По хлипкому мостику через ручей шел щуплый низкорослый саам неопределённого возраста, одетый в старенькую фуфайку и грязные брезентовые штаны, на ногах бывшего шамана красовались обыкновенные кирзовые сапоги. Ему можно было с лёгкостью дать и сорок пять лет, и все шестьдесят. Худое подвижное лицо, короткие чёрные волосы с лёгкой проседью, живые, бегающие тёмно-карие узкие глаза. Все движения вновь назначенного председателя сельсовета были резки и порывисты, словно он постоянно куда-то торопился. Капля ртути под порывами сильного ветра, одним словом…
- Здравствуй, товарищ Иван, здравствуй, дорогой начальник! - зачастил саам, усердно тряся руку старшины. - Как я рад, что ты вернулся! Кто это приехал с тобой? Наверное, по очень важным делам? Очень большие люди?
- Эти товарищи прибыли из самого Ленинграда, - важно известил Ерофеев. - Мы с тобой обязаны им во всём помогать. Сам майор Музыка так приказал!
- Сам начальник-майор? - искренне поразился бывший шаман. - Конечно, будем помогать! Ой, у них на груди - сам Сталин, как живой! Во всём поможем! Всё сделаем! В лепёшку расшибёмся!
Председателя сельсовета звали (по паспорту, как он сам зачем-то уточнил) Илья Озеров.
- Для начальников - Ильюшка! - ещё раз уточнил странный саам. - Пойдёмте в сельсовет, сейчас женщины накроют на стол поесть-попить…
В центральной комнате сельсовета вкусно и успокаивающе пахло свежей древесиной, в углу стоял обычный книжный шкаф, все полки которого были заполнены, как успел заметить Ник, трудам классиков марксизма-ленинизма. В центре комнаты располагался большой самодельный стол: два больших листа фанеры, уложенные на шесть берёзовых чурбаков. Восемь же стульев, окружающих простецкий стол, были настоящими произведениями мебельного искусства.
- Английская работа, бесспорно, - со знанием дела поцокал языком всезнающий Банкин. - Смотрите, какие изящные линии, а древесина наверняка - клён "птичий глаз"! Обивка, правда, потёрлась местами…
Все, кроме председателя Ильюшки, расселись за столом: Ник и Ерофеев по одну сторону, Банкин и Мэри - напротив.
- Илья! Товарищ Озеров! - прикрикнул старшина и извинительно зашептал Нику на ухо: - Ещё предрассудками страдает. У саамов не принято, чтобы посторонние женщины сидели с мужчинами за одним столом. Если в кругу семьи, когда все свои, тогда ещё ладно. А когда важные люди из разных родов за одним столом собираются, то женщинам там не место. Они, видите ли, "нечистые"! Илья! - Старшина уже серьёзно погрозил кулаком.
Тяжело вздохнув, сознательный саам Озеров присел на стул, поставив его у торца стола и сдвинув так, чтобы не видеть Мэри, извинительно проговорил:
- Надо немного подождать, скоро женщины всё принесут, я уже дал распоряжение. А когда поедим, тогда уже и о деле поговорим.
- Ничего страшного, - подбодрил его Ник, - мы подождём. Вы нам пока расскажите о своём житье-бытье, с удовольствием послушаем…
Илья Озеров не заставил себя просить дважды, тут же принялся безостановочно молоть языком, перескакивая с одной темы на другую. Похоже, эпистолярный жанр являлся его пламенной и непреложной страстью, хобби, так сказать…
Ник всегда считал, что чукчи и саамы - очень похожие друг на друга народы, живущие совершенно одинаково. Там тундра и море, здесь - тундра и море, там олени и песцы, здесь - олени и песцы. Но оказалось, что и отличий существует предостаточно…
Во-первых, в жизни чукчей морской промысел всегда играл определяющую роль: китовое сало и мясо моржа зимой составляли основу пищевого рациона, из шкур морских животных шили самую разнообразную одежду, ими же обтягивали каркасы яранг. Для саамов же морской промысел являлся вспомогательным и зачастую воспринимался лишь как своеобразное развлечение, примерно как для русских людей - рыбалка на удочку. Саамы на побережье били, в основном, нерпу, иногда - беломорских тюленей, а одежду предпочитали шить из холста и прочих покупных тканей, носили и готовые вещи, приобретённые за деньги в русских посёлках и деревнях.
Во-вторых, существовали отличия и в особенностях пушного промысла. Чукчи всегда добывали очень много пушного зверя, меняя потом шкурки песца, чернобурки, пыжика, полярного волка и белого медведя на всякие товары бытового назначения: ружья, патроны, кастрюли, топоры и пилы, чай и табак. Саамы же добывали пушного зверя в разы меньше, преимущественно рыжую лису, куницу, бобра, и очень редко - песца.
Для саамов главным являлось оленеводство, причём кочевали они только вблизи своих сёл и стационарных стойбищ.
В-третьих, значительно различался продовольственный рацион этих народов. Чукчи весь год питались мясом морских животных и северных оленей, употребляя рыбу в пищу нечасто, для разнообразия. И то, в основном, красную: кету, нельму, горбушу.
