- Абие, - тихо сказала женщина, - абие…
То ли от корешков, то ли от успокаивающего голоса незнакомки действительно становилось легче. Маша улыбнулась целительнице, та почти улыбнулась в ответ…
И тут из-за деревьев послышался голос Мишки:
- Ушли, гады! Зато я понял, что это за трубка! Это свисток!
И Мишка вывалился из чащи, оглушительно свистя в найденную трубку. На мгновение у всех заложило уши, Мишке дольше других пришлось мотать головой, приходя в себя.
А когда очухался, удивленно спросил:
- Э! А свисток где?
Он растерянно посмотрел под ноги.
- Пропала твоя дудка, - строго сказала незнакомка. - Не простой он, зачарованный…
Мишка недоверчиво фыркнул и снова шагнул в кусты.
Маша удивленно обернулась к женщине:
- Так вы по-русски умеете говорить?
- Это вы по-нашему говорить стали, - строго ответила женщина. - Я ж говорю: зачарованная дудка была!
И, не дав Маше опомниться, спросила:
- Как звать-то?
- Маша.
- Я Прасковья. А мужа твоего как кличут?
- Кого? - изумилась Маша. - Какой муж, мне тринадцать лет!
- Ну да, ну да… - запричитала женщина, - поздновато, но ты девка хороша, может, еще кто и возьмет. У нас женихи есть, ты скажи брату…
Маша с изумлением обнаружила, что кровь остановилась, а по натертым ступням разливается блаженная свежесть.
- Было мне видение, что я в лесу чудо встречу, - бормотала травница, - чем ты не чудо? Пойдем, я тебя не брошу, у меня переночуешь. И брата зови.
И проворно стала пробираться через лес.
* * *
Маша тихо семенила рядом с новой знакомой, а Мишка шел чуть сзади, злился, и бурчал, что идут они неизвестно куда вместо того, чтоб спросить, где тут ближайший телефон. Прасковья косилась на него то ли с испугом, то ли с завистью.
По дороге она наклонилась к Маше и прошептала:
- А ладный у тебя брат. Кожа белая, зубы ровные…
Мишку чуть не перекосило от такого комплимента. Кожа, и правда, у него редко загорала, обычно сразу облезала после первого часа на пляже. А зубы… Зубы - это заслуга тети Тамары, маминой подруги. Всю зиму провел у нее в стоматологическом кресле. Оно не больно, конечно, но все равно противно, когда в твоем онемевшем от анестезии рту кто-то ковыряется. А тетя Тамара еще приговаривала: "Ничего, зато девчонки заглядываться будут". Накаркала.
И тут, в тон Мишкиным мыслям, Прасковья заявила:
- Была бы я помоложе… эх…
И сказано было вроде как Маше, и не досказано до конца, но Мишку в жар бросило от мысли, что какая-то старуха положила на него глаз. Машу это тоже смутило, и она уточнила:
- А вам сколько?
Их проводница безнадежно махнула рукой:
- Да уж все два с половиной десятка…
Маша решила, что это такая шутка, и вежливо хихикнула. Но это, кажется, не порадовало Прасковью, потому что она мрачно добавила:
- Двух мужиков поховала, а третьему не быти…
Она ввела их в дом. Сильно скособоченная, избушка щурилась на мир крохотными мутными оконцами. Тем не менее хозяйка гордо заявила:
- Вот, тута…
И прямо с порога принялась ловко топить печку, бормоча себе под нос:
- Не зябко оно… да вишь девка какая мерзлячая…
Маша уже собиралась насладиться мягким теплом печки, но дым почему-то повалил прямо в избушку. Девочка бросилась наружу, кашляя и обливаясь слезами. Мишка задержался чуть дольше - просто из принципа. Этих двух секунд ему хватило, чтобы заметить полное отсутствие дымохода. Выскочив наружу, он протер кулаками глаза и внимательно осмотрел крышу. Трубы не было.
- Я все понял, - сказал Мишка гордо.
Правда, из-за распухшего носа получилось не столько гордо, сколько жалобно. Маша хмыкнула.
- Да? И где мы?
- Где, не знаю. Но знаю, у кого.
Мишка выдержал паузу - не для пущего эффекта, а чтобы оглушительно чихнуть, - после чего продолжил:
- Это ролевики.
Маша недоверчиво покосилась на домики. У нее были знакомые толкиенисты, она знала даже одного парня, который сам плел кольчуги, но до такого натурализма они никогда не доходили.
- Нет, - замотала она головой, - это уж как-то совсем круто…
- Круто, - согласился Мишка. - Фанаты. Одежда, мебель, дома - все ауто… как его… короче, как тогда было.
- А мы как тут оказались? - поинтересовалась Маша. - Мы же возле Кремля были!
Мишка выразительно посмотрел на блондинку. Он хотел этим взглядом сказать: "Я что, во всем должен один разбираться?! Сама пошевели извилинами", - но Маша его не поняла. Она продолжала смотреть на него требовательно и нетерпеливо.
