Сказав об украшениях жены, Тимофей вдруг чуть не задохнулся от запоздалой мысли: "От ведь дурак! Можно же было только Танькины цацки продать, да и все…" Но мысль исчезла, как и пришла, потому что Васька с криком: "Да я же тебе, сволочь, морду разобью!" - кинулся на Тимоху, пытаясь ударить в зубы, но попал в грудь. Акундинов в долгу не остался, а съездил другу (теперь уже, положим, бывшему!) в ухо. Драку разнимали все, кто был в палате. Наконец, растащив драчунов, старший подьячий перевел дух и спросил:
- Ну а коли ты ожерелье-то продал, то деньги-то где?
- Так деньги-то я уже в дело вложил, - преспокойно ответил Акундинов. - Мы ведь с Васькой насчет склада говорили. Ну, на двадцать рублев я полсклада и купил. А на остальное - холстов разных, какие в Англии на парусину идут. Нельзя же перед гостем заморским да с голой задницей. А сукно, что англичанин привез, уже на том складе лежит. Думал - сегодня-завтра расторговывать буду! А холсты, что я купил, так их уже на подводы погрузили да увезли. А чего теперь драться-то? Я вот сам из дома все продал, чтобы денег выручить да сукна прикупить. Вон, стрельцы соврать не дадут, что дома у меня - хоть шаром покати!
Оба стрельца, с усмешкой наблюдавшие за перебранкой, кивнули. Тот, что постарше, заметил:
- Это правда! В доме у Тимохи только стол да скамейки.
- Ну, вот, - обиделся Акундинов. - А ты бы как хотел? В дело войти да не потратиться? Сукно вон на складе купеческом осталось - так сегодня как раз и хотел привезти. Задаток-то я за них уже уплатил, а теперь еще пятьдесят рублев внести, - пошелестел Тимоха увесистым кошельком, где оставались деньги… - Только, извини, Васятка, но эти деньги я за товар отдать должен! Негоже купца-то обманывать.
- Тимофей, да хватит врать-то! Христом Богом прошу! - не выдержав, заплакал Василий, схватившись за голову.
- Ну, Вася, ну ты уж прости меня, дурака, - с толикой раскаяния в голосе произнес Тимоха. - Ну, не углядел я, что ты выпивши был, когда ожерелье-то предлагал. Я ведь ежели бы знал, что пьяный ты, так ни в жисть бы его у тебя бы не взял! Так что, Никифор Кузьмич, - обратился Акундинов к приказному. - Не знаю я, чего же еще-то сказать? Все как на духу обсказал, все по правде. Потому как если хотел бы соврать, то так и сказал бы - видеть, мол, эти жемчуга не видел… А коли Васька не врет - так пусть бумагу покажет, за моей подписью. А я по-честному хочу, не отпираюсь. Да, взял я у него ожерелье…
- В общем, так, - подвел итоги старший подьячий. - Тут у вас сам черт ногу сломит. Кто прав, кто виноват…
- Никифор Кузьмич, - заверещал белугой Васька. - Вели к боярину идти! Пусть князь-боярин решит, кто прав, кто виноват.
- Эх, Вася, Вася, - укоризненно произнес старший подьячий. - А чего к нему идти-то? Он ведь тоже выслушает да и скажет - дурак, ты, Васька. Надо было бумагу составлять.
- Да на дыбу его да кнутом! - орал Василий. - Или пусть хотя бы оставшиеся деньги отдаст, что на поясе у него висят. К боярину!
- Васенька-то, соколик ты мой бестолковый, до середнего подьячего дослужился, а делов-то не ведаешь, что ли? - ласково сказал Никифор Кузьмич. - Тебя ведь, как жалобщика, первого на дыбу-то и подвешают. Доносчику-то да жалобщику - первый кнут… Не посмотрят, что в Разбойном приказе служишь. Он же не тать с большой дороги, чтобы я его своей-то властью на дыбу-то отправлял. Он, чай, такой же старшой, как и я. А что, если земляк твой даже после третьей крови да на своем будет стоять? Тогда что же - тебя в Сибирь за оговор? Али на плаху? Да и мне от боярина-то попадет.
