С этими словами он поднялся и, сняв с себя плащ, покрыл им мои плечи. Вместе мы вышли из пыточного зала. Я старался не хромать, разминая на ходу затекшие ноги. При виде моего побитого лица служанки прятали глаза.
Раймон шел передо мной, не оборачиваясь. Если бы было нужно, я мог бы убить его сотню раз. Но я не собирался этого делать. Сбылась заветная мечта. Я на службе, оправдан и обелен. Черный Лис умер, Анри Горгулья будет жить. Прощай, ночные вылазки, одноразовые заработки. Прощай, густые леса и беспрестанная опасность. Теперь я смогу жить, как все люди, завести домишко, подкопить деньжат, жениться, наплодить кучу детишек и разобраться, наконец, с семьей, вышвырнувшей меня из своей жизни. Аллилуйя!
Мы остановились около изукрашенной деревянными цветами двери. Раймон постучал и, когда служанка открыла дверь, вошел, велев нам следовать за ним. Посреди небольшой залы за вышиванием сидела дама. Рядом с ней на полу играл в деревянных рыцарей мальчишка.
Дама приветливо улыбнулась нам, сказала пару слов Раймону, избегая смотреть на мою побитую физиономию, в то время как ребенок вдруг вскочил со своего места и, издав боевой клич, бросился ко мне.
– Папа, папа! Это же тот самый рыцарь, который спас нас с матушкой от грабителей! Мама – подтверди!
Графиня наконец взглянула на меня, и в глазах ее заблестели благодарные слезы.
– Да, сын мой, вы совершенно правы! Это тот самый молодой человек, совершивший беспримерный подвиг и скромно удалившийся, не дождавшись благодарности и не назвавший даже своего имени. Сам подвиг и последующее поведение, по истине, достойно древних.
– Забавно, мой друг, – Раймон подхватил на руки пацана, целуя его в щеку, – оказывается, еще до того как поступить ко мне на службу в качестве телохранителя, вы уже отличились тем, что спасли жизни моих близких. Такое не забывается! Сходите к казначею, скажите, чтобы дал вам сотню золотых, и примите мою личную благодарность.
Так я стал телохранителем Раймона Пятого и его юного сына, Романе, которого после будут называть Раймоном Шестым.
Старые счеты
Моя жизнь в Тулузском замке протекала спокойно и мирно – по сравнению со школьными годами уж точно! При дворе Раймона Пятого было полно музыкантов и трубадуров, то и дело устраивались рыцарские и поэтические турниры, охоты и конные прогулки, часто двор со всей помпой – каретами, слугами и музыкантами – отправлялся куда-нибудь в живописные места. Иногда знать пускалась в буйные пиршества или все неслись на турниры и празднества в окрестные замки или города.
Я даже сумел отпроситься на пару месяцев для того, чтобы познакомиться, наконец, со своей семьей.
Мои благородные родители были еще живы, но, о горе, вступили в секту еретиков катар! Оставив старшему сыну, моему брату, замок и половину земель, они жили теперь среди "добрых людей", которые, благодаря этой полоумной парочке – моим родителям, оторвали от семейного пирога несколько нехилых деревень.
Община произвела на меня удручающее впечатление. Моя мать вышла мне навстречу, одетая в черную хламиду. Распущенные волосы доходили ей до колен. В этом нелепом виде она была похожа на престарелую русалку. Отец был безбородым и тоже длинноволосым, его голову венчала тиара. Так же как и матушка, он был одет во все черное. В первый и последний раз я видел человека, обрекшего меня на верную гибель.
Какое-то время мы молчали.
– Я ваш седьмой сын, – наконец выдавил я.
– Ты сын божий, впрочем, так же как и мы, – с поистине королевским достоинством ответствовал отец.
– Я тот самый ребенок, которого вы приказали утопить в колодце! – Гнев выжигал слезы, руки тряслись. Я смотрел в безмятежное лицо моего погубителя-отца, испытывая жгучее желание рубануть по нему мечом.
– Ни я, ни кто другой не может обречь другого человека на смерть. Все мы в руках Господа, – загнусил отец.
– И Господь любит тебя! – вторила ему мать. Взявшись за руки, они пропели короткую молитву, переглядываясь и улыбаясь, словно молодожены.
– Отчего вы носите черные одежды? – непонятно зачем спросил я. Гнева уже не было. В душе воцарилась пустота.
– Это траур по нашей жизни, по тому аду, который каждый из нас встречает на этой земле. По тому, что ожидает этот пропащий край и всю землю, – серьезно ответил отец. – Это траур по тебе, мой мальчик, по человеку, забывшему, кто он такой и откуда. По человеку, который и не человек вовсе, а небесный ангел, который...
Я развернулся и вышел вон. Отец еще долго бежал за моим конем, путаясь в своих черных одеждах.
– Мир не таков, каким его привык видеть ты! Совсем не таков, – кричал он. – Мы все жили когда-то в Раю, но потом нечистый заманил нас на землю и лишил памяти. Вспомни, сын мой, райские кущи, вспомни свой настоящий дом и своего настоящего отца, которого ты утратил. В Евангелии сказано: Бог есть Любовь. Открой свое сердце любви...