- Не знаю! - не выдержал Мишка. - Сейчас спросим!
Очень кстати у избушки возник мальчонка лет пяти.
Сначала он вылупился на Мишу, икнул от страха, потом так же уставился на Машу. Присутствие девушки мальчика немного успокоило, и он поклонился ей в ноги.
Маша нервно хихикнула.
- Э, пацан, - начал Мишка, - хватит. Слышь, мы тут заблудились, скажи, как до Москвы доехать.
Мальчик икнул еще раз и затрясся.
Маша подошла к нему, уселась на корточки и тихо попросила:
- Слушай, ты очень круто играешь. Но мы тут, правда, случайно. Скажи, где вы машину оставили. Где дорога?
Мальчик смотрел прямо в глаза Маше, но в них не отражалось ничего, кроме благоговения.
- Ты можешь говорить? - спросила Маша и повернулась к Мише: - Он немой, похоже.
И тут "немой" мальчик заголосил. Из длинной речи удалось вычленить только "Прасковья", все остальное слилось в едином потоке звуков.
Травница выскочила из хатки, схватила туесок и кивнула Маше.
- Пойдем пособишь.
- Куда?
- К Пелагее.
- Зачем?
- Идем, - шепнул Миша, - может, там кого встретим.
- Ты - нет, - отрезала Прасковья и решительным шагом пошла за мальчишкой, который шустро бежал между деревьями.
Миша выразительно развел руками и уселся на бревно. Маша потащилась следом за травницей.
Оказывается, совсем недалеко была деревня. Если, конечно, можно назвать деревней эти вросшие в землю крохотные домики.
Сначала Маша глазела по сторонам, потом опустила глаза вниз и быстро семенила за Прасковьей, потому что с каждой минутой ей становилось все страшнее. Эти ролевики явно безумны! Натурализм натурализмом, но есть же какие-то пределы! Главное - дети, сами-то ладно, но детей жалко. Эти странные чумазые существа, одетые в длинные рубахи… Босые, замерзшие!
- Пришли, - Прасковья свернула во двор и споро занырнула внутрь дома.
Маша протиснулась в избу, согнувшись в три погибели. Темно. Душно. Воздух спертый, влажный, жаркий.
Пока Машины глаза привыкали к мраку, а сама она боролась с тошнотой, Прасковья успела разложить на столе свои корешки.
- Если не родит до ночи - помрет, - спокойно сказала она.
- Что? - подскочила Маша.
- Пелагея. Уже два дня мучается.
- Где? - тупо спросила Маша.
Из груды тряпья в углу раздался нехороший стон.
Машу прошиб холодный пот.
- Вы что тут, совсем с ума посходили? Вызывайте "скорую" немедленно! Где телефон?
- Тихо, - сказала Прасковья, - мудрено говоришь, не разумею.
- Да хватит прикидываться! А если она умрет?..
- Значит, так тому и быть, - прошептала Прасковья.
Маша вылетела из избы, вляпалась в грязь по колено, шуганула курицу. В самой грязище, посередь двора сидел мальчишка, который прибегал и привел их сюда, он держал на руках совсем мелкого ребенка.
- Ты руки когда мыл? - не удержалась Маша. - Что ты ему пальцы в рот суешь?
Мальчик шмыгнул носом.
Больше всего Маше хотелось сбежать отсюда, но она не смогла придумать куда. В хату заходить было страшно до дрожи, но и бросить их всех тут уже тоже было невозможно.
- Вернусь домой, все расскажу маме, - прошептала Маша. - Она - врач. Она приедет и во всем разберется. И детей этих мы отмоем, и все будет хорошо…
Из избы раздался вопль.
Маша вздрогнула, но ноги сами понесли ее внутрь. Как ни странно, внутри уже довольно приятно пахло травками.
- Воды принеси! - не оборачиваясь, приказала Прасковья, не отходя от роженицы.
Маша опять вышла во двор.
- Где вода? - медленно спросила Маша у мальчишки, - Ко-ло-дец? Реч-ка? Во-да?
Мальчик вскочил, положил малыша на травку, сгонял за дом, принес две деревянные емкости, типа вёдра, и шустро побежал с одним по улице. Маша с большим трудом успевала за ним с пустым ведром, а уж с полным… Вернулись во двор, мальчишка подхватил малыша, который успел заползти в грязь, пока они ходили, и уселся на прежнее место во дворе.
Наверное, от обморока Машу спасло только то, что в хате было темно. Потому что одно дело смотреть по телевизору, как доктор в белом халате кричит: "Тужься!" и туча медсестер суетится вокруг, и совсем другое, когда вот так, в грязи, в тряпье. Хорошо, что с появлением травницы все пошло очень быстро, буквально через несколько минут после того, как принесли воду, Прасковья плюхнула Маше на руки крохотного красного вопящего детеныша.
- Обмой! - приказала она.
Маша чуть не упала второй раз. Но, подчиняясь властному голосу травницы, дрожащими руками стала вытирать ребенка маленькой тряпицей. Руки не слушались, новорожденная девочка орала.