- Никифор Кузьмич, - вмешался Тимофей. - Да не извольте беспокоиться. Ведь продадим мы сукно да холсты, будут у нас деньги. Васька на эти деньги десять таких ожерелий для бабы купит. Ну а ежели, - посмотрел Акундинов на Шпилькина чуть брезгливо, - так уж все плохо, то выкуплю я это ожерелье клятое да ему и верну. Денег где-нить перейму. Вели - пусть бумагу принесут, а уж я и расписку в том напишу.
Василий, услышав обещание, воспрял было духом, резво подскочил, тут же помчавшись к столу, за которым скучал писец. Схватив бумагу, сунул ее под нос Акундинова, но был остановлен своим старшим:
- Давай-ка, Василий, занимайся делом, - устало сказал вдруг Никифор, - сам кашу заварил - сам и расхлебывай. В Разбойном приказе татей ловят, а не счеты сводят между собой. А я уж думал, что и впрямь обманул тебя кто. Получается, сам дурак, а мужика виноватишь… Радуйся, что князь-боярин не слышал, а не то посадил бы он тебя на хлеб и воду да батогов бы приказал всыпать. Ладно, Тимофей Демидыч, - повернулся он к Акундинову, - не серчай. Сам понимаешь, мы ведь ушки-то на макушке должны держать…
- Спасибо тебе, Никифор Кузьмич, - поклонился Тимофей в пояс, как старшему. - Вижу, по справедливости да прозорливости твоей быть тебе дьяком! - Потом, обернувшись к Василию, вздохнул. - Ну чего же причитать-то? Я ж понимаю, супруга ругается. Ну да ничего, простит. А мне-то каково? Теперь вот и в дом-то к тебе прийти будет нельзя. Людка-то, небось, мне уж больше не то что жемчугов, так ничего и другого не даст.
Васька глухо зарычал и хотел опять кинуться на Акундинова, но был остановлен смеющимися стрельцами.
Уже на улице Костка, пританцовывая, восторженно сказал:
- Сам поверил, что ты сукном да холстами торговать собрался! Подумал даже - может, сиделец тебе в лавке понадобится? Или толмач нужен будет. Я, конечно, аглицкий-то плоховато знаю, но выучил бы… Как это у тебя ловко-то получилось? А я со страху-то чуть в штаны не наделал. Ну, куда теперь? В приказ?
- Чего я там забыл, в приказе-то?
- А куда же тогда?
- Сейчас домой пойду, а потом куда-нибудь из Москвы, далече. Только в дорогу нужно провианта прикупить - сухариков там, сала. Ну да епанчу еще новую, шапку да рукавицы. Ну, может, по мелочи чего. Ты-то со мной али как?
Какое-то время Костка шагал молча, не отвечая. Потом вздохнул:
- Да ну, куда же мне ехать-то? Да и зачем? Тебе-то годочков-то сколько? Двадцать седьмой пошел? Ну а мне уж на Николу сорок третий пойдет… Батька у меня старый да хворый. Не сегодня завтра помирать будет. Перед смертью, глядишь, простит меня да хозяйство-то свое и оставит…
- Вона! - с пониманием протянул Тимоха. - Хозяйство батькино держит… Понятно. А не боишься, что прихвостни Федотовы тебя разыскивать будут?
- Ну, чему быть, того не миновать, - философски ответил Конюхов. - Да и с меня-то взятки гладки. Ну, вызвал я их, и что? Все же видели, как я в кабак за водкой заходил. Так ить за водкой-то ходить не возбраняется. Так что знать я ничего не знаю, ведать не ведаю.
- На худой конец, - досказал за него Тимоха, - скажешь им правду: убил, мол, атамана да есаула евонного Тимка Акундинов, с него и спрашивайте, а я только их на улицу вызвал.
- Ну, может, и так, - не стал отпираться Костка. - Ну а коли зарежут меня шарлыганы-то энти, то, стало быть, судьба такая! Один хрен - когда-нибудь да помру. Только если я с тобой вместе пойду, так скорее помру!
- Точно, - поддакнул Акундинов и, заметив около своих ворот возок, принадлежавший боярину Патрикееву, ускорил шаг.