И вот по прошествии месяцев Рикардо Блюм, гражданин республики Аргентина (в прошлом - немецкий банкир, пострадавший от нацистов, поскольку мать была на восьмую часть еврейкой), лежит на низкой тахте, наблюдает за тем, как солнечные лучи, порезанные тонкими жалюзи, медленно поднимаются по беленым стенам, и думает о том, что, видимо, его время вот-вот наступит.
У него есть основания так думать, он никогда не выдает желаемое за действительное, именно поэтому он теперь живет здесь, а не гниет в камерах нюрнбергской тюрьмы.
Штирлиц - II (Мадрид, октябрь сорок шестого)
- Прямо, пожалуйста, - сказал американец, - тут недалеко.
- Сколько я слышал, неплохо кормят в "Эмператрис", - заметил Штирлиц. - Это здесь рядом, направо.
- Я верю только в ту кухню, которую знаю... Пошли, пошли, не бойтесь.
- Погодите, - сказал Штирлиц. - Красный свет. Оштрафуют.
Пешеходов не было, машин тоже, время трафико кончилось, однако светофор уперся в улицу своим тупым и разъяренным красным глазом, не моргая, стой, и все тут.
- Наверное, сломался, - сказал американец.
- Надо ждать.
- Ну их к черту, пошли.
- Оштрафуют, - повторил Штирлиц. - Я их знаю...
- Нас не оштрафуют, - ответил американец и пошел через дорогу.
Сразу же раздался свисток полицейского; он был не молод уже, этот капрал, учтив и немногословен; штраф на месте взять отказался, потребовал документы, забрал шоферские права американца и ватиканское удостоверение Штирлица, сказал адрес участка, куда надо прийти для разбирательства факта нарушения правил движения, и, отойдя к тротуару, сел в машину без опознавательных знаков полиции, - ясное дело, таился, караулил нарушителей.
- Сволочи, - сказал американец, - маскируется. Не беспокойтесь, я уплачу за вас штраф.
- Ну-ну, - усмехнулся Штирлиц. - Валяйте.
- Поскорее идти никак не можете?
- Очень спешите?
- Не то чтобы очень, но...
"Но почему они подкрались ко мне именно сегодня? - подумал Штирлиц. - Чего они так долго ждали? Смысл? Отчего это приурочено к тем дням, когда кончается Нюрнбергский процесс? Мир ждет приговора; но ведь здесь, в Испании, убеждены, что многих подсудимых оправдают, только кому-нибудь для острастки дадут тюрьму... Я-то в это не верю, в Нюрнберге некого оправдывать, там судят самых страшных преступников, самые ужасные организации, которые когда-либо существовали в мире... Естественно, фалангисты Франко не могут не мечтать об оправдательном вердикте, в конечном счете там, в Нюрнберге, судят их тоже... Но ведь дыма без огня не бывает? Нельзя же выдавать желаемое за действительное? Можно, увы, можно, - возразил себе Штирлиц. - Но я не верю в то, что хоть кто-либо из сотрудников Гитлера избежит смерти... Там судят банду... Здесь кричат, что обвиняемый Ялмар Шахт был президентом Рейхсбанка и не подписывал приказы на расстрелы... А кто давал деньги Гиммлеру на создание гестапо? Он! Кто давал золото Герингу на создание армии и люфтваффе? Шахт, кто же еще! "Франц фон Папен был послом!" Да?! А кем он был до того, как стал послом Гитлера? Канцлером! И передал власть ефрейтору. Папен знал, что такое фюрер, он был прекрасно знаком с его программой, он понимал, что делал, когда короновал Гитлера "национальным лидером" , создателем "Великой Римской империи германской нации"... Я не верю, я просто не имею права верить в то, что гитлеровцев - хотя бы одного - оправдают в Нюрнберге. Если это случится, значит, я - обречен, я - заложник здесь, никогда мне отсюда не выбраться".
Штирлиц похлопал себя по карманам; сигарет не было.
- Хотите курить? - поинтересовался американец. - Зря, на улице это рискованно, прямая дорога к раку, никотин въедается в легкие вместе с кислородом, это - навечно, подумайте о своем здоровье...
- Спасибо за совет.
- Не верите?
- Как же я могу не верить, если вы повторили мои слова?
Ты не имеешь права, сказал себе Штирлиц, думать : "мне отсюда не выбраться"... Человек, допускающий в самом начале дела возможность неудачи, обречен на проигрыш... А у меня не дело, а жизнь ... Если я не смогу вырваться отсюда, я кончусь, нервов не хватит, сорвусь... Это я вправе себе сказать и обязан услышать, потому что это правда... Я на пределе, я это знаю, и закрывать на это глаза и уши - значит, обманывать себя, а такого рода намеренный обман чреват катастрофой... Я обязан отсюда вырваться, я вырвусь отсюда, иного просто быть не может... Не имеет права быть, поправил он себя, я по-прежнему в схватке, и я не вправе ее проиграть, это будет слишком уж несправедливо... А сожжение Джордано Бруно было справедливым? - спросил он себя и снова пожалел, что в карманах нет сигарет; это очень плохо, когда тебе приходится идти в неизвестность, не понимая, что тебя ждет (хорошее, во всяком случае, не грозит), и не иметь с собою пачку крепких "Дукадос"...
