На самом деле это была земля Этельфлед, но она предоставила мне ее в аренду, и земли были достаточно обширны, чтобы содержать тридцать воинов, большинство из которых были в церкви в то утро.
- А почему ты не в церкви? - спросил я Уиллибальда, прежде чем он смог ответить на мой первый вопрос, - сегодня праздник, не так ли?
- День Святого Алнота, - сказал он, как будто это было особым удовольствием, - но я хотел тебя найти! - Его голос звучал взволнованно. - У меня есть для тебя новости от короля Эдварда. Все дни одинаковы…
- Пока что нибудь не произойдет, - сказал я резко.
- Да, господин, - сказал он неубедительно, а затем нахмурился в замешательстве, - но что ты делаешь?
- Я смотрю на овец, - сказал я, это и было правдой. Я смотрел на две сотни или больше овец, которые тоже на меня смотрели и жалостливо блеяли.
Уиллибальд снова уставился на стадо.
- Прекрасные животные, - сказал он, как будто знал, о чем говорил.
- Просто баранина и шерсть, - сказал я, - и я выбираю, кто будет жить, а кто умрет. - Было время забоя скота, хмурые дни, когда режут животных. Мы оставляем несколько живых, чтобы развести весной, но большинство из них умирает, потому что не хватает корма, чтобы держать весь мелкий и крупный скот живым в течение зимы.
- Посмотри на их спины, - сказал я Уиллибальду, - иней тает быстрее на шерсти самых здоровых животных. Именно их надо оставлять в живых. - Я снял с него шерстяную шляпу и взъерошил его тронутые сединой волосы. - На тебе нет инея, - сказал я весело, - иначе пришлось бы перерезать тебе горло.
Я указал на овцу со сломанным рогом:
- Хватай вот эту!
- Поймал ее, господин, - ответил пастух. Это был угловатый невысокий мужчина с бородой, скрывавшей пол-лица. Он приказал двум своим собакам оставаться на месте, пробрался вглубь стада, вытащил своим крюком овцу, поволок её к краю поля и отогнал к меньшей отаре на дальнем конце луга.
Одна из собак, косматая, покрытая рубцами псина, хватала овцу за ноги, пока пастух не отогнал собаку. Пастух мог и без меня решить, кому из овец жить, а кто должен умереть. Он выбраковывал овец с детства, но господин, отправляющий своих животных на бойню, должен в знак уважения провести с ними какое-то время.
- Судный день, - сказал Уиллибальд, натягивая шляпу на уши.
- Сколько? - спросил я пастуха.
- Джиггит и мамф, господин, - сказал он.
- Этого достаточно?
- Достаточно, господин.
- Тогда остальных забей, - сказал я.
- Джиггит и мамф? - спросил Уиллибальд, все еще дрожа.
- Двадцать и пять, - сказал я. - Ян, тан, тезер, мезер, мамф. Так считают пастухи овец. Я не знаю почему. Мир полон тайн. Мне говорили, что некоторые народы верят, что трехдневный младенец считается святым.
- Не гневите Бога, господин, - сказал отец Уиллибальд, пытаясь быть строгим.
- Господь со мной, - сказал я, - чего же хочет молодой Эдвард?
- О, это самое удивительное, - с готовностью начал Уиллибальд, но осёкся после того, как я поднял руку.
Обе пастушьи собаки зарычали. Они вытянулись в струнку и смотрели на юг в сторону леса. Пошёл мокрый снег. Я посмотрел на деревья, но не увидел никакой угрозы ни среди по-зимнему чёрных ветвей, ни среди кустов остролиста.
- Волки? - спросил я пастуха.
- Не видал ни одного с тех пор, как рухнул старый мост, господин, - сказал он.
У собак вздыбилась шерсть на загривке. Пастух успокаивал их, пощелкивая своим языком, потом пронзительно свистнул, и одна из собак помчалась в сторону леса. Вторая заскулила, желая оказаться на свободе, но пастух прикрикнул, и она затихла.
Та собака, которая бежала, повернула в сторону деревьев. Это была сука, и она знала свое дело. Она прыгнула в покрытую снегом канаву, исчезла среди остролиста, неожиданно залаяла, потом вновь появилась, чтобы снова прыгнуть в канаву. На мгновение она остановилась, смотря на деревья, а затем снова побежала, и в это время стрела вылетела из тени леса. Пастух пронзительно засвистел, и сука помчалась обратно к нам, стрела упала за ее спиной, не причинив вреда.
- Разбойники, - сказал я.
- Или охотники на оленя, - сказал пастух.
- На моего оленя, - сказал я. Я всё ещё смотрел на деревья. С чего бы браконьерам пускать стрелу в собаку пастуха? Им бы следовало убежать. Может, правда, это были глупые браконьеры?
Мокрый снег шёл теперь сильнее, гонимый холодным восточным ветром. На мне был толстый меховой плащ, сапоги и лисья шапка, поэтому я не замечал холода, но Уиллибальд, одетый в рясу священника, дрожал, несмотря на шерстяной плащ и шляпу.
- Я должен доставить тебя обратно в дом, - сказал я. - В твоем возрасте не следует находиться на улице зимой.
- Я не ожидал дождя, - сказал Уиллибальд. Он казался несчастным.
