Особенно же сильно не хватало Лизы. Так сильно, что минутами Михаил почти физически не мог переносить ее отсутствия. Но что делать? У Александры Васильевны ей лучше. Там чистый воздух, спокойно, много родни. Дочка присмотрена. А здесь? Дома еще нет. Одни стены и запах штукатурки. За ночь по щучьему веленью дворцы не строят. Нет сада. А без тени в Одессе не жить. Но хуже всего - то чуму занесет с турецкого берега, то колодцы на сто верст стоят с гнилью у дна. Нет в городе хорошей воды. Одно вино. Хоть мойся мадерой!
Лиза же сердилась на него. Он чувствовал это в каждый свой приезд. Уговаривал, утешал, обещал скоро забрать.
- Потерпи, я все сделаю. Чума! Пылища на улицах! Я так боюсь за вас с Сашей.
А она за него не боится?!
Если бы сейчас Лиза была с ним, не снились бы кошмары!
Село Каменка. Киевская губерния.
Имение Давыдовых раскинулось на берегу реки Тясмины. За деревянной церковью открывался вид на барский дом - скорее дворец, - точно по волшебству перенесенный в дикие степи из сердца просвещенной Европы. Хозяйка, урожденная герцогиня де Граммон, слыла местным божеством, на алтаре которого дымились разбитые сердца. Муж Александр Львович с равнодушной ленцой взирал на свое сокровище. Кавалеры не уставали повторять строчки неподражаемого Дениса: "О, Аглая, как идет тебе быть лукавой и обманчивой…" Но капризница добивалась иных стихов.
С некоторого времени ее внимание притягивал смуглый постреленок, завезенный как-то братьями Давыдовыми в гости. Нынче Пушкин примчался в дрянной повозке, нанятой за гроши у чумаков, стоя, запыленный, с горящими глазами и без шляпы. Встретившая экипаж двенадцатилетняя дочка хозяев в страхе бросилась от энергично жестикулировавшего гостя.
- Сумасшедший!
- Ах, глупая, - урезонила ее мать. - Он всегда такой.
Чемодан с рукописями остался неразобранным. Зато, лежа на бильярдном столе, поэту удалось закончить "Кавказского пленника" и еще множество милых мелочей, не предназначенных для печати. Маленькая Адель, думая извиниться за нерадушную встречу, с первого дня была с гостем ласкова, чему Пушкин предал особое значение. Как-то за обедом поэт сидел визави с ней и, покраснев до ушей, бросал на предмет страсти огненные взоры, чем вогнал ребенка в трепет.
- Прекратите, - шепотом потребовал от него старинный приятель Александр Раевский. - Она еще дитя, вы ее смущаете.
- Пусть! - отрывисто выдохнул поэт. - Накажу кокетку. То любезна, то жестока!
Он схватил вилку, зубчиком нацарапал на салфетке: "Час упоенья лови, лови! Младые лета отдай любви!" - и живо перебросил через стол. Не выдержав такого штурма, барышня вскочила и, дробно стуча каблучками, выбежала вон.
Все это происходило под неодобрительно прищуренными небесно-голубыми очами матери. Аглая Антоновна закусила губку, взяла испорченную салфетку и нарочито небрежно промокнула ею рот.
- Чудесный день. Солнечно, но не жарко. Не прогуляетесь ли со мною в саду, мсье Пушкин? - спросила она по-французски.
Александр поднялся. На его лице выразилась досада. Менее всего он хотел выслушивать нотации ревнивой метрессы.
- Итак, друг мой, вы считаете, что Адель - готовый идол для поклонения?
Спутники шли по дорожке, обсаженной кустами белых роз.
- Вы же знаете, мадам, что мое обожание всегда невинно.
- Ах вы, ветреник! - Аглая погрозила гостю пальцем. - А давно ли вот у этой скамейки вы уверяли меня в вечной любви?
- Вечная любовь живет три недели.
Аглая всплеснула руками.
- Что за мода пошла у молодых людей покорять дам цинизмом?
Пушкин не мог понять, смеется она или всерьез взялась за упреки.
- Помилуй бог, сударыня! Мы добрые друзья. Скука, ревнивый муж, удобный случай - вот наши права на близость. Мы отлично провели время.
- И с такими понятиями вы осаждаете мое дитя? - Был ли ее гнев шуткой?
Пушкин вздохнул глубоко и горестно, всем видом показывая, сколь нелепым ему кажется разговор.
- У вас дочь, у меня младший брат. Их время любить. Наше - злословить.
Госпожа Давыдова вспыхнула. Никогда в жизни она не слышала ничего оскорбительнее. И от кого? От мальчишки, которого из милости приютили в ее доме! Больше не удостоив спутника ни словом, Аглая повернулась и пошла прочь. Ее грациозная фигура несколько раз мелькнула за кустами.
В это время Пушкина позвали из окна кабинета хозяина.
- Александр, иди сюда! У нас спор!
На втором этаже в диванной, примыкавшей к комнатам Василия Львовича, собралась компания гостей, среди которых был добрейший генерал Раевский с двумя сыновьями и зятем Мишелем Орловым. Он внимательно взирал на молодежь и мучился подозрениями, не состоят ли некоторые из этих господ в заговоре. В означенный день конспираторы сговорились сбить старика с толку. Орлов предложил вопрос: насколько было бы полезно учредить в России общество на манер карбонариев.
