* * *
В комнатке Рагузы не в пример уютнее, чем в блиндаже, и потому Думитраш, развалившись на хозяйской постели, просто блаженствует, тем более что в руке у него венецианский бокал, куда друг детских лет Мишенька не забывает старательно подливать чудную штабную мадеру.
Окопное неустройство, грязь, пальба и прочие военные прелести, отступив куда-то далеко на задний план, сменились уютной домашней атмосферой, милыми воспоминаниями о детских шалостях и родных, оставшихся где-то там, в невообразимо далеком мирном мире.
И только когда все домашние новости были выслушаны, а бутылка мадеры наполовину опорожнилась, Думитраш вспомнил о предстоящем вечере и лениво поинтересовался.
- Послушай, а девочки тут откуда?
- Все наши… Медсестры и вообще… - проверяя, сколько вина осталось, Мишенька поднял бутылку и поглядел на просвет.
- Жаль… Я думал, хозяйские… А так… Нет, не тот шарм…
- Зря ты так… - Адъютант в очередной раз наполнил бокалы и, чокнувшись с Думитрашем, рассмеялся. - Они у нас хорошие… И сестрита нет… Проверено…
- Дак куды нам… - на легком подпитии начал скоморошничать Думитраш. - С окопу и так сойдет…
- Не скажи, - прищурился адъютант. - У нас, пока ты здесь не был, появилась одна штучка… Мадемуазель Туманова… Это я скажу тебе…
- Да уж ладно… Нам все едино… - Думитраш сел на кровати. - Туманова, так Туманова…
- Да нет, тебе здесь не светит, - улыбнулся адъютант. - За ней тут двое ухлестывают. Командир зенитки, видел, дура у подъезда? И авиатор один. Так что…
С минуту Думитраш сосредоточенно разглядывал бокал, потом допил мадеру и деловито уточнил:
- А она сама к кому больше?
- Ей, как разведка доложила, больше по душе авиатор…
- Ага… Авиация…
Думитраш со вкусом потянулся, высунулся в окно глотнуть свежего воздуха и, увидев, как кружит над птичьим двором голубиная стая, с веселым вызовом заключил:
- Ну ладно, держись голубочки-аэропланчики…
Поручик плюхнулся назад на койку, уже забыв про голубей, которые, влекомые известной лишь им путеводной нитью, садятся возвращаясь на решетку только своей голубятни, припадая в первую очередь к воде и не замечая, как чья-то рука осторожно отыскивает в птичьих перьях тонкую трубочку голубиной депеши…
* * *
Штаб армии - не передовая позиция, и если проявить расторопность и фантазию, то жить тут можно почти мирной жизнью, тем более что богатое имение Дзендзеевских предоставляло для этой цели все возможности. Во всяком случае, даже дотошный служака Долежай-Марков не возражал, когда прапорщики бронеотряда вознамерились превратить старую часть дома в подобие офицерского собрания.
Командующий, узнав о затее молодежи, отнесся к ней весьма благосклонно, не без оснований посчитав, что это поможет воспитанию единого офицерского духа, а также будет содействовать взаимопроникновению новых веяний и старых основ. В общем, при таком счастливом совпадении взаимных интересов, за пару недель офицерское собрание было создано и, в связи с наплывом гостей, впервые распахнуло двери перед воинством, истосковавшимся по такого рода отдыху.
Так что когда изрядно нагрузившись мадерой, Мишенька Рагуза и Думитраш наконец-то заявились в собрание, веселье там было в самом разгаре. Большой зал, до сих пор не видавший ничего, кроме свечей, конечно же, был освещен электричеством, у дальней стены, за тройкой ломберных столиков, уже сражались ярые любители макао, на остальных столах, составленных подковой, была открыта импровизированная ресторация, а у самодельной эстрады, где на временном настиле возвышался роскошнейший рояль Дзендзеевских, во всю шумели любители сольного пения.
К моменту появления Думитраша и Рагузы спор как раз закончился полюбовно, и доброхоты дружно помогали взойти на подмостки стройной, весьма привлекательной девушке, одетой в скромно-серую форму медицинской сестры. Офицеры шумно выражали свой восторг, а дамы, все как одна, в кокетливых наколках с красным крестом, не теряя времени, так и стреляли глазами в бравых поручиков.
