* * *
Две очень старые оливы серебрились под пригорком, осеняя небольшой дом со слепящими белизной стенами. Он казался совсем низким под кипарисами гигантской высоты. Македонцы поднялись по короткой лестнице в миниатюрный сад, где цвели только розы, и увидели на голубом наддверии входа обычные три буквы, тщательно написанные пурпурной краской: омега, кси, эпсилон и ниже - слово "кохлион" (спиральная раковина). Но, в отличие от домов других гетер, имени Таис не было над входом, как не было и обычного ароматного сумрака в передней комнате. Широко распахнутые ставни открывали вид на массу белых домов Керамика, а вдали из-за Акрополя высилась подобная женской груди гора Ликабетт, покрытая темным густым лесом - недавним обиталищем волков. Как желтый поток в темном ущелье кипарисов, сбегала вниз к афинской гавани, огибая холм, Пирейская дорога.
Таис приветливо встретила дружную четверку. Неарх - очень стройный, среднего для эллина и критянина роста, казался небольшим и хрупким перед двумя македонцами и гигантским Гефестионом.
Гости осторожно уселись на хрупкие кресла с ножками, воспроизводившими длинные рога критских быков. Огромный Гефестион предпочел массивный табурет, а молчаливый Неарх - скамью с изголовником.
Таис сидела рядом с подругой - тонкой, смуглой, как египтянка, Наннион. Тончайший ионийский хитон Наннион прикрыла синим, вышитым золотом химатионом с обычным бордюром из крючковидных стилизованных волн по нижнему краю. По восточной моде химатион гетеры был наброшен на ее правое плечо и через спину подхвачен пряжкой на левом боку.
Таис была одета розовой, прозрачной, доставленной из Персии или Индии тканью хитона, собранного в мягкие складки и зашпиленного на плечах пятью серебряными булавками. Серый химатион с каймой из синих нарциссов окутывал ее от пояса до щиколоток маленьких ног, обутых в сандалии с узкими посеребренными ремешками. В отличие от Наннион, ни рот, ни глаза Таис не были накрашены. Лицо, не боявшееся загара, не носило и следов пудры.
Она с интересом слушала Александра, время от времени возражая или соглашаясь. Птолемей, слегка ревнуя, впервые видел своего друга-царевича столь увлеченным.
Гефестион ловко овладел тонкими руками Наннион, обучая ее халкидикской игре пальцев - три и пять. Птолемей, глядя на Таис, не мог сосредоточиться на разговоре. Он раза два нетерпеливо передернул плечами. Заметившая это Таис улыбнулась, устремляя на него сузившиеся смешливые глаза.
- Она сейчас придет, не томись, морской человек.
- Кто? - буркнул Птолемей.
- Богиня, светловолосая и светлоокая, такая, о которой ты мечтал на берегу у Халипедона.
Птолемей собрался возразить, но тут в комнату ворвалась высокая девушка в красно-золотом химатионе, принося с собой запах солнечного ветра и магнолии. Она двигалась с особой стремительностью, которую утонченные любители могли назвать чересчур сильной в сравнении со змеиными движениями египетских и азиатских артисток. Мужчины дружно приветствовали ее. К общему удивлению, невозмутимый Неарх покинул свою скамью в теневом углу комнаты.
- Эгесихора, спартанка, моя лучшая подруга, - коротко объявила Таис, метнув косой взгляд на Птолемея.
- Эгесихора, песня в пути, - задумчиво сказал Александр, - вот случай, когда лаконское произношение красивее аттического.
- А мы не считаем аттический говор очень красивым, - сказала спартанка, - они придыхают в начале слова, как азиаты, мы же говорим открыто.
- И сами открытые и прекрасные, - воскликнул Неарх.
Александр, Птолемей и Гефестион переглянулись.
- Я понимаю имя подруги как "ведущая танец", - сказала Таис, - оно лучше соответствует лакедемонянке.
- Я больше люблю песню, чем танец! - сказал Александр.
- Тогда ты не будешь счастлив с нами, женщинами, - ответила Таис, и македонский царевич нахмурился.
- Странная дружба спартанки и афинянки, - сказал он. - Спартанцы считают афинянок безмозглыми куклами, полурабынями, запертыми в домах, как на Востоке, без всякого понимания дел мужа. Афинянки же называют лакедемонянок похотливыми женами легкого поведения, плодящими тупых воинов.
- И оба мнения совершенно ошибочны, - засмеялась Таис.
Эгесихора молча улыбалась, в самом деле похожая на богиню. Широкая грудь, разворот прямых плеч и очень прямая посадка крепкой головы придавали ей осанку коры Эрехтейона, когда она становилась серьезной. Но брызжущее веселостью и молодым задором лицо ее быстро менялось.
К удивлению Таис, не Птолемей, а Неарх был сражен лаконской красавицей.
Необыкновенно простую еду подала рабыня. Чаши для вина и воды, изукрашенные извилинами черных и белых полос, напоминали ценившуюся дороже золота древнюю посуду Крита.
- Разве афиняне едят как тессалийцы? - спросил Неарх, слегка плеснув из своей чаши богам и поднося ее Эгесихоре.
- Я афинянка только наполовину, - ответила Таис, - моя мать была этео - критянкой древнего рода, бежавшей от пиратов на остров Теру под покровительство Спарты. Там в Эмборионе она встретилась с отцом и родилась я, но…
- Эпигамии не было между родителями и брак был недействительным, - докончил Неарх, - вот почему у тебя столь древнее имя.
- И я не стала "быков приносящей" невестой, а попала в школу гетер храма Афродиты Коринфской.
- И сделалась славой Афин! - вскричал Птолемей, выпивая свою чашу.
- А Эгесихора? - спросил Неарх.
- Я старше Таис. История моей жизни прошла следом змеи - не для каждого любопытного, - презрительно сказала спартанка.
- Теперь я знаю, почему ты какая-то особенная, - сказал Птолемей, - по образу настоящая дочь Крита!
Неарх коротко и недобро засмеялся.
- Что ты знаешь о Крите, македонец? Крит - гнездовье пиратов, пришельцев со всех концов Эллады, Ионии, Сицилии и Финикии. Сброд разрушил и вытоптал страну, уничтожил древнюю славу детей Миноса.
- Говоря о Крите, я имел в сердце именно великолепный народ - морских владык, - давно ушедший в царство теней.
- И ты прав, Неарх, сказав, что перед нами тессалийская еда, - вмешался Александр, - если верно то, что критяне - родичи тессалийцев, а те - пеласгов, как писал Геродот.
- Но критяне - повелители моря, а тессалийцы - конный народ, - возразил Неарх.
- Но не кочевой, они - кормящие коней земледельцы, - вдруг сказала Таис, - поэты издавна воспевали "холмную Фтию Эллады, славную жен красотою"…
- И гремящими от конского бега равнинами, - добавил Александр.
- Потомки повелителей моря, по-моему, - спартанцы. - Неарх бросил взгляд на Эгесихору.
- Только по законам, Неарх. Взгляни на золотые волосы Эгесихоры - где тут Крит?
- Что касается моря, то я видел критянку, купавшуюся и бурю, когда ни одна другая женщина не посмела бы, - сказал Птолемей.
- А кто видел Таис верхом на лошади, тот видел амазонку, - сказала Эгесихора.
- Поэт Алкман, спартанец, сравнивал лаконских девушек с энтийскими лошадьми, - рассмеялся Гефестион, уже вливший в себя немало вкусного черно-синего вина.
- Тот, кто воспевает их красоту, когда они идут с танцами и пением приносить жертву богине, нагие, с распущенными волосами, подобными густым гривам золотисто-рыжих пафлагонских кобыл, - ответила Эгесихора.
- Вы обе много знаете! - воскликнул Александр.
- Их профессия - они продают не только Эрос, но и знания, воспитанность, искусство и красоту чувств, - сказал с видом знатока Гефестион. - Знаете ли вы, - поддразнил он, - что такое гетера высшего круга в самом высоком городе искусств и поэзии во всей ойкумене? Образованнейшая из образованных, искуснейшая танцовщица, чтица, вдохновительница художников и поэтов, с неотразимым обаянием женственной прелести… вот что такое Эгесихора!
- А Таис? - прервал Птолемей.
- В семнадцать лет она - знаменитость. В Афинах это выше многих великих титулов полководцев, владык и философов окрестных стран. И нельзя стать ею, если не одарят боги вещим сердцем, кому с детства открыты чувства и сущность людей, тонкие ощущения и знание истинной красоты гораздо более глубокое, чем у большинства людей…
- Ты говоришь о ней как о богине, - сказал Неарх, недовольный тем, что Гефестион расценил спартанку ниже Таис, - смотри, она сама себя не чувствует такой…
- Это и есть верный признак душевной высоты, - вдруг сказал Александр и задумался: "Длинные гривы…" Слова спартанки пробудили тоску о черном белолобом Букефале. - Здесь афиняне режут гривы своим лошадям, чтобы она торчала щеткой, как на шлеме.
- Для того, чтобы лошади не соперничали с афинянками, среди которых мало густоволосых, - пошутила Эгесихора.
- Тебе хорошо говорить, - вдруг вмешалась молчавшая до сих пор Наннион, - когда волосы спартанок вошли в поговорку, так же как их свобода.
- Если сорок поколений твоих предков ходили бы голобедрыми в полотняных пеплосах и хитонах круглый год, тогда и у тебя были бы волосы не хуже.
- Почему вас зовут файномерис - показывающими бедра? - удивился Птолемей.
- Покажи им, как должна быть одета спартанка по законам своей страны, - сказала Таис, - твой старый пеплос висит у меня в опистоцелле с той поры, когда мы разыгрывали сцену из Кадмийских преданий.
Эгесихора молча удалилась внутрь дома.
Неарх следил за ней, пока она не скрылась за занавесью, и отстранился от тяжелой руки Птолемея, легшей ему на плечи.
- "Много странных даров посылает судьба", - пропел насмешник Гефестион, подмигивая Птолемею. Он обнял застенчивую Наннион, шепча ей что-то. Гетера зарделась, послушно подставив губы для поцелуя. Птолемей сделал попытку обнять Таис, подсев к ней, едва Александр отошел от нее к столу.