– Прочь! – Я пришпорил коня и не оглядывался, пока не умчался из этого проклятого места.
Своего брата я нашел в нашем фамильном замке. Представляясь ему, я сжимал рукоятку меча. За поясом я припрятал несколько легких, но беспощадно разящих ножей.
Пьер был старше меня на два года, его волосы были так же черны, как и мои. Кроме того, он был всего на полголовы ниже меня, и почти так же, как я, широк в плечах. Если бы ни мои слова и письмо, написанное Мишелем де Савером, ему было бы достаточно подойти вместе со мной к металлическому зеркалу, висящему тут же в зале, и убедиться в несомненном нашем с ним сходстве.
– Мне все равно, кто ты – законный сын моих родителей или ублюдок, которого родила моя мать, спутавшись с сокольничим или лучником. Если отец велел убить тебя – на то был повод. Но даже если ты и законный сын моих родителей и подлинный Лордат, ты не получишь ничего. Замок почти разорен, за последнее время милостью наших родителей мы лишились доброй половины своих земель. Кроме того, я старший сын, и даже если тебя и признают по суду, ты все равно не можешь рассчитывать ни на что из того, что по закону имею я. Иди и найди себе службу или женись на богатой вдовушке. По праву нынешнего главы рода я готов благословить тебя на любое из этих славных дел. Но это – все.
Мысленно я поклялся отомстить заносчивому братцу. И как это часто бывает, подходящий случай не заставил себя долго ждать. Заливая свою обиду в деревенском трактире, я вызнал, что Пьер помолвлен с дочерью богатого барона, которую он видел лишь раз, когда им обоим было лет по десять. Свадьба должна была состояться через три месяца, как раз после сбора налогов.
Я решил опередить братца и нанес визит его нареченной. Шестнадцатилетняя баронесса была белотела и светловолоса. Ее голубые, поистине небесные глаза излучали дивный свет, а звуки голоса заставляли забыть все печали. Я представился ей именем брата, сказав, что специально приехал к ней раньше срока, для того чтобы убедиться в ее добрых ко мне чувствах и расположить к любви.
– Я не хотел бы, чтобы наш союз был лишь торговой сделкой. Я мечтаю видеть в своей жене не просто женщину, которая подарит мне сыновей и с которой я продолжу род баронов Лордат. Я хочу найти в ней неземную любовь, любовь до гроба, любовь, побеждающую смерть.
В школе господина де Савера мы обучались не только владению оружием, но и трубадурскому искусству. Кроме того, мне было восемнадцать лет, я был очень высоким и стройным, у меня были черные шелковистые волосы ниже плеч, я был одет в ладно скроенное платье, которое приобрел на деньги хозяина. Словом, я быстро добился взаимности. Мы встречались с ней в ночной тиши великолепного сада, где в беседках предавались любовным утехам.
Ко дню, когда должен был прибыть мой ненавистный братик, она призналась мне, что беременна.
Зная от своих слуг, что Пьер со свитой остановился в дне пути от Лурда, где находился замок прекрасной Амалии, я отлучился от нее и, напав на брата, скрестил с ним мечи. Тяжело раненного Пьера я бросил в канаву и затем вернулся в баронский замок, где сразил свою даму неожиданным признанием.
– Да, я не Пьер Лордат. Я Анри Лордат – его младший брат. Я убил твоего жениха, потому что я люблю тебя.
Услышав это, прекрасная Амалия сначала залилась слезами, а потом велела мне доподлинно объяснить, где я бросил тело Пьера, и, собрав слуг и надев теплую накидку, отправилась на поиски. Мне пришлось ехать с ней, чтобы показывать дорогу. За все это время мы не проронили ни единого слова.
Найдя брата, я понял, что он, к моему удивлению, еще жив. Амалия велела своему лекарю осмотреть Пьера, после чего, когда его уложили в карету, она подошла ко мне и тихо, но властно велела убираться прочь.
– Я полюбила вас, сеньор, чистой любовью. Теперь же моего ребенка отдадут на воспитание чужим людям, а я сама от позора должна буду закрыться в монастыре, где и проведу оставшиеся мне годы. Молите Бога, чтобы ваш брат выжил и чтобы душу вашу не испоганила печать Каина. Я тоже буду молиться за вас. Прощайте.
Потерянный и убитый, я вдруг понял, что люблю эту женщину. Я просил ее бежать вместе со мной в Тулузу, где добрейший граф Раймон, без сомнения, благословит наш союз. Но она осталась непреклонной. Пьера положили в карету, и вскоре процессия скрылась за поворотом дороги.
Я снова остался один.
Потом, через пару лет, я узнал, что Пьер не отказался от спасшей его Амалии и моей дочери. К слову, после нанесенного мною ранения он уже не мог иметь собственных детей. Таким образом, моя девочка сделалась законной наследницей Лордатов. Ценой, которую я заплатил за это, было данное мною честное слово не искать встреч ни с Амалией, ни с дочерью, и до самой смерти Пьера и его жены не открывать девочке правды.