Когда его приказание было выполнено, Михайлов спустился в центральный пост и заиграл на своей бесшумной трубе. Он шел из отсека в отсек, а впереди него бежала, выскакивая в лодочные люки, перебегая по швартовым на стенку, стая черных портовых крыс. Их гнали иерозвуки, неслышимые, но невыносимые для живых существ.
Боцман Деточка от удивления сбил фуражку на затылок:
- Всякое видал, ваше благородие, но такую чуду - господь не привел.
- Это как в сказке Андерсена! - восхищался юнкер флота Покровский. - Помните, мальчик волшебной флейтой выгнал всех мышей из города?
Но боцман Андерсена не читал… Он насаживал на швартовы жестяные диски крысоотбойников.
Подводная лодка "Сирена" вышла в свой первый боевой поход с новым командиром. Волны захлестывали мостик, где старший лейтенант Михайлов в тщетной надежде обозревал море в бинокль.
Сигнальщикам он посулил:
- Первому, кто обнаружит неприятеля, - Георгиевский крест и от себя лично жалую сто рублей. Зрите, братцы, в оба!
Сигнальщики жаловались:
- Все глаза проглядели, ваше благородие! Хучь бы дымок где. Затаились супостаты. В море не выходят.
Михайлов спустился в центральный пост, где юнкер Покровский прижимал к ушам слуховые трубки, пытаясь уловить иерозвуки неприятельских судов.
- Ну что, Юрий? Тихо?
- Один фон идет, Николай Николаевич… Михайлов потер усталые глаза.
- А что, если мы попробуем послушать в подводном положении? Обычный звук распространяется в воде лучше и дальше, чем в воздухе. Может быть, и низкие частоты иероизлучения подчиняются тем же законам?
- Да, если учесть, что иерозвук во сто крат лучше проникает сквозь металл и, камень, чем обычные шумы, - охотно поддержал юнкер идею командира, - то чтоему водная среда?!
Михайлов крикнул в переговорную трубу:
- По местам стоять, к погружению!
Он сам задраил верхний рубочный люк, и в балластных цистернах "Сирены" взбурлила забортная вода. Теперь Михайлов и Покровский вместе сидели у "иерофона", как назвал изобретатель свой аппарат.
- Боцман, держать глубину тридцать футов! - распорядился командир. Через некоторое время командир приказал:
- Боцман, погружайся на глубину сто пятьдесят футов…
- Есть погружаться на глубину сто пятьдесят футов.
- Глубина сто пятьдесят футов… - бесстрастно доложил боцман, а сам украдкой перекрестил глубиномер и тяжело вздохнул.
Лодка шла на предельной глубине. Сквозь заклепки сочилась забортная вода. Увесистые капли звучно шлепались в мертвой тишине. Матросы подставляли под опасную капель жестянки из-под консервов.
- Есть! - радостно вскрикнул Покровский. Стрелка основного прибора "иерофона" дрогнула, отклонилась и мелко задрожала у румба "зюйд-зюйд-вест".
- Рули на всплытие! - тут же отозвался Михайлов. - Курс 190… На какой глубине открылся иерозвук? - спросил он Покровского.
- На ста пятидесяти футах!
- Запишите это в аппаратный и вахтенный журналы.
Лодка всплыла, и в перископ Михайлов увидел вражеский большой тяжело груженный пароход. Из высокой трубы валили густые клубы дыма.
- Боевая тревога! Торпедная атака!
Матросы разбежались по боевым постам, замерли у приборов и механизмов.
В Михайлове и следа не осталось от обычной благодушности чудака-ученого. Отважный до отчаянности командир вел "Сирену" в атаку.
- Первый, второй - пли! - сорвалось с губ старшего лейтенанта. В перископ хорошо было видно, как в районе спардека над пароходом взметнулся столб огня, дыма, пара, угольной пыли… К окуляру перископа поочередно прикладывались боцман Деточка, юнкер флота Покровский, матросы-рулевые… Экипаж был радостно взбудоражен первой боевой удачей.
Во время ужина в тесную кают-компанию "Сирены" постучались делегаты от команды: боцман, Покровский и торпедист Нефедов.
- Ваше благородие, - обратился к Михайлову боцман, - дозвольте вам плезир от команды сделать!
Все трое грянули в честь командира "Кудеяра-разбойника". Особенно выделялся боцманский бас:
Их было двенадцать разбойников…
"Аллах карает нас за грехи!"
Поход продолжался. В чудовищной тесноте механизмов матросы несли вахты, спали, ели. Торпедист Нефедов пел под балалайку подводницкую частушку:
Если вы утопнете
И ко дну прилипнете,
День лежите, два лежите,
А потом привыкнете!
Ранним утром 14 сентября 1915 года старший лейтенант Михайлов увидел в перископ шхуну под турецким флагом. Он тут же отдал приказ об атаке, но, приглядевшись, заметил, что парусник не подавал признаков жизни и шей по воле ветра: хлопали паруса, само по себе вращалось штурвальное колесо… Когда "Сирена" всплыла и пустила сигнальную ракету, никто не вышел на палубу.