Саамы же ели мясо только в холодное время года: поздней осенью, зимой, очень ранней весной, всё остальное время питаясь разнообразной рыбой, лепёшками из ржаной муки, грибами и ягодами. Бывали, конечно, и исключения, когда в летнее время забивали оленя, но крайне редко.
Их приезд исключением не стал: низенькая саамка, одетая в пёстрый сарафан в виде юбки на лямках и широкую цветастую кофту, с ситцевым платком на голове, быстро заставила стол разнокалиберными тарелками и блюдами с вареной, жареной и вяленой рыбой. Посередине стола женщина разместила две деревянные бадейки с мочёной прошлогодней брусникой и морошкой, отдельно, на угол стола, положила нечто, завёрнутое в серую тряпку, от которой ощутимо пованивало.
- Агафья! Сейчас же убери! Сколько раз можно говорить! - неожиданно рассердился Ефремов. Дождавшись, когда женщина унесёт из комнаты странный свёрток, пояснил:
- Третий год уже живу в Ловозере, но к этому деликатесу так и не привык! Это, видите ли, "рыбка с душком". Берут только что пойманного сига или язя, потрошат, чуть подсаливают, заворачивают в тряпку и на сутки-другие зарывают в землю. Аромат получается - словами не передать! Желудок тут же, сам по себе, выворачивается наизнанку! Это хорошо ещё, что Агафья тряпку развернуть не успела…
- А что такого? - неожиданно обиделся Илья. - Очень даже и вкусно! Откуда ты, начальник Иван, знаешь, может, гостям и понравилось бы?
Ассортимент рыбных блюд экзотикой не поражал: куски варёной щуки, жареная крупная плотва, вяленый хариус, налим холодного копчения, озёрная форель, запеченная в тесте.
"Да, сейчас бы оленятинки! - размечтался Ник. - Как тогда, на Чукотке: жареная печень, чуть недоваренная розовая грудинка, запечённые на углях мозги…"
- А вот эта жёлтая рыба как называется? - спросил любопытный Банкин, указывая пальцем на миску, в которой истекали капельками жира янтарные куски рыбы.
- Это прошлогодний лох, - пренебрежительно махнул рукой старшина. - Я лоха не люблю, больно уж жирён, после него часто бывает изжога.
- Чилийский лох? - попробовал пошутить Ник.
Иван юмора не понял, объяснил совершенно серьёзно:
- Обычный лох, ловозёрский. Лох - это не человек вовсе, как на Большой Земле принято считать, а сёмга, зашедшая поздней осенью на нерест. Отнерестилась, но не успела вовремя уйти в море. Перезимовав в проточном озере, через которое проходит нерестовая река, такая рыба из "красной" превращается в "жёлтую", да и вкус её ухудшается. Но саамы считают, что лучше ловить лохов, чем всякую там сорную рыбу - плотву, окуня, щуку…
Ник осторожно разломил ржаную лепёшку, поднёс к носу, понюхал:
- А почему эта выпечка пахнет хвоёй?
Иван только тяжело вздохнул:
- Понимаете, лопари всегда в муку добавляли сосновую заболонь, это такой белый внутренний слой сосновой коры. Потому добавляли, что муки всегда не хватало. Сейчас с мукой всё хорошо, перебоев в снабжении не наблюдается, а всё равно - добавляют. Привычка, одно слово, никак не могу отучить…
Агафья унесла тарелки и миски с недоеденной рыбой, вернулась с небольшим кипящим самоваром в руках. Другая саамка, на голове которой вместо платка находилось странное сооружение, отдалённо напоминающее русский кокошник, принесла заварной чайник, сахарницу с белыми неровными кусками рафинада, большие эмалированные кружки и несколько очень крупных, уже очищенных от шкурок, луковиц.
Илья, смахивая с глаз частные мелкие слезинки, ловко нарезал лук на тоненькие ломтики, разложил эти ломтики по кружкам, залил до половины кипятком, немного погодя добавил заварки.
- Разбирайте кружки, дорогие гости! Угощайтесь лопарским чайком!
Напиток получился забористым: у всех на лбу выступил обильный пот, на глазах навернулись крупные слёзы, захлюпали носы. Несмотря на это, напиток получился по-настоящему вкусный, более того, ощущалось, что он ещё полезный, особенно - при лечении простудных заболеваний.
Илья Озеров отодвинул свою пустую кружку в сторону, рукавом фуфайки вытер пот со лба, достал из кармана заранее набитую табаком трубку, раскурил, спросил у Ника - нарочито небрежно:
- Так что вам у нас надо, уважаемый начальник? Куда вас надо проводить-то?
- До Сейдозера нас проводи, очень уж хочу я с одним человеком познакомиться. Его Синицей кличут, - спокойно ответил Ник, не отрывая взгляда от плоского лица председателя сельсовета.
Показалось, или действительно глаза бывшего шамана блеснули нехорошим огоньком, а лицо чуть заметно дрогнуло? Было не разобрать. Ильюшка тут же принялся изучать узоры на фанерной столешнице…
Поиграв желваками, Илья заговорил, негромко и почти равнодушно: