рук своих. А это работа английского происхождения. Как она сюда затесалась? Признаться, в моих тюках мало есть вещей, которые были бы осквернены законами. Скажите мне откровенно, прекрасная Алида, разделяете ли вы предрассудки других людей относительно нас, свободных купцов?
- Не хочу судить о вещах, в которых ничего не понимаю, - отвечала молодая девушка. - Некоторые думают, что всякое нарушение закона есть нарушение нравственности.
- Это проповедуют люди, которые уже успели нажить себе целые состояния. Они прячут свои богатства за оградой закона и кичатся своей непогрешимостью, в то время как, в сущности, служат лишь своему эгоизму. Мы, пенители моря…
При этих словах Алида так задрожала, что ее собеседник остановился.
- Неужели мои слова так страшны, что вы даже побледнели?
- Надеюсь, что они сорвались у вас случайно и не имеют того значения, которое я им придаю. Мне бы не хотелось говорить. Нет, нет, я ошиблась! Такой человек, как вы, не может быть тем, чье имя обратилось в поговорку.
- Такой человек, как я, прекрасная Алида, есть то, чем угодно было его сделать судьбе. О ком вы говорите?
- Пустяки, - ответила девушка, невольно глядя на красивое лицо и учтивые манеры незнакомца. - Продолжайте ваши объяснения. Какой красивый бархат!
- Это также из Венеции, но торговля, как и милости, следуют за богатыми, между тем как - увы! - царица Адриатики находится теперь на закате своих дней. То, что составляет счастье земледельца, причиняет гибель купцу. Каналы переполняются жирным илом, и киль коммерческого судна реже смотрит на него, чем прежде. Пройдет еще несколько столетий, и плуг проведет борозды там, где некогда плавал гордый "Буцентавр". Открытие морского пути в Индию перенесло центр торговли в другие места. Венеция опустела. Народы будут поучаться, смотря на пустынные каналы и красноречивое величие этого павшего города, гордость которого до сих пор поддерживается еще бесполезными воспоминаниями о прошлой славе и заветами старинной аристократии. Мы, моряки, мало придаем цены этим последним, как отжившим и устаревшим, которые притом насаждены богатыми и сильными, чтобы еще больше стеснить слабых и несчастных.
- Вы увлекаетесь. С вашими теориями рушилось бы общество.
- Наоборот, с моими теориями оно более окрепло бы, так как каждый получил бы свои естественные права. Когда в основу законов будет положена защита этих прав, тогда и "Морская Волшебница" обратится в королевский куттер, а его капитан - в таможенного офицера.
Бархат выпал из рук Алиды, и она порывисто вскочила с места.
- Скажите же прямо, - с твердостью проговорила она, - кто вы?
- Отщепенец общества… авантюрист океана, Пенитель Моря! - вдруг вскричал за окном чей-то голос.
Вслед за тем в комнату вскочил Лудлов. Алида тихо вскрикнула и стремительно выбежала из комнаты.
Глава XI
Лицо Лудлова пылало бешенством. Он обвел внимательным взглядом всю комнату, как бы отыскивая спрятавшегося врага: он был убежден, что в комнате, кроме Алиды и Сидрифта, находилось еще третье лицо. Разочаровавшись в ожиданиях, он повернулся к контрабандисту и бросил на него подозрительный взгляд.
- Здесь какой-то обман! - вскричал он наконец.
- Ваша любезная манера входить в дома, - отвечал незнакомец, на лице которого появилась было и исчезла мимолетная краска волнения, - спугнула молодую даму, но так как вы носите ливрею королевы, то, должно-быть, имеете право вторгаться в жилища ее подданных.
- Я имел причины думать, что захвачу здесь одного человека, уже давно внушающего ужас всем лойяльным гражданам, - сказал с некоторым смущением Лудлов. - Я едва ли мог ошибиться, так как ясно слышал его голос. Между тем его здесь не оказалось.
- Благодарю за то значение, которое вы придаете моей особе.
Лудлов еще раз внимательно посмотрел на собеседника. В его взгляде читалось смутное подозрение, удивление и даже ревность.
- Я раньше не встречался с вами! - пробормотал он.
- Мудреного нет. Океан велик. Можно долго бороздить его, не рискуя встретиться.
- Вы были на службе королевы, хотя имеете несколько подозрительный вид?
- Не имел этого удовольствия. Я вообще не создан для рабства у какой бы то ни было женщины.
- Довольно смело сказано для слуха королевского офицера. Кто же вы тогда?