Михайлов велел абордажной команде готовиться к высадке на судно. На высокий борт шхуны полетели "кошки" с тросами, по тросам полезли подводники. Вместе с ними перебрался на захваченное судно и старший лейтенант Михайлов. Моряки обследовали все палубы, кубрики, рубки шхуны, но нигде не обнаружили ни одной живой души. Уныло поскрипывали на качке распахнутые двери.
- Николай Николаевич, смотрите! - юнкер флота Покровский снял с плиты кофейник. - Теплый еще…
- Ума не приложу, куда они все подевались?! - растерянно пожал плечами Михайлов. - Все вещи - документы, деньги, карты - целы. Вот даже вахтенный журнал, как оставили раскрытый, так и лежит… Только тут все по-турецки… Ничего не поймешь.
- Может быть, их напугал наш перископ, - предположил Покровский, - и они ушли на шлюпках?
- Да нет же… Я обнаружил шхуну, когда на ней уже никого не было. Да и шлюпки вон висят нетронутыми…
- Чертовщина какая-то…
Прибежал боцман:
- Ваше благородие, у них тут все часы стоят - в ходовой рубке, и у капитана, и в кубрике. Все одно и тоже время показывают. Будто кто их все разом остановил!
Михайлов задумчиво покачал головой:
- Спасибо, боцман, за ценное наблюдение… Загадки дома разгадывать будем. Шхуну на буксир. Курс - на Севастополь.
В Севастополь "Сирена" входила торжественно: под гром оркестра с Приморского бульвара. Подводная лодка тянула за собой приз - трехмачтовую турецкую шхуну. Михайлов разглядывал в бинокль публику. Среди оживленной толпы мелькнуло лицо Наденьки.
Командующий флотом Черного моря адмирал Эбергард принимал командира "Сирены" в кабинете.
- Выражаю вам свое чрезвычайное удовлетворение вашим походом. Рад сообщить, что вы не только восстановлены в своих прежних правах, но и произведены в следующий чин.
Эбергард вручил Михайлову погоны капитана 2-го ранга.
- Поздравляю вас. Представьте всех отличившихся к знаку ордена Святого Георгия.
- Я бы просил, ваше высокопревосходительство, произвести юнкера флота Покровского в мичманы.
- Мы рассмотрим этот вопрос. У вас есть еще какие-либо просьбы, пожелания?
- Да, ваше высокопревосходительство. Тот аппарат, с помощью которого мы обнаружили неприятеля, нуждается в усовершенствовании. Нужны средства…
- Да, я слышал кое-что о ваших химерозвуках.
- Иерозвуках, ваше высокопревосходительство! - поправил его Михайлов.
Эбергард нахмурился.
- Сейчас война и надобно воевать. Прожекты отложим до победы.
На Приморском бульваре Надежда Георгиевна подвела к Михайлову миловидную девушку:
- Это Оленька Зимогорова… Наша бывшая спящая красавица… Дмитрий Николаевич сумел разбудить ее с помощью вашей "иерихонской трубы".
- Я вам очень признательна!.. - смущенно произнесла девушка.
- Ну что ж, знакомство за знакомство! - улыбнулся Михайлов. - Юрий Александрович!
Он сделал знак молодому стройному мичману в белом кителе. Покровский поклонился дамам.
- Рекомендую, - не без гордости представил его Михайлов, - мой боевой товарищ Юрий Александрович Покровский, Человек всесторонне одаренный: замечательный художник и еще более способный физик, я боюсь быть пророком, но его ждет оч-чень большое будущее.
Покровский галантно предложил Оленьке руку, и они спустились вниз к самому морю. Надежда Георгиевна с Михайловым остановились у балюстрады с видом на Константиновскую батарею.
- Я работаю в клинике Дмитрия Николаевича, - сказала она, провожая глазами Оленьку с мичманом. - Мы сумели пробудить от летаргического сна четырех из шестерых. И все это с помощью вашего изобретения… Дмитрий Николаевич говорит, что вам нужно срочно оформить патент.
- Да, да, - рассеяшю соглашался Михайлов. - Вот окончится война, и я непременно этим займусь… Ах, как жаль, что я не кончал университета. Не хватает теоретических познаний. Я жалкий практик, натолкнувшийся на интереснейшее явление и не умеющий описать его языком науки. Великое счастье, что рядом со мной Покровский. Он великолепный аналитик.
Пальцы Михайлова сжали плечо молодой женщины.
- Надежда Георгиевна… Я глубоко виноват перед вами… Я постучался в ваше сердце и давно должен был отвести вас к венцу… Но что я могу предложить вам, кроме черного наряда вдовы? Подводники - это разновидность смертников. Мы заложники моря. "Сирена" завтра снова уходит в поход… Кстати, как там наш подкидыш?
- Мальчуган очень хорош. Дмитрий Николаевич нашел ему кормилицу.
Михайлов нервно потеребил бородку…
- Не знаю, как вы к этому отнесетесь… Но я решил записать Павла на свое имя.
- Это весьма благородно с вашей стороны.
- Не переоценивайте моего благородства. Я просто хочу, чтобы у моих бумаг, чертежей, расчетов был наследник, продолжатель моего дела. Я тороплюсь, ибо жизнь подводника во сто крат более бренна, чем у любого из смертных…