Протокол допроса бывшего СС бригаденфюрера Вальтера Шелленберга - I (осень сорок пятого)
Вопрос. - Расскажите о ваших заграничных командировках, начиная с тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Кто сопровождал вас? Имена, фамилии, звания сотрудников? Задачи, которые вы им вменяли?
Ответ. - Задачи им вменял Гейдрих. Я тогда еще не был шефом шестого управления, я сам был вынужден выполнять те приказы Гейдриха, которые не противоречили моему пониманию чести и достоинства немца.
Вопрос. - Вы когда-либо отказывались повиноваться Гейдриху?
Ответ. - По вполне понятным причинам я не мог этого сделать. Я, однако, предпринимал свои шаги, чтобы свести на нет его задания... Я помню, в тридцать девятом году...
Вопрос. - Вы отклоняетесь от заданного вам вопроса.
Ответ. - Одиннадцатого марта тридцать восьмого года, в день аншлюса, я получил приказ Гиммлера вылететь вместе с ним в Остмарк...
Вопрос. - Куда?
Ответ. - Остмарк. Так после аншлюса называлась Австрия. Мы летели в большом транспортном самолете. Гиммлер сидел, прислонившись к двери, говорил о будущем этой страны, потом перешел на его любимую тему о скандинавских рунах; я обратил внимание на какой-то посторонний назойливый шум и заметил, что блокиратор, запирающий дверь, открылся. В любую минуту Гиммлер мог вывалиться... Я схватил его за лацканы, рванул на себя, он гневно закричал что-то, и я увидел на его лице испуг... Я объяснил ему, в чем дело... С тех пор он был всегда очень добр ко мне... Именно этим объясняется то, что он доверял мне, хотя я позволял себе ему возражать. Он не терпел этого ни от кого, только от меня...
Вопрос. - Вы когда-нибудь возражали ему письменно?
Ответ. - В тех условиях это было невозможно. Возражение руководителю было исключено в системе рейха.
Вопрос. - Чем вы занимались в Австрии?
Ответ. - Я захватил архивы австрийской секретной службы. Поскольку ее шеф полковник Ронге изъявил желание работать на нас, операция прошла быстро и организованно. Сколько-нибудь интересных документов я у него не нашел, кроме разве материалов, связанных с дешифрованием кодов ряда иностранных посольств. Затем Гиммлер поручил мне организовать меры безопасности в связи с приездом в Вену Гитлера. Должен сказать со всей честностью, что я никогда не видал такого энтузиазма толпы, приветствовавшей фюрера.
Вопрос. - Скольких людей вы посадили перед этим в тюрьмы?
Ответ. - Этим занимались Кальтенбруннер и Мюллер. Я был всегда связан с внешнеполитическими вопросами.
Вопрос. - Но в момент проезда Гитлера по городу за его безопасность отвечали вы, а не Кальтенбруннер или Мюллер. По вашему приказу были арестованы три человека - на мосту через Дунай, к которому подъезжал кортеж Гитлера.
Ответ. - У вас неверная информация. Я никогда не давал приказов на чей-либо арест. Я находился в центральном бюро полиции, где по карте отмечалось - метр за метром - следование кортежа... Информацию мы получали ежеминутно от постов слежения, расположенных по улицам, выбранным для проезда Гитлера. За двадцать минут перед тем, как фюрер должен был оказаться на мосту, я получил сообщение, что австрийские СС арестовали три подозрительные личности, которые, как предполагалось, должны были взорвать мост, заминированный этой ночью... Так что их арест был осуществлен не по моему приказу... Я знал, что фюрер не любит, когда меняются маршруты его проездов, это бы поставило меня в крайне невыгодное положение, поэтому я отправился на мост, успел просмотреть, нет ли где бикфордова шнура, убедился, что опоры не минированы, но на всякий случай проехал в десяти метрах перед машиной Гитлера. После этого я вернулся в центральное полицейское бюро...
Вопрос. - Какова судьба трех арестованных австрийцев?
Ответ. - Той же ночью прилетел Мюллер. Он занимался подобного рода делами. Он, не я.
Вопрос. - К тем людям были применены пытки?
Ответ. - Повторяю, я никогда не вникал в суть работы Мюллера.
Вопрос. - Но вы допускаете возможность применения пыток?
Ответ. - Мюллер - садист... Он мог применять пытки, хотя они были запрещены уставом министерства внутренних дел.
Вопрос. - А уставом гестапо?
Ответ. - Тоже.
Вопрос. - Как долго вы работали в Вене?