- Отщепенец общества, осужденный, авантюрист океана, Пенитель Моря.
- Этого не может быть! Тот имеет, говорят, свирепую наружность. Вы хотите обмануть меня?
- Если я не то, что говорю, то тогда я тот, чем кажусь.
- Вздор! Докажите мне ваши слова.
- Посмотрите на эту бригантину, - сказал незнакомец, подойдя к окну и жестом указывая в сторону бухты Коув. - Это то самое судно, которое так часто смеялось над всеми усилиями королевских крейсеров, старавшихся догнать его. Оно несет меня и мои сокровища туда, куда мне угодно, не считаясь с пристрастными законами, ускользая от розысков презренных наемников. Легкостью и быстротою своего хода оно оставляет за собою даже грозовое облако. Вот почему его справедливо назвали "Морской Волшебницей"! И "Волшебница" достойна любви, Лудлов! Поверьте мне, ни к одной женщине не чувствовал я такой привязанности, как к этому верному и красивому судну.
- Ни один моряк не произносил такого горячего панегирика в честь самого любимого своего судна!
- Конечно, вы не сделали бы этого по отношению к тяжелому кораблю королевы Анны. Ваша "Кокетка" не из самых красивых судов королевского флота. В ее названии звучит больше претензии, чем правды.
- Клянусь королевой! Этот дерзкий язык пристал более тому, кого ты корчишь из себя, чем такому молокососу, как ты! Легкий или тяжелый, мой корабль сумеет захватить твою бригантину и представить ее на суд.
- Клянусь "Морской Волшебницей"! Такой язык более приличен человеку, который волен располагать собою как ему угодно! - отвечал незнакомец, передразнивая голос Лудлова. - Вы сейчас удостоверитесь в моей личности. Есть некто, гордящийся своим могуществом и забывающий, что он не что иное, как игрушка в руках одного из моих людей, пленник, несмотря на его гордость и смелость.
Загорелые щеки Лудлова покраснели от бешенства, и он бросил на хрупкую фигуру контрабандиста такой взгляд, как-будто хотел кинуться на него. Не известно, чем бы окончилась эта сцена, если бы, к счастью, приход Алиды не положил ей конец.
На минуту водворилось неловкое молчание. Наконец, молодая девушка, преодолев смущение, произнесла, обращаясь к капитану Лудлову:
- Не знаю, следует ли мне выразить одобрение или порицание поступку капитана Лудлова, явившегося сюда в столь неурочный час. Надо узнать сначала, насколько были уважительны соображения, приведшие его сюда.
- В самом деле, необходимо дать ему объясниться, прежде чем изрекать приговор, - промолвил незнакомец, подавая стул молодой девушке, которая, впрочем, холодно отвергла его услуги.
Лудлов опять бросил на непрошенного советчика взгляд, который, казалось, грозил сжечь его. С трудом преодолевая охвативший его гнев, капитан сказал:
- Не буду скрывать, что я сделался жертвой коварства одного негодяя, того самого матроса, которого вы видели на палубе периаги. Обманутый его наружностью н речами, я оказал ему полное доверие, а в награду встретил лишь низкое предательство.
- Не понимаю, какое отношение имеет ко мне то обстоятельство, что какой-то бродяга обманул командира "Кокетки". Я не знаю не только его, но и эту личность, - Алида подчеркнула последнее слово. - Между нами не было других отношений, кроме тех, которые вы видите.
- Излишне говорить, - продолжал Лудлов, - что привело меня сюда. Покидая свой корабль, я имел неосторожность позволить ему ехать вместе со мною. Когда же я захотел вернуться, он каким-то образом обезоружил матросов моей шлюпки и сделал меня пленником.
- Ну, для пленника вы достаточно свободны, - иронически сказал контрабандист.
- Что мне свобода, когда нельзя воспользоваться ею! Меня отделяет от моего судна море; мои люди связаны. Меня самого в первое время стерегли. Но хотя мне и было запрещено приближаться К некоторым местам, я мог ясно видеть, каких людей принимает у себя альдерман.
- И я, его племянница, хотите вы сказать?
- Не хочу говорить ничего такого, что оскорбило бы мое уважение к Алиде де-Барбри. Признаюсь, тяжелая мысль причиняла мне страдания, но теперь я вижу, что ошибся, и… раскаиваюсь в своей поспешности.
- Тогда нам не остается ничего другого, как снова, приняться за прерванное занятие, - проговорил контрабандист, спокойно садясь перед раскрытым тюком.
Алида и Лудлов смотрели друг на друга с немым изумлением.