- Подливая воды, как вы легко могли бы догадаться, если бы хоть немного были знакомы с искусством письма. Если подержать перо в горячей воде, оно станет мягким, как новое… Даже еще мягче. Потом наливают горячей воды в чернильницу - и получаются абсолютно свежие, исключительно хорошие чернила. У моего заведения весьма обширная клиентура, и каждый гость должен внести в книгу сведения о себе, поэтому у меня необычайно много пишут, у меня не хватает средств на новые перья и чернила. Вы, видно, совершенно не знакомы с процессом письма, и я, пожалуй, сделаю запись за вас.
- Прошу вас, сеньор, сделайте это. Вы сделаете мне большое одолжение.
- Весьма охотно! Не каждый может быть ученым. Я вам помогу сейчас же; надо только подогреть воду.
Он подошел к буфету. Я увидел, как он налил в лампу спирта или, может быть, рома, поджег жидкость и поднес к пламени жестяной сосуд. Руководствуясь правилом мудрой бережливости, он в продолжение десяти лет вынуждал своих гостей пользоваться одним и тем же пером, теми же самыми чернилами, однако все из той же бережливости - каждый раз сжигал на несколько грошей спирта! Вода закипела по меньшей мере через четверть часа; все это время хозяин терпеливо держал сосуд над лампой; потом он погрузил туда перо, немного прокипятил его, затем вылил воду в чернильницу, резко покрутил в ней пером и сказал очень довольным голосом:
- Так, теперь можно приступать к работе. Я готов.
Он положил книгу перед собой, пододвинул поудобнее чернильницу, энергично откашлялся, схватился за перо, еще раз кашлянул, сильно наморщил лоб, переложил книгу в другое место, опять прокашлялся, поерзал на сиденье, короче, вел себя так, словно собирался написать величайшее произведение мировой литературы.
Я с трудом оставался серьезным. Теперь я понял, почему книга для приезжих имеет такой вид. Пока хозяин кипятил воду, я успел перевернуть несколько страниц. Последние записи были темно-желтого цвета, а чем дальше к началу книги, тем светлее они становились, пока наконец не стали вообще нечитаемыми. На начальных страницах, казалось, никогда не писали.
- Теперь, сеньор, будьте внимательны, - сказал хозяин. - Я занесу день и час вашего прибытия сюда, ваше имя, сословие или профессию, а также цель, ради которой вы здесь появились. Надеюсь, что все это вы мне расскажете в строгом соответствии с истиной.
Я сообщил ему нужные данные, а он записал их весьма неразборчивым почерком. Он не столько писал, сколько рисовал - медленно, очень медленно, с нажимами и каким-то самоотречением, достойным столь важного и благородного занятия. Когда через добрых полчаса он провел последний штрих, лицо его стало очень довольным, и он отодвинул книгу от себя, а потом спросил меня:
- Как вам нравится мой почерк, сеньор? Вы когда-нибудь видели такие красивые буквы?
- Нет, таких букв я не видел, - ответил я в полном соответствии с истиной. - У вас очень характерный почерк.
- Не удивительно, что именно я внес почти все имена, так как большинство гостей точно так же, как вы, не умели обращаться с пером и чернилами. Благодарю вас за сведения о себе, они исключительно ясные, кроме одного момента. В качестве своей профессии вы указали "литератор". Подобного занятия мне еще не встречалось. Что это такое - ремесло, военное звание или нечто связанное с коммерцией вообще и торговлей домашними животными, в частности?
- Ничего подобного. "Литератор" - это то, что в испанском языке обозначается словами "autor" или "escritor".
Тут он изумленно посмотрел на меня и сказал:
- У вас есть состояние?
- Нет.
- Тогда мне от всего сердца жаль вас, потому что при подобной профессии вы должны голодать.
- Почему, дон Херонимо?
- И вы еще спрашиваете? О, я знаю эти обстоятельства очень хорошо, потому что у нас здесь, в Гуаймасе, тоже есть "escritor". Он очень богат и пишет для газеты, выходящей в Эрмосильо. Ему приходится платить очень много денег, чтобы увидеть свои писания напечатанными. Это занятие связано с большими расходами и совершенно не приносит прибыли. Как можете вы жить? Что вы едите и пьете? Во что одеваетесь? Искренне удивляюсь вам! Да сможете ли вы оплатить все, что у меня съедите?
- Да. На это у меня хватит денег.
