- Герр оберст Кнопф!… Задержитесь…
- Слушаю, экселенц… - Кнопф возвратился к столу.
- Понимаете, Кнопф… - генерал вынул монокль. - Я все-таки опасаюсь, что наши летчики могут проглядеть сосредоточение русских… Леса…
- Понимаю, экселенц… - Кнопф наклонил голову. - Нами уже разработаны дополнительные меры…
- Какие?
- Мы забрасываем в тыл русских три группы.
- Я знаю, Кнопф. И все-таки…
- Важно, с чем мы их посылаем, экселенц.
- Ну?… И с чем же?
- С телефонами и радиостанциями, экселенц. А центральную, ту, что блокирует штаб русских, я приказал обеспечить легким аэропланом.
- Аэропланом? - генерал удивленно посмотрел на начальника разведки. - Как?
- Нашли подходящую площадку, экселенц.
- Значит, вы планируете…
- Да, экселенц, мы собираемся схватить гонца русских. Того самого, что выедет в пять утра.
- Но русские пошлют второго…
- Пусть посылают. Дивизия - не фельдъегерь. Ее не перекинешь на сорок километров за пару часов.
- А мы будем знать, где они собираются наступать, и заодно спутаем им планы, - генерал кивнул головой. - Гут. Что еще?
- Разработана операция "Цвай шпинне".
- Что? Два паука?
- Да. Это две другие группы, экселенц… Те, что с радиостанцией и телефонами. Мы не планируем резать линии русских. Мы к ним подключимся. И все разговоры шифром станем передавать сюда, в штаб. Причем офицер-шифровальщик будет анализировать обстановку на месте, по сумме переговоров, а шифровать и посылать в штаб сразу выводы. Тогда передачи будут короче.
- Гут… гут… - Генерал прошелся вдоль стола. - Шифр… Шифр… У русских ведь тоже будет шифр… А вы с ним справитесь?
- Я уверен, экселенц! Задержка будет минимальной.
- А сколько за это время успеют прошагать их дивизии?… Нет, дорогой Кнопф, нет… Одной уверенности мало. Надо предусмотреть все! С гарантией! Да, я решил!… Мы захватим штаб русского батальона и возьмем шифр! И еще, Кнопф. Как вы планируете переправить радиостанции через окопы и проволочные заграждения?
- Мы замаскировали их под русские санитарные повозки, экселенц. Сейчас ищем проходы…
- Вот! - генерал остановился и ткнул в карту пальцем. - Я думаю, Кнопф, пока мы с боем будем захватывать штаб русского батальона, ваши санитарные повозки пройдут в тыл к противнику беспрепятственно… А?
- Колоссаль, экселенц!
И донельзя довольные друг другом, оба они склонились над столом, принявшись увлеченно отыскивать место возможного проникновения в русские тылы…
* * *
После многообещающего заявления Тумановой и такого неожиданного решения штабс-капитана прапорщик Щеголев от расстройства чувств нахлестался вдрызг и теперь, с трудом оторвав от подушки тяжелую, как чугун, голову, попробовал оглядеться.
- Где я?… - парусиновая палатка поплыла перед глазами прапорщика.
- Так что тут, вашбродь, - захлопотал вокруг офицера неизвестно откуда вынырнувший денщик. - На аэродроме…
- К-какой аэродром?… - захлопал глазами прапорщик.
- Так что докладаю, вашбродь, как вы-с вчера были малость выпимшы, то изволили приказать везти вас прямо сюда. Поскольку как вы есть заступивший на боевое дежурство без сроку.
- К-как без сроку?… - вконец обалдел прапорщик. - К-кто п-приказал?
- Никто, вашбродь, - денщик недоуменно вытаращился. - Вы сами изволили… И промеж господ офицеров объясняли, будто решили вы этот… Как его?… А, той… Приз!… Всенепременно достигнуть… Вот.
- Приз?… - в мозгу прапорщика что-то забрезжило.
- Да вы примите, вашбродь, - засуетился денщик. - Примите… Вот, рассольчику… И стопарик… Враз полегчает.
Перед носом прапорщика замаячила большая, граненого стекла, рюмка.
- Отстань… - прапорщика аж воротило от сивушного духа.
- Примите, вашбродь, - не отставал денщик. - Пра слово, полегчает… Господа офицеры завсегда так делают.
Последний аргумент оказался неотразимым, и, зажмурившись, Щеголев опрокинул рюмку. Средство и впрямь оказалось действенным, так что через малое время прапорщик соображал уже весьма здраво.
