- Что ж, я не могу сказать, что ты ошибаешься, ты и сам это отлично понимаешь. Гомера знают повсюду, и всем известно, что его знают повсюду. Когда человек лишь только учится читать, если он вообще этому учится, что он первым делом изучает? "Илиаду", конечно. И даже те, кто не умеет читать, знают истории, которые пел поэт.
- Спасибо. - Менедем изобразил поклон, не выпуская рулевых весел. - Ты только что сам привел доказательства в мою пользу.
- Нет, клянусь египетской собакой, - покачал головой Соклей. - Истина и то, что люди считают истинным, - не всегда одно и то же. Если бы мы думали, что наше судно плывет на юг, разве мы оказались бы в Александрии? Или все-таки продолжали бы приближаться к Кавну, несмотря на то что убеждены совсем в ином?
Настала очередь Менедема вздрогнуть. Спустя мгновение он указал вправо.
- Вон рыбак, который придерживается о нас ошибочного мнения. Мы на галере, поэтому он думает, что мы пираты, и гребет прочь изо всех сил.
Соклей помахал пальцем перед носом собеседника.
- О нет, почтеннейший, не выйдет! Ты не уклонишься таким образом от продолжения дискуссии.
Соклей был (и порой это раздражало) не только честным, но и упрямым.
- Люди могут верить во что-то, потому что это правда, но вещи не становятся правдой оттого, что люди в них верят.
Менедем поразмыслил над его словами. Дельфин выпрыгнул из воды рядом с "Афродитой", потом снова плюхнулся в море. Он был красив, но разве мог Менедем указать на него и заявить, что это бесспорная истина? Наконец он проговорил:
- Неудивительно, что Сократа заставили выпить цикуту. Это, по крайней мере, придало дискуссии иное направление.
* * *
Поскольку ветер дул прямо в лоб, команде "Афродиты" пришлось грести весь путь до Кавна. Акатос достиг города уже под вечер, и, когда судно приблизилось к пристани, проскользнув мимо молов, которые прикрывали вход в гавань, Соклей рассеянно сказал:
- Сегодня, наверное, уже слишком поздно - "мы не вернемся к делам".
Стоило ему обронить эти слова, как он понял, что процитировал "Одиссею", и разозлился на самого себя. "Вот еще одна фраза из Гомера", - подумал Соклей с досадой.
С тех пор как они повздорили из-за Сократа, Соклей, насколько позволяла теснота на торговой галере, держался подальше от Менедема. У них уже и раньше случались такие споры; Соклей подозревал - нет, был уверен, - что двоюродный брат завел дискуссию на эту тему только для того, чтобы его взбесить. Беда была в том, что Менедему это удалось.
Менедем ответил так, будто все это время не замечал, что Соклей его избегает:
- Ты прав, нам не повезло. Но, я надеюсь, проксен Родоса найдет в своем доме комнату, чтобы приютить нас на ночь.
- И я тоже на это надеюсь. - Соклей принял молчаливое предложение перемирия.
Его двоюродный брат налег на одно рулевое весло и подал назад другое, направляя "Афродиту" к месту у причала. Колотушка и бронзовый квадрат Диоклея принудили людей на веслах сделать пару быстрых гребков. Потом келевст крикнул:
- Греби назад!
Три или четыре таких гребка погасили движение судна и заставили его встать у причала.
- Хорошая работа, как всегда, - похвалил Соклей.
- Спасибо, молодой господин, - ответил Диоклей.
Будучи тойкархом, Соклей имел ранг выше келевста, и к тому же он являлся сыном одного из владельцев "Афродиты". Но Соклею никогда было не стать таким моряком, как начальник гребцов, и они оба это знали. И поэтому тойкарх и келевст придерживались взаимной вежливости.
В доке неподалеку строились пара крутобоких торговых судов и одно судно с корпусом, напоминавшим тело акулы, - оно, судя по виду, могло перегнать даже гемолию. Один из торговых кораблей был почти готов; плотники крепили жесткие ребра к уже готовой обшивке из досок, другие рабочие пропускали бронзовые шипы сквозь обшивку, чтобы прикрепить ее к шпангоуту. Стук их молотов разносился по всему городу.
На холмах над Кавном припали к земле мрачные каменные укрепления Имброса. Воины этой крепости служили Одноглазому Старику - таково было прозвище Антигона, завоевавшего Карию три года тому назад. Кавн все еще объявлял себя свободным и независимым полисом, однако в нынешние дни, когда генералы покойного Александра Македонского постоянно вели войны, пытаясь разделить между собой его огромную империю, такие заявления были по большей части пустым звуком.
Пока Соклей рассматривал верфь и холмы и размышлял о государственных делах, Менедем немедленно занялся решением насущных проблем. Как и многие другие эллины, он всегда носил за щекой несколько мелких монет и теперь, выплюнув обол на ладонь, спросил стоявшего на пирсе человека, не занятого швартовкой "Афродиты":
- Ты ведь знаешь проксена Родоса?