- Будет снег к полудню, - сказал пастух.
- У тебя есть где-то рядом хижина? - спросил я его.
Он указал на север.
- Сразу за рощей, - сказал он. Он показывал на густой ряд деревьев, через которые вела тропа.
- Там есть очаг?
- Да, господин.
- Отведи нас туда, - сказал я. Я бы оставил Уиллибальда у огня, дал бы ему тёплый плащ и послушного коня, чтобы он вернулся в дом.
Мы пошли на север, и собаки снова зарычали. Я повернулся, чтобы посмотреть на юг, и вдруг на краю леса появились люди. Толпа одетых в лохмотья мужчин, которые смотрели на нас.
- Ты знаешь их? - спросил я пастуха.
- Они не местные, господин, еддера-а-дикс, - сказал он, имея в виду, что мужчин было тринадцать, - не к добру, господин.
Он перекрестился.
- Что… - начал было отец Уиллибальд.
- Спокойно, - сказал я. Обе собаки рычали. - Разбойники, - догадался я, продолжая смотреть на мужчин.
- Святого Алнота убили разбойники, - обеспокоено сказал Уиллибальд.
- Значит, не всё, что делают разбойники, плохо, - сказал я, - но эти - идиоты.
- Идиоты?
- Что напали на нас, - ответил я. - Их поймают и разорвут на части.
- Если сначала не убьют нас, - сказал Уиллибальд.
- Просто уходи! - я подтолкнул его в сторону северных деревьев, а сам коснулся рукояти своего меча, прежде чем идти за ним. Я не взял с собою Вздох Змея, свой великий воинский меч, но имел при себе меньший и легкий клинок, что я отнял у датчанина, которого убил в начале этого года в Бемфлеоте. Это был хороший меч, но в тот момент я пожалел, что Вздох Змея не был привязан у пояса. Я оглянулся. Тринадцать мужчин переходили канаву, следуя за нами. У двоих из них были луки. Остальные наверняка были вооружены топорами, ножами или копьями. Уиллибальд замедлил шаг, почти задыхаясь.
- Кто они такие? - выдохнул он.
- Бандиты? - предположил я. - Бродяги? Не знаю. Бежим.
Я подтолкнул его к деревьям, затем вынул меч из ножен и повернулся лицом к преследователям, один из которых вынул стрелу из висевшей на поясе сумки. Это убедило меня последовать за Уиллибальдом в рощу. Стрела пролетела мимо меня и скрылась в подлеске. На мне не было кольчуги, только меховой плащ, который не защищал от стрелы охотника.
- Не останавливайтесь, - крикнул я Уиллибальду, с трудом поднимаясь по тропе. Я был ранен в правое бедро в битве при Этандуне и хотя мог ходить и даже медленно бегать, я знал, что не смогу опередить людей, которые были теперь позади на расстоянии полета легкой стрелы. Я поспешил вверх по тропинке, и в это время вторая стрела ударилась об ветку и шумно полетела вниз, сквозь деревья. Все дни одинаковы, подумал я, пока не начнется что-то интересное.
Мои преследователи не могли видеть меня среди тёмных стволов и густых кустов остролиста, но догадались, что я пошёл следом за Уиллибальдом, и поэтому продолжили путь, а я тем временем притаился в густом подлеске, укрывшись за блестящими листьями остролиста и спрятав под плащом свои светлые волосы и лицо. Преследователи прошли мимо моего укрытия, даже не взглянув. Двое лучников шли впереди.
Я пропустил их далеко вперёд, затем пошёл следом. Я слышал, как они разговаривали, проходя мимо, и знал, что это саксы из Мерсии, судя по акценту. Грабители, предположил я. Через густой лес невдалеке проходила римская дорога, неработающие на хозяев мужчины часто нападали в лесу на путешественников, которые для защиты ходили большими группами.
Я дважды охотился со своими воинами на таких разбойников и думал, что убедил их обосноваться подальше от своих владений, но других догадок, кем могли быть эти мужчины, у меня не было. Волосы на моём затылке всё ещё топорщились.
Я осторожно подошёл к опушке, затем увидел мужчин, стоявших около пастушьей хижины, напоминавшей копну травы. Пастух сделал хижину из веток и обложил их дерном, оставив в центре дыру для выхода дыма.
Самого пастуха не было видно, но Уиллибальд был в плену, хотя и невредим, возможно, благодаря своему статусу священника. Его держал один человек. Остальные, должно быть, поняли, что я ещё за деревьями, потому что смотрели на скрывавшую меня рощу.
Вдруг слева от меня появились две собаки и с лаем бросились к тринадцати мужчинам. Собаки бежали быстро и грациозно, кружа вокруг группы, иногда подскакивая к мужчинам и щёлкая зубами, прежде чем отбежать. Меч был только у одного, но он плохо владел клинком, замахиваясь на собаку, когда та подбегала близко, и промахиваясь, когда она была на расстоянии вытянутой руки.
Один из двух лучников положил стрелу на тетиву. Он натянул лук, но потом вдруг упал навзничь, как от удара невидимым молотом.
Он растянулся на траве, а выпущенная им стрела улетела в небо и угодила в деревья позади меня, не причинив вреда.