- Смотри!… - подтолкнул Думитраша Мишенька Рагуза. - Вот она, мадемуазель Туманова…
Тем временем кто-то из прапорщиков, неизвестно как успевший очутиться за роялем, начал было вместо вступления играть рег-тайм, но мадемуазель Туманова что-то шепнула ему на ухо, и в зал сразу же полилась совсем другая мелодия, а девушка, отступив на шаг, запела неожиданно чистым и сильным голосом:
Как хороша была та ночка голубая,
светила из-за туч полночная луна,
и ты сказала мне, от страсти замирая…
Шум в зале немедленно прекратился и даже там, в дальнем углу, где за столиками, при полном разнообразии парадной формы только черные орлы на погонах подтверждали принадлежность сидевших там офицеров к авиации и где веселье было наиболее бурным, как бы сама собой наступила тишина. А когда столь созвучная офицерским настроениям песня закончилась и зал взорвался аплодисментами, именно оттуда нетвердой походкой приблизился совсем юный прапорщик и, стараясь говорить преувеличенно громко, обратился к кланявшейся певице:
- Мадемуазель!… Позвольте представиться!… Военный летчик корпусного авиаотряда, прапорщик 7-го уланского полка Щеголев!… Хочу выразить свое восхищение вашей красотой и вашим талантом!…
- Пр-р-рисоединяюсь!… - От ломберного столика отделилась весьма упитанная фигура и толстый штабс-капитан, держа в руке полный фужер, вышел на середину. - Присоединяюсь и пью этот бокал за ваше здоровье!…
- Благодарю вас, господа… - мадемуазель Туманова поклонилась каждому из них отдельно, медленно спустилась с подмостей и улыбнулась. - Если хотите, я попробую исполнить ваши желания… Слушаю вас, господин прапорщик…
- Мадемуазель, это так любезно… - Щеголев слегка покачнулся. - Я авиатор, был призван в уланы, но в душе я гусар!… И потому прошу вас, мадемуазель, "Марш вперед, труба зовет!".
- О, конечно же, с удовольствием… - девушка очаровательно улыбнулась и обратилась к штабс-капитану. - А вы, что хотели бы?…
- С-сударыня… - с пьяным вожделением глядя на нее, штабс-капитан на всякий случай поставил ноги пошире. - Я человек прямой!… И за все трудности своей жизни я хотел бы получить только один приз!
- И какой же, мой славный рыцарь? - шаловливо наклонилась к нему мадемуазель.
- Этот желанный для меня приз, - штабс-капитан высоко поднял хрустальный бокал. - Вы, сударыня!… Ваше здоровье!
- Вы шалун и душка! - на какой-то момент мадемуазель прильнула к штабс-капитану. - Жаль только, что вы не прямой, а… круглый!
- Увы, сударыня…
Под одобрительный смех зала штабс-капитан развел руками и покорно уронил голову, а Туманова, при всех полуобняв офицера, неожиданно обратилась к присутствующим:
- Господа!… Мне нравится эта идея!… А вам… вам… Отдельный приз! - и отчаянная мадемуазель звонко поцеловала обалдевшего от счастья толстяка штабс-капитана.
- Позвольте!… Позвольте…
Щеголев по-петушиному наскочил на штабс-капитана, и прапорщик за роялем, на всякий случай, снова заиграл бравурный регтайм, но мадемуазель Туманова, ловко гася начинающуюся ссору, встала между офицерами и громко объявила:
- Господа! - ее звучный голос перекрыл общий шум зала и оборвал рег-тайм на полуноте. - Я объявляю себя в приз!
- Как в приз?! - дружно ахнули офицеры, и в зале враз повисла удивленная тишина.
- А так… - взглядом Туманова отыскала на авиаторском конце поручика Меандрова и, не спуская с него глаз, звонко отчеканила: - Я готова принадлежать тому, кто выполнит одно мое условие… Как, господа, желающие есть?…
- Есть!… Есть!…
Офицеры радостно загоготали, а Думитраш, сумевший проследить взгляд Тумановой, наклонился к Мишеньке Рагузе и быстро спросил:
- Это что… Тот самый авиатор?
- Ну да, вон там… Поручик Меандров… - торопливо подтвердил Рагуза и, забыв про Думитраша, громко выкрикнул. - Просим!…
Мадемуазель Туманова благосклонно улыбнулась в его сторону и, приковав всеобщее внимание, снова поднялась на подмостки.
- Внимание, господа… - соблазнительная ручка мадемуазель описала в воздухе магический круг. - Мое условие… Сбитый германский аэроплан!
Зал ахнул и просто заклокотал. При таком условии штабистам оставалось только скрипеть зубами, так как хотя бы призрачная возможность сбить аэроплан была только у зенитчиков, но и их никто, включая самих артиллеристов, не принимал всерьез, поскольку всей армии было известно, что они своей стрельбой только пугают германских летчиков.
Зато авиаторы сначала горделиво приосанились, а потом, осознав, что девица Туманова вольно или невольно сделала их соперниками, даже принялись косо поглядывать друг на друга, а прапорщик Щеголев, явно посчитав себя главным претендентом, настолько отважился, что послал отчаянной мадемуазель воздушный поцелуй.
Столь явное предпочтение привело к всеобщему разочарованию и неизвестно во что бы это вылилось, если бы неожиданно для всех поручик Думитраш не поднялся и громко не спросил:
- Мадемуазель, а мне участвовать можно?
Думитраш, став центром внимания, ослепительно улыбнулся, и Туманова, посмотрев на него долгим, изучающим взглядом, ответила:
- Конечно, поручик…
- Тогда позвольте…
Думитраш подошел к сцене, остановился, ярмарочным взглядом окинул мадемуазель и вдруг, сдернув с нее туфельку, принялся со всех сторон разглядывать изящную ножку, словно кузнец, собравшийся ставить на копыто подкову.
Ошарашенная такой бесцеремонностью, мадемуазель немедленно вырвалась, но тут же, взяв себя в руки, насмешливо поинтересовалась:
- Ну как?… Подходит?…