Присмотрелся я к ружьям красавицы. Действительно, немецкие. Очень дорогие - "зауэр - три кольца" и "золинген". В идеальном порядке. Не ружья - мечта. Нужно быть не только отличным охотником, но и высоким ценителем оружия, чтобы знать, каким кладом обладаешь. Кинув в ларь добычу, Нина перехватила мой взгляд: не вдруг мне, охотнику, удалось отвести глаза от таких ружей.
- Что ж вы, отец, добрых гостей на морозе держите? - сдерживая гордую улыбку, сказала любимица дяди Ивана.
- Заговорились, заговорились, доченька, - как бы извиняясь, проворковал дядя Иван.
Я подумал, что оговорка отца "главная в доме после меня" значит, пожалуй, меньше, чем следовало ожидать.
И снова дядя Иван бросил вопрос "с наживкой":
- Чем бы это вас угостить? Сайгак вареный и копченый, кабанятина есть… Сало-то вы кушаете? А?
- Едим, и сало едим, - улыбнулся я. - Было бы сало.
- Вот и хорошо… Вот и хорошо… Ты уж обеспокойся, Надюша.
Нина поторопила нас:
- Идемте, идемте! Разберемся в тепле.
- Идем, идем, - глаза дяди Ивана искрились лаской при взгляде на любимицу.
Мы прошли в дом, сняли пальто, которые почти приросли к нам. Оружие, патроны и гранаты мы с Васей ещё в камышах попрятали в вещевые мешки, так что теперь выглядели вполне цивильными - гуртоправом и бухгалтером.
Едва мы вошли, самая младшенькая вдруг заплакала и за ней еще двое. Еле успокоила их мама Надя.
Вася локтем подтолкнул меня: неспроста, мол, дети плачут.
Стол, накрытый в горнице, подивил нас: сахар, свежий хлеб, мясо вареное и жареное, рыба копченая. Не помнил я такого роскошного стола - дасторкона с довоенных времен. В городах трудно было с едой, а тут - сами добытчики. Женщины и дети устроились на кухне.
Перехватив наш удивленный перегляд, дядя Иван пояснил, усаживаясь за стол и разглаживая пышную бороду:
- Мы ни в чём не нуждаемся. Каждый сентябрь к нам из конторы "Заготживсырье" чуть не обоз приезжает. Забирает нашу продукцию - шкуры, мясо, рыбу, а нам всё заказанное привозят - муку, продукты, керосин сразу на весь год.
- Диковато, наверное, год целый никого не видеть? - спросил Хабардин. Небольшого роста, он совсем потерялся за столом рядом с кряжистым хозяином и мною, долговязым.
- Диковато? Нет. А по пути, бывает, чабан заглянет, охотник… Диковато вам, городским, с непривычки. А я тут с двадцать второго года живу. Сам-то сибиряк. Отца в Омске колчаковцы расстреляли. Жил в Верном, Алма-Ате, значит. Потом сюда с Зиной перебрались.
- Да и мы не городские, - заметил Вася. - Какие ж мы горожане?
Говорить с дядей Иваном требовалось осторожно. Вон как он исподтишка "горожан" подсунул. Заметил Вася, молодец.
Ели долго, отдавая честь каждому блюду, что стояло на льняной со складками скатерти. Зарумянились сразу, у хозяина лоб незагоревший аж засветился, лица-то под бородой не видно. Ели молча, со смаком, только покряхтывали, поматывая головой от восхищения перед кулинарным искусством хозяйки.
- Вот сёдлышко сайгака с почками, - начал потчевать хозяин, когда мы немного притомились. - С перчиком, с перчиком надо… Печенка фазанья с жареным луком - ух, хороша!
- Страшно вам, поди, - тянул свою линию Вася. - Десятеро - дочери да жена, а вы один.
- Привыкли… Вон у меня собак сколько… - дядя Иван отложил вилку. - Спущу свору, они кого хошь разорвут. Волки одного лая боятся.
- А двуногие? - спросил Вася.
- А что двуногие? Оружия у нас много… И собаки… Чаю не желаете? Надя, - позвал дядя Иван жену. - Чайку бы нам…
- Где же дочери учились? - видя, что хозяин совсем не расположен говорить о "двуногих волках", я перевел разговор на безобидную тему.
- Хотели школу такую - ан… интернат, кажется, в Гуляевке открыть. Да война… Читать там, считать я их по календарю учу. Ну, писать имя свое они умеют. Сколько Нину уговаривал в город поехать… Выбралась разок, пробыла три дня… Так она всю обратную дорогу скакала, лошадь едва не загнала - к себе, домой, торопилась. С тех пор калачом туда не заманишь.
В чистой, пахнущей травами мазанке было много всяких вышивок, подзорчиков и накидок снежной белизны, и ни одной книжки, ни намека на газету. Даже настенный отрывной календарь замер на пятнадцатом декабря. А этот день минул две недели назад… По нашим подсчетам. Выходит, завтра тридцать первое. Новый год! Вот те раз! И мы, значит, про него забыли бы! Надо напомнить.
- И не тоскливо здесь дочерям вашим?