- Конечно. Это Киссид, сын Алексия, торговец оливками, - ответил житель Кавна.
- Верно. - Менедем швырнул местному маленькую серебряную монету и сказал ему название своего судна, а также назвал два имени - свое и Соклея. - Спроси проксена, сможет ли он приютить нас на ночь. Я дам тебе еще обол, когда вернешься с ответом.
- Договорились, товарищ.
Местный засунул обол за щеку и потрусил прочь.
Некоторое время спустя он вернулся вместе с толстопузым лысым человеком, чья голова сверкала так, будто он натирал ее оливковым маслом. Менедем дал посланцу второй обол, который исчез с такой же скоростью, как и первый.
- Радуйся. Я - Киссид, - сказал лысый. - Кто из вас кто?
- Я - Соклей, - ответил тойкарх "Афродиты".
Менедем тоже представился.
- Рад познакомиться, - проговорил Киссид, хотя тон его свидетельствовал об обратном.
Это обеспокоило Соклея: зачем же еще существует проксен, как не для того, чтобы помогать гражданам полиса, интересы которого он представляет в родном городе?
- Хотите, чтобы я вас приютил, так? - продолжал торговец оливками.
Нет, он вовсе не выглядел довольным.
- Если будешь так любезен, - ответил Соклей, гадая, уж не затаил ли Киссид в глубине души обиду на его отца или дядю.
Ни один из молодых людей прежде в глаза не видывал этого проксена. "И вроде бы Менедем никогда не пытался обольстить его жену", - с сарказмом подумал Соклей.
- Полагаю, я могу приютить вас, - ответил Киссид. - Но Гиппарх - командир гарнизона Антигона - не очень любит родосцев. Он всячески мешает оказывать им гостеприимство, очень мешает.
- Мы рады, что, несмотря на это, ты продолжаешь оставаться проксеном Родоса, почтеннейший, - вполне серьезно проговорил Соклей.
Его не прельщали ни ночевка на кишащем насекомыми, шумном, переполненном постоялом дворе, ни сон на твердой палубе юта.
- А что имеет офицер Одноглазого Старика против родосцев?
- А что тут удивительного? - ответил вопросом на вопрос Киссид. - Он думает, что ваш полис склоняется на сторону Птолемея.
Так и было на самом деле - почти. Учитывая, сколько египетского зерна проходило через Родос для последующей торговли по всему Эгейскому морю, их родному полису следовало дружить с Птолемеем. Тем не менее Соклей формально не солгал, ответив:
- Что за глупость. Мы нейтральны. Родосцы должны хранить нейтралитет, иначе одна из сторон завоюет нас в отместку за то, что мы поддерживаем другую.
- Мой двоюродный брат прав, - подтвердил Менедем.
Хотя они с Соклеем порой и препирались между собой, но против всего остального мира стояли плечом к плечу.
- Мы даже построили несколько судов для Антигона два или три года назад, - продолжал Менедем. - Разве сделали бы это, по-твоему, сторонники Птолемея?
- Вам не нужно убеждать меня, друзья мои, - заявил Киссид, - и вы уж точно не убедите Гиппарха, поскольку у того давно сложилось свое мнение на этот счет.
- У тебя будут неприятности, если ты пустишь нас переночевать? - спросил Соклей.
- Надеюсь, что нет, - уныло ответил проксен. - Но будут у меня неприятности или нет, мой долг как проксена Кавна на Родосе - помогать людям из города, интересы которого я представляю. Пойдемте со мной, почтеннейшие, и пусть мой дом будет вашим домом, пока вы в Кавне.
Прежде чем покинуть "Афродиту", Менедем убедился, что Диоклей оставил на ее борту как минимум полдюжины моряков.
- Мы ведь не обнаружим по возвращении, что у половины груза выросли ноги, а товаров и след простыл, а? - спросил Менедем.
- Вряд ли такое случится, шкипер, тем более что этой весной мы не везем павлинов, - ответил Диоклей.
- Да уж, павлинов у нас на борту нет. И мы - или, во всяком случае, я - вовсе по ним не скучаем, - заметил Соклей.
В прошлом году ему приходилось присматривать за птицами до тех пор, пока последних павлинов не продали в Сиракузах, и было бы преувеличением сказать, что тойкарх тогда наслаждался своими обязанностями.
"Если уж на то пошло, шумные, глупые птицы даже хуже моряков", - подумал Соклей - мысль, которой он предусмотрительно не поделился с начальником гребцов.
- Пойдемте, друзья, - настойчивей, чем раньше, повторил Киссид: наверное, торговец оливками не хотел, чтобы люди видели, как он болтается возле родосского судна. А вдруг осведомители донесут на него командиру гарнизона Одноглазого Старика?
Сойдя по трапу на причал, Соклей поблагодарил богиню удачи и остальных богов за то, что Родос и в самом деле свободен и независим и родосцам не приходится беспокоиться о такой ерунде.