- Это меня радует. Хм, escritor! Не удивительно, что вы так необычно здесь появились. Просто не понимаю, как это вы сравнительно хорошо выглядите. Но… Caramba! Меня ведь только сейчас осенило: раз вы escritor, то вы же должны уметь писать?
- Конечно!
- И несмотря на это, вы переложили такое трудное задание на меня! Почему вы не проявили свое искусство, в котором так сильны?
- Потому что было бы невежливым противоречить вам, когда вы признали во мне человека, не умеющего водить пером.
- Верно! Такая вежливость может заменить рекомендацию. Могу я спросить, откуда вы прибыли?
- С того склона Сьерра-Верде.
- Пешком? Бедняга!
- У меня была лошадь. Вы, вероятно, заметили, что я ношу шпоры. Моя лошадь упала и сломала ногу, поэтому пришлось ее пристрелить.
- Почему же вы не взяли с собой седло и сбрую?
- Потому что я не хотел тащиться с тяжелым грузом в подобный зной.
- Но вы могли бы продать сбрую, а на вырученные деньги прожить целых два дня. Мне действительно вас жаль. Лучше бы вы не таскали эти старые ружья; за них вы не получите и цента: они ведь совсем старой конструкции - я-то в этих делах понимаю.
Он взял в руки штуцер Генри, внимательно рассмотрел его, а когда ему попался на глаза патрон у затвора, бравый малыш покачал головой. Потом он взялся было за медвежебой, вознамерившись и его подержать в руках, но это ружье показалось ему слишком тяжелым, он не смог поднять его одной рукой, а потому оставил в покое.
- Выбросьте эту дрянь! - посоветовал он мне. - В этих железяках нет никакого толку, если же вы попробуете их применить, то только наживете неприятности. Куда вы собираетесь отправиться из Гуаймаса?
- Куда-нибудь на север, на корабле через Эрмосильо.
- Тогда вам придется долго ждать. Корабли туда ходят редко.
- Тогда я поеду верхом.
- Но для этого вам надо купить лошадь или мула, а здесь, уверяю вас, верховых животных не купишь даже за большие деньги. Если у вас есть время, то можно бы воспользоваться железной дорогой до Ариспе.
- А поезда часто ходят?
- Поезда? Сразу видно, что вы приезжий, сеньор. Дорога еще не построена. Говорят, ее закончат через три-четыре года, а то и через пять лет. И вы ничего об этом не знаете? Не стоит путешествовать по стране, которую вы плохо изучили и которая расположена так далеко от вашей родины. При вашей бедности это - опасное начинание. Свою родину вы назвали Сахонией. Где находится этот город?
- Это совсем не город, а королевство, входящее в состав Алемании.
- Совершенно верно! Просто невозможно держать в голове все географические карты. Итак, вы могли бы остаться у меня. Из-за вашей бедности, а также из-за того, что вы, как хороший игрок в домино, украсите наше общество, я войду в ваше положение и возьму с вас самую дешевую плату. Вы получите полный пансион и лучшие продукты всего за один песо в день. Дешевле вы ничего не найдете.
- Благодарю вас, я согласен, - поспешил я с ответом, потому что один песо составлял четыре с половиной марки, а поэтому "полный" пансион и "лучшие" продукты можно было рассматривать почти как подарок.
Он удовлетворенно кивнул, отодвинул свой гроссбух в сторону, снова вцепился в костяшки домино и сказал:
- Вы, конечно, голодны и хотите пить - Фелиса приготовит вам еду, а мы тем временем можем сыграть пару партиек. Начнем!
Ясное дело, он не поинтересовался, расположен ли я играть. Хозяин, кажется, считал само собой разумеющимся, что я такой же страстный игрок, как и он сам. Мы начали партию, потому что я не хотел показаться нелюбезным. Я попытался проиграть, но мне это не удалось, потому что дон Херонимо играл в самом деле отвратительно. Когда мы сидели за третьей партией, от очага, возле которого трудилась сеньорита, стал распространяться запах подгоревшей муки. Посреди четвертой партии хозяин вдруг остановился, ударил себя по лбу и крикнул:
- Да как же я мог об этом забыть! Вы хотите, сеньор, ехать через Эрмосильо, а я и не подумал, что у вас есть отличная возможность. Сеньор Энрико поджидает корабль, который сначала причалит здесь, а потом должен отправиться в Лобос.
- Мне очень бы подошло это местечко. Кто этот человек, которого вы назвали сеньором Энрико?
- Мой постоялец. Его имя записано как раз перед вашим. Вы разве не заметили?