- Что из этого выйдет? - рассуждал он. - Заказные убийства? Кровавый переворот? Захочет ли кто из нас запятнать себя участием?
- Но и терпеть произвол Аракчеева невозможно, - возразил Василий Львович.
- Однако не восставать же с оружием в руках против присяги, - заметил Орлов.
- А почему бы и нет?! - взвился со стула Пушкин. - Почему нет? Когда царь обманул надежды подданных? Когда наши братья в Испании и Италии сражаются с тиранами, а мы поставляем солдат для подавления свободы!
- А потому, юноша, - окоротил его старик Раевский, - что негоже русскому человеку проливать русскую кровь на русской земле. Однако же и вы, братцы, не правы. - Он обернулся к остальным. - Тайное общество одним фактом своего существования может принести много пользы. Государь, зная о заговорщиках, остережется творить беззаконие. А известие о том, что общество велико, может подвигнуть его к реформам.
- Ваше высокопревосходительство говорит, как якобинец, - рассмеялся Орлов. - Если бы теперь уже существовало нечто подобное, вы бы не присоединились к нему?
- Почему же? - надулся старик. - Может, и присоединился бы. Даже наверное присоединился бы.
Его слова были встречены гулом одобрения.
- Тогда дайте вашу руку, - провозгласил Мишель.
Николай Николаевич на мгновение заколебался, а потом протянул ладонь вперед и с жаром потряс руку зятя. Тот расхохотался.
- Вы, конечно, понимаете, что сказанное - шутка.
Все заверили Орлова, будто не принимают его слова всерьез. Один Пушкин разволновался, вскочил и зашагал по комнате.
- Да что же это, господа! Вы дали мне надежду! А выходит, нет ничего святого, только розыгрыш?
- А ты решил, что тебя сейчас примут в карбонарии? - подтрунил Александр Раевский.
- Ах, оставьте! - Раскрасневшийся от обиды поэт ринулся вниз по лестнице, и до собравшихся донесся грохот. Видно, последние ступеньки он миновал кубарем.
- Вот потому у нас и нет тайных обществ, - с оттенком досады заключил старик-генерал, - что состоять в них хотят одни шалопаи. Или я ошибаюсь?
Миргород. Херсонская губерния.
Штаб-квартира 3-го уланского полка.
Военные поселения.
Полковник Казначеев взял со стола пистолет. Он смотрел на оружие отстраненно и несколько свысока, будто не одобряя того, что сейчас собирался сделать. Это была пара "лепажей" несчастного Ожеро. Зачем он тогда купил их? Неужели знал, что пригодятся?
Саша прищурился, пытаясь понять, какой именно пистолет сыграл роковую роль в гостинице "Шартье". Как будет правильно? Если он застрелится из другого? Тогда вся пара станет роковой. Или из того же, что Ожеро? В таком случае трагическое пересечение их судеб обретет изящную концовку. Тот - этот? Этот - тот?
Он не решил. Со двора послышался топот. Кто-то взбежал по лестнице дома и заколотил в дверь. Судя по характерному сочетанию русских и французских фраз, к нему ломился Фабр.
- Алекс?
Пришлось открывать. Полковник ввалился в комнату, повел по сторонам курчавой головой, вознегодовал на беспорядок и прокурорским тоном осведомился:
- Опять пил?
Когда-то они были друзьями. Очень близкими. Да и теперь, наверное… Раньше оба служили у Воронцова во Франции. Потом при расформировании корпуса попали в поселения. Вместе прошли через следствие о бунте под Новгородом, но за неимением улик были без понижения в чинах отосланы на юг, к графу Витту, начальнику здешнего аракчеевского царства.
- Наш граф приехал! - выдохнул Фабр, не в силах больше удерживать новость.
- Эка невидаль, - зевнул Саша. - Он что ни день ездит.
- Да нет же! - оборвал его Алекс. - Наш граф! Михаил Семенович! Приехал к Витту.
Казначеев переменился в лице.
- Он тебя видел?
- Нет. Его сразу пригласили в дом. Вряд ли он знает, что мы здесь.
Сашины губы дрогнули в горькой усмешке.
- А если и узнает? Кто мы ему? Сватья-братья? Мы здесь каторжные. У нас на лбу клеймо. Захочет его сиятельство из-за нас ссориться с Виттом?
Фабр поник. Он понимал правду друга. Но эта правда довела бывшего адъютанта сначала до стакана, а потом… Алекс нехорошо покосился на пистолеты.
- Ты что удумал?
- Ничего, - буркнул Саша. - Чистил их.
- Оно и видно, - разозлился француз. - Опустился ниже некуда! Станем за себя графа просить, что ты ему скажешь?
- А то и скажу, - почти выкрикнул Казначеев. - Христом Богом молю, ваше сиятельство, заберите нас отсюда. И в ноги. А уж там, как ему совесть позволит.
Бывший заместитель начальника штаба махнул рукой. Не время ссориться.