- Некогда скучать-то. Сегодня неходовой день стоял. Дичи почти не видели. Опять же ондатровые да лисьи капканы обойти надо. Рыбные снасти. То сайгака, то кабана и притащить, и разделать, и покоптить, и посолить надо. Дел на весь день. Заготживсырье нам ни задаром, ни в кредит ничего не дает. Сами знаете. Расценки же невысоки… Посудите…
"Никак не подступиться к дяде Ивану, - подумал я. - Не хочет он откровенничать. Что ж, в доме, за столом - одно, а вот, может, в тугаях, на охоте разговорится?"
Разговор у нас не клеится, я перебил хозяина:
- Нам поохотиться можно?
- Чего ж нельзя! Это дело. Вот мужская беседа, - оживился хозяин. - Только не обижайтесь, горожане, одних я вас не пущу. Кокуйская хлябь - штука коварная. Эй, Надя! Где чай? Да, не отпущу я вас одних. Тебя, - он посмотрел на Хабардина и, видно вспомнив его дотошные расспросы, ухмыльнулся. - Тебя я с Зиной пошлю. А вот тебя - с Ниной. У неё самый большой и богатый участок. Хотя и далековато. Да ты, слышь, попробуй свою ходулю оставить. Ступаешь ты на больную ногу твердо.
"Ой, хитришь, дядя Иван, - улыбнулся я про себя. - Нет ли тут подвоха какого? Да, дочерей нам с Васей на охоте будет трудно вызвать на откровенность. Чужаки мы. Они опасаться нас станут. А как сказал дядя Иван про мою ногу - "больная"?"
- На раненую, - поправил я дядю Ивана, обратив внимание и на то, что он нас "горожанами" назвал.
- Где ранило-то?
- На фронте…
- На фронте так на фронте… - как бы снова замыкаясь в себе, пробубнил хозяин.
- Вот перевяжу - посмотрю, можно ли без посоха.
- Можно, сынок, ты уж твердо ступаешь. А перевязать, оно, конечно, перевяжи. Бинтов у нас да лекарств там… - он запнулся, - в достатке.
"Ага… - снова отметил я про себя. - Едва вспомнил о бинтах, как сразу осекся. Значит - "мало"? Или - "остались ли"?"
Чай принесла Нина, и, пока она посуду со стола собирала, старик с удовольствием поведал ей о нашей просьбе и своем распределении мужчин "по номерам", как он сказал.
Нина глянула на меня своими карими глазами с лукавинкой:
- Добро, пойду с начальником.
- Какое ж я начальство?
- Не бухгалтер же у вас в начальниках ходит, - хитро ответила она.
Странен был её намек. Само собой - вся семья присматривалась к нам. Давно они поняли, а хозяин и жена его, поди, с обращения "дядя Иван" сообразили - не банду, чтоб примкнуть к ней, мы ищем. А вот кто мы? Пусть думают о нас что угодно. Нам рисковать нельзя. Вдруг бандиты появятся здесь, едва уйдем? В их руках сила, а у дяди Ивана - семья. Они смогут заставить говорить. Незнание иной раз спасает человека.
Чай, отличный в самом деле чай, мы пили в два раза досыта и до темноты. Когда в доме стали укладывать спать детей, нам постелили в красном углу на полу. Я перевязал ногу, увидел, что рваная рана почти зарубцевалась и под свежей сухой повязкой подсохнет за неделю.
Дядя Иван, осмотревший мою рану, был того же мнения.
"Внимательный человек дядя Иван, - подумал я, устраиваясь под чистой хрустящей простыню. - Всё подметил… А я, очевидно, слишком глупые для гуртоправа вопросы задавал… Потому хозяин и не поверил нам. Действительно, какой гуртоправ, глядя на зимнее пастбище, сплошь покрытое куреком - песчаной осокой, станет говорить о пастьбе коров? Я сглупил явно…"
Свои вещмешки мы поставили в головах и, понадеявшись на добрую душу хозяина, легли.
Что нам оставалось делать?
Вопросов тьма, посоветоваться бы с Васей. Но как?
Многое говорило за то, что какие-то контакты у хозяина с бандитами были… При виде нас, посторонних, дядя Иван никак не мог заставить себя расстаться с топором… Зина, вернувшись с охоты, не сразу вышла на поляну, пряталась за углом, пока отец не позвал её… Нина, едва завидев нас, приготовилась к обороне, взяв ружья наизготовку… Маленькие дети заплакали взахлеб, стоило нам войти в дом…
Похоже, наведывались к ним бандиты… Дядя Иван, под угрозами расправы и бесчестья, снабдил их всем необходимым. Но когда бандиты приходили сюда? Если до встречи хозяина и старшего лейтенанта? Тогда, не признавшись представителю власти, хозяин вряд ли откроется добровольно и нам. Придется действовать хитростью. Ну а коли после старшего лейтенанта? Вероятно, дядя Иван не имел ещё возможности сообщить куда следует, не мог оставить семью, опасался послать дочь… Похоже, не шуточными оказались угрозы!
Но мои рассуждения - пока домыслы.
В чистой постели с отвычки мы спали беспокойно.
Глубокой ночью я вышел во двор по нужде. У дальнего угла псарни стоял дядя Иван с ружьем. Я бы подошел к нему, но, приметив меня, он качнулся к стене и слился с тенью.
"Почему дядя Иван, неожиданно увидев меня, попятился в тень? - поначалу подумал я, но быстро вернулся в мазанку. - Что ж он - трус?.. Не стану торопить события. Будет ещё время расспросить - зачем он стоял дозором, коли уверяет - спокойно в округе".