Мне остается только надеяться, что моя гордыня не будет стоить жизни еще большему числу моих последователей.
Сказав это, Малькольм направился к выходу. Я позвала:
‑ Малькольм.
Он обернулся, и я спросила:
‑ Насколько это серьезно?
‑ Очень серьезно.
‑ Несколько часов будут иметь значение?
Он задумался на мгновение.
‑ Возможно. А почему вы спрашиваете?
‑ Сегодня я не увижусь с Жан‑Клодом. Хотела узнать, стоит ли звонить ему и ставить на уши.
‑ Да, вне всяких сомнений, стоит, ‑ нахмурился Малькольм. ‑ А почему вы не увидитесь с ним сегодня? Разве вы не живете вместе?
‑ Вообще‑то, нет. Я живу у него только половину недели или около того, но у меня есть собственный дом.
‑ Сегодня вы пойдете убивать кого‑то из моих родственников?
Я только головой покачала.
‑ Значит, будете поднимать кого‑то из моих совсем холодных братьев. Чей благословенный покой вы потревожите сегодня, Анита? Чей хладный труп поднимете ради того, чтобы кто‑то из живущих смог получить наследство, или ради утешения чьей‑то вдовы?
‑ Никаких зомби этой ночью, ‑ ответила я. Высказанное им отношение к зомби настолько меня удивило, что я даже не подумала обижаться. Никогда раньше не слышала, чтобы вампир признавал родство с зомби, гулями или кем‑то, кроме вампиров.
‑ Тогда что может удержать вас от объятий вашего мастера?
‑ У меня свидание, хотя вас это совершенно не касается.
‑ Свидание не с Жан‑Клодом и не с Ашером?
Я устало покачала головой.
‑ Тогда с вашим царем волков, Ричардом?
Мне пришлось снова отрицательно покачать головой.
‑ Так на кого ж вы променяли эту троицу, Анита? Ах да, царь леопардов, Мика.
‑ Снова мимо.
‑ Я поражен тому, что вы вообще отвечаете на мои вопросы.
‑ Я и сама себе поражаюсь. Наверное, я так поступаю потому, что вы продолжаете называть меня шлюхой, и оттого мне хочется почаще тыкать вас носом в доказательства.
‑ Того факта, что вы ‑ шлюха? ‑ вопрос этот он задал с ничего не выражающим лицом.
‑ Я знала, что у вас не получится, ‑ заявила я.
‑ Что не получится, миз Блейк?
‑ Быть вежливым достаточно долго для того, чтобы получить от меня помощь. Я так и знала, что стоит поднажать ‑ и вы снова станете злобным и придирчивым.
Малькольм склонил голову в легком поклоне.
‑ Я же говорил вам, миз Блейк: мой грех ‑ гордыня.
‑ А каков же мой грех?
‑ Вы хотите, чтобы я оскорбил вас, миз Блейк?
‑ Я просто хочу, чтобы вы это произнесли.
‑ Почему?
‑ Почему бы и нет?
‑ Очень хорошо. Ваш грех, миз Блейк ‑ вожделение, тот же грех, что и у вашего мастера со всеми его вампирами.
Я в который раз покачала головой и почувствовала, как мои губы растягиваются в той самой неприятной ухмылке. Глаза при этом оставались холодными, что обычно означало степень моего раздражения.
‑ Мой грех не в этом, Малькольм, вернее, этот не из самых близких и дорогих моему сердцу.
‑ А в чем же ваш грех, миз Блейк?
‑ Гнев, Малькольм, всего лишь гнев.
‑ Хотите сказать, что я вас разозлил?
‑ Я всегда зла, Малькольм; вы лишь даете мне мишень для моего гнева.
‑ А вы кому‑нибудь завидуете?
Я задумалась, потом мотнула головой:
‑ Нет, пожалуй. Нет.
‑ О лени даже спрашивать не стоит. Вы слишком много работаете для того, кто этому греху подвержен. Вы не жадны, и чревоугодие вам не свойственно. А как насчет гордыни?
‑ Бывает, ‑ честно призналась я.
‑ Итак, значит похоть, гнев и гордыня?
‑ Если кто‑то их считает, то, наверное так.
‑ О, уж кто‑нибудь да считает, миз Блейк, будьте уверены.
‑ Я тоже христианка, Малькольм.
‑ А верите в то, что попадете в рай?
Вопрос был настолько неожиданным, что я на автомате ответила:
‑ Я задумывалась об этом. Но моя вера все еще заставляет крест сиять.