- Значит, боевое дежурство… На аэродроме…
- Именно так, вашбродь… Именно… - обрадовался денщик. - И "ньюпор" ваш приготовить велели.
- Что, машина готова?
- А как же, вашбродь, всенепременно готова, - денщик заботливо приводил офицера в порядок. - И механик докладать прибегал. Только спали вы…
Конец фразы явно прозвучал упреком. Щегол ев крякнул и, щурясь на ширь аэродрома, выбрался из палатки. Все вокруг было пронизано свежестью раннего утра. В пронзительной синеве неба таяло перистое облачко, за летным полем желтели соломенные крыши ближнего хутора, а на аэродромной линейке, несколько прячась в тени подступающего леса, выстроились тупоносые "ньюпоры", ряд которых замыкал чудом сохранившийся "фарман-милитэр" с элеронами, свисающими, как слоновьи уши.
- Хорошо… - муть похмелья отступила, и Щеголев, довольно передернув плечами, прислушался.
- Летит!… Вашбродь, герман летит! - завопил чей-то голос.
Щеголев закрутился на месте и, сразу узнав характерный силуэт "таубе", закладывавшего вираж где-то над усадьбой Дзендзеевского, рванул на стоянку.
- Запускай!… - еще издали скомандовал прапорщик и, как лихой гусар, с разбегу запрыгнул в "ньюпор".
Обслуга уже суетилась кругом самолета и, пока прапорщик устраивался в кабине, ему на голову нахлобучили шлем, и механик, вцепившись руками в лопасть винта, крикнул:
- Контакт!…
- Есть контакт! - крутанул ручку магнето прапорщик, и мотор, словно ждавший этой команды, сразу заработал…
* * *
А тем временем делавший разворот германский аэроплан вызвал переполох и у обосновавшихся в усадьбе штабных.
- Герман!… Атакует!… Счас бонбы кидать зачнет!…
Все, кто был во дворе, попрятались, как могли, а унтер-офицер уже торчавший со своей "ФН" на обычном месте, просто нырнул под крыльцо, прикрывшись на всякий случай мотоциклеткой. В то же время несмотря на всеобщий гвалт два фейерверкера из обслуги зенитки тщетно пытались добудиться своего поручика.
- Вашбродь!… Вашбродь!… Вставайте!… Герман летит!
- Герман?… - последнее заклинание оказалось магическим, и поручика как ветром сдуло с кровати. - Огонь! Я счас!…
- Так той, вы ж наказали… - фейерверкеры недоуменно переглянулись. - Так вы ж наказали, чтоб без вас ни-ни…
- Какой ни-ни, мать вашу! - испуская проклятья и путаясь в шароварах, артиллерист поспешно натянул форму и рявкнул: - За мной, олухи!
Все вместе они вылетели к своему "уайту", зычная команда: "Ор-р-рудие!…" - тут же вернула обслугу к своему делу, и зенитка послушно бухнула, повесив высоко в небе белое облачко разрыва.
Словно в насмешку "таубе" закончил разворот возле облачка, затем послышался свист бомб, летящих к земле, и серия взрывов, пришедшихся точно поперек двора, заставила всех, кто еще находился поблизости, ткнуться носами в землю.
Сам командующий, спросонья высунувшийся из окна еще по первому выстрелу зенитки, воздушной волной был откинут в глубь комнаты и, выбираясь из-под кровати, свирепо повторял вслух химический рефрен юнкерской звериады.
Общая тревога, конечно же, подняла на ноги и расквартированных в имении летчиков. Но, пока они, кое-как похватав снаряжение, заводили автомобиль, "таубе" успел отбомбиться, и, когда командующий с опаской снова высунулся из окна, он увидел, как поручик-авиатор тычет кулаком в загривок шоферу, заставляя его гнать машину прямо через свежедымящиеся воронки.
Картина столь решительных действий взбодрила командующего, и он, погрозив кулаком нахальному "таубе", крикнул в сторону адъютантской:
- Авиацию в воздух! Немедленно! - после чего уже с полным достоинством выглянул через окно и тут же заметил, что немецкий аэроплан улепетывает во все лопатки, а в хвост ему заходит грозно рычащий "ньюпор".
- Молодцы авиаторы! Так его, паршивца! Разбудил, мерзавец эдакий…
Мысли командующего приобрели необходимую плавность, и он, подняв телефонную трубку, с привычно командирскими интонациями приказал:
- Дежурный! Узнайте, кто это так быстро взлетел. Что?… Уже знаете?… Прапорщик Щеголев?… Молодец прапорщик, надо наградить… - уже только для себя заключил командующий и удовлетворенно положил трубку на